Сага - Бенаквиста Тонино - Страница 50

• Предыдущая
• 50/70
• Следующая

Матильда встает первой, обрывая тревожное молчание.

– Через двадцать минут я должна быть на вокзале Аустерлиц, мне пора на такси.

Она берется за сумку, давая другим сигнал к отправлению. Луи подхватывает свой багаж.

– Ну что, вскоре увидимся?

Никто не решается ответить. Все равно я должен был это спросить. Даже если я один в это верю.

– Приезжайте ко мне в Рим, если найдете время.

– Я дам вам знать, как только обоснуюсь в Лос-Анджелесе. Слова застревают в горле. Мы целуемся, снова и снова. Словно все разговоры, все пережитое, все наше прошлое и наше будущее потеряли значение.

В последний раз мы крепко обнимаем друг друга.

Они выходят из кафе в тот момент, когда звучит фуга Баха.

Проклятая «Сага»!

Вот мы и остались с тобой вдвоем.

Мои друзья только что ушли, а ночь обещает быть длинной. Первая летняя ночь.

Небо усеяно звездами, все окна распахнуты настежь, в холодильнике есть свежее пиво, друзья уже далеко, любимая женщина меня бросила, а я порядком набрался. Можно и похандрить.

Я отключаю телефон, иначе он будет трезвонить всю ночь, а я каждый раз буду надеяться, что это Шарлотта. И каждый раз испытывать разочарование. Если она вернулась, то пусть подождет еще одну ночь.

С тишиной приходит жара.

Вы все – порядочные мерзавцы, раз превратили меня в сироту. Сейчас четыре утра, ночь удивительно спокойна, словно ничего не произошло, словно никто не плакал над трупом «Саги». Я тоже не собираюсь ее оплакивать, эта дрянь бросила меня – меня, кто любил ее больше всех на свете, кто, как отец, наблюдал за тем, как она росла. Подохни, сука! Пусть девятнадцать миллионов потерянных душ скорбят о тебе, но мы – Луи, Матильда, Жером и я – не будем этого делать. Мы сшили тебе саван из самой черной материи, которую только нашли, настолько черной, что по сравнению с ней мрак сошел бы за белоснежные кружева на женском белье. Где мы раздобыли такие черные краски? Не могу сказать. Это не в нашем стиле. Нам пришлось обратиться к самым темным сторонам подсознания. Прислушаться к музам коварства и низости. Разбудить дремлющую в каждом из нас гиену.

Я высовываюсь из окна и пытаюсь распознать первые признаки хаоса.

Ничего.

Ни малейшего ветерка.

Коллективное самоубийство? Девятнадцать миллионов трупов на моей совести? Или все уже забыто и миру наплевать на случившееся?

Тем не менее я все еще помню, как вчера в полдень мы все сидели перед экраном, испытывая отвращение к своей жажде мести. Я уже видел эту 80-ю серию, настоящую, которую мы сделали под носом у Сегюре.

Благодаря Вильяму и его фокусам, мы сработали как ювелиры и фальшивомонетчики. Мы просмотрели десятки сохранившихся кадров, не использованных при монтаже, отобрали необходимые, наложили один на другой, смикшировали и терпеливо смонтировали, до конца оставшись хозяевами положения. Как только Сегюре мог подумать, что мы пойдем на поводу у такой посредственности, как он, и опозорим нашу «Сагу»? Вильям переписал старые эпизоды, сделал коллажи и даже ухитрился наложить новые диалоги на кадры, где речь шла совсем о другом. Это маленькое чудовище, которое мы, как безумные ученые, создавали ночью, в полнейшей тайне, было показано вчера вечером. Нам пришлось придумать сложнейший план, чтобы провести серию через технический контроль и чтобы ее признали годной к трансляции. Мы обращались к оккультным силам, проводили мозговую атаку вместе с дьяволом, чтобы обмануть бдительность великой машины, властвующей над воображением. А на прощание устроили маленький апокалипсис.

In cauda venenum 11.

Я должен еще раз посмотреть серию, посмотреть в полном одиночестве. Пока перематывается пленка, я лежу на диване со стаканом пива в руке. Пьяный. Мои друзья уехали. «Сага» скончалась. И правильно, пусть она лучше умрет от наших рук, чем продолжит жить в лапах Сегюре. Обычное преступление на почве страстей.

Вальтер готовит себе коктейль, сливая остатки напитков из бутылок, найденных в баре Френелей, и размешивая смесь пальцем. Каким он останется в памяти людей? Опустившимся алкоголиком? Жизнь – это маскарад, и алкоголь, слава Богу, иногда помогает нам сорвать с нее маску. Если искренняя фраза исходит из сердца, то алкоголь обостряет взгляд, и, напиваясь, мы издеваемся над смертью. Вот почему Вальтер снова не просыхает. После второго стакана он становится поэтом, а поэзия облагораживает. Но что будет завтра? Завтра будет новая выпивка, которая даст ему силы пережить ночь. А в один прекрасный день медленно угаснуть. Очень медленно. Безработный из Рубе усвоит этот урок.

Мария, наша маленькая любимая Мария, что стало с тобой? Я верил в твою независимость, в твою чистоту. Ты умела заботиться о родных, не забывая о себе, у тебя были мечты, и твой материнский инстинкт иногда уступал женскому началу, что делало тебя такой сильной. Такой милой. И вот ты вернулась в свое гнездо. Виноватая и уставшая. Вымаливающая взглядом прощение. Господи, до чего же грустная эта сцена! Матильда тебя не пощадила. Впервые ты стесняешься своих морщин и своих сорока пяти лет – сегодня ты выглядишь вдвое старше. Куда подевались все претенденты на твою руку, которые так из-за тебя мучились? Вальтер считает тебя проституткой, с которой даже не хочет сталкиваться на площадке, а Фред презирает тебя за грехи. Жизнь, к которой ты возвратилась, настолько бесцветна, что разочарует даже домохозяйку из Вара. Та, что мечтала, но не смогла последовать за прекрасным незнакомцем, смертельно возненавидит тебя за то, что ты вернулась. Другие будут называть тебя шлюхой. Ты этого не заслужила.

А где же Джонас, пытавшийся убедить всех, что благородный мститель, возможно, не умер? Ответ прост: любой человек в честном бою может открыть для себя, что он трус, и Джонас не исключение. Почему он должен разыгрывать из себя героя? Никто не рождается героем. Для Джонаса настало время признать, что у него одна жизнь и в ней есть место и компромиссам, и трусости. Кто осмелится его упрекнуть? У кого на это хватит бесстыдства? Только не у рыбака из Кемпера. Пусть герои выйдут вперед! И пусть сами отправятся на схватку с Ме-нендесом. Педро Менендес давно поджидает их. Жером здорово повесилился, сочиняя их разговор во время последней встречи. Когда Джонас сообщает Менендесу, что отказывается от борьбы, Педро даже испытывает жалость к своему вечному противнику. Джонас уходит в телохранители к Мордекаю, так как тот посулил ему золотые горы. Так всегда: деньги и героизм плохо ладят друг с другом.

Мордекай. Он, кто никогда не знал, что делать со своими деньгами, находит все же решение. С тех пор как ему сказали, что Добро и Зло уже не в почете, он взялся за чтение. Особенно за Библию и маркиза де Сада. Он потрясен красотой Екклесиаста, где каждый пассаж для него – откровение. Суета сует все суета! Внезапно он ясно понял, что значит потеря иллюзий. Ему открылась причина его разочарований. Остается одно: наслаждаться. Наслаждаться и наслаждаться, пока есть еще время, так как каждая минута приближает нас к вечности. Он устраивает безумные оргии, о кjторых прочел у Сада. Ищет в разврате наивысшее наслаждение. Тратит на это все свое состояние. А что думают об этом девятнадцать миллионов зрителей? Девятнадцать миллионов зрителей со своими желаниями и фантазиями, которые никогда не осуществятся? Мордекай решил пережить все за всех.

Тот, кто верит в любовь, верит и в ненависть. Поэтому никто не должен удивиться, что Милдред и Существо возненавидели друг друга столь же сильно, как когда-то любили. Матильда никому не позволила закончить за нее эту работу. Как всегда, она выполнила ее очень тщательно. Процесс распада пары показан настолько убедительно, что у меня даже пропало желание искать Шарлотту. Матильде хватило трех коротких сцен, чтобы уничтожить саму идею супружеского счастья. Вот это мастер! Даже Жером не способен на такую резкость. Милдред необычайно умна и придумывает изощренные моральные пытки. Существо, этот красавец-дикарь, не догадывается, что ему причиняют зло. Это в его характере. Такая страсть – мы понимаем это с первой же сцены – не может кончиться ни чем иным, как физическим устранением того или другого партнера. Однако Матильда решает пойти другим путем: прежде чем перейти к финалу, она показывает, каким адом может быть каждое мгновение. Жизнь любой пары – это длинная череда мгновений, а люди ведут себя как сообщающиеся сосуды, отравляя друг другу жизнь и лишая себя наслаждения.

• Предыдущая
• 50/70
• Следующая