Критическая Масса, 2006, № 4 - Журнал Критическая Масса - Страница 17
- Предыдущая
- 17/74
- Следующая
В «Чужой» материал вам известен досконально, а как с тюрьмой Абу-Граиб в упомянутом вами «Порно для патриотов»? Или вы и там бывали? Всегда ли вам обязательно видеть, чтобы петь?
Кузин нанял местного американского урку, который должен был адаптировать тюремные реалии, и еще пару человек, которые адаптировали к реалиям армейским. А все остальное… Увы, большой разницы нет, у нас или у них — только дайте понять жлобью, что им ничего не будет, если они немного развлекутся, посмеются над беспомощними людьми, ну, может быть, одного-двух немножко попытают или убъютЪ. То есть я, конечно, акын, но акын-путешественник, видел всякой сволочи достаточно, чтобы можно было интерполировать.
Могу предположить, что понятие профессионализма в литературе для вас лично не обладает ценностью, и вам не важно, закрепится ли за вами статус писателя в сознании более чем пяти-семи человек. Это так?
Профессионализм важен, но статус «профессиональный писатель», «профессиональный поэт»… Воображение рисует нам анекдотических персонажей, в беретах, с длинными волосами и безумным от алкоголя взглядомЪ, пишущих про цемент, подвиг майора ФСБ и сочиняющих поэму о корпоративном празднике в честь основания фирмы каким-то заграничным негодяем. Т. е. «написано профессионально» — это мне нравится, а «профессиональный писатель» — не совсем.
Кем вы ощущаете себя как автор — бесстрастным фиксатором, пусть и погруженным в происходящее, или все-таки отчасти моралистом? Возможны ли для вас всерьез такие, скажем, посылы: «это — жлобы», «это — хороший человек», «так поступать плохо, а так — хорошо»?
Не ощущаю себя ни бесстрастным фиксатором, ни отчасти моралистом. Рассказы или, допустим, та же «Чужая» — они представляются абсолютно аморальными, не раз уже это «выписывали» критики и комментаторы. Но дело в том, что они вполне моральны, просто написаны были не для всех. Вот я дал «Чужую» на рецензию в лагерь особого режима — он там в «Чужой» в конце описан — и дедушки, точнее, те из них, кто умеет читать, вынесли вердиктЪ: «Хорошая история, жизненная. ТАК И НАДО СУКЕ». Чему я несказанно рад. Разумеется, посылы «это жлоб», «так хорошо, а так плохо» для меня вполне возможны, более того — ими я руководствуюсь в повседневной жизни и творчестве. Но это не означает, что я хочу кого-то перевоспитать или указать в жизни дорогу. Я этой дороги сам толком не знаю, куда уж указывать. Просто рассказываю историю максимально правдоподобно, а мораль — она сама себя проявит, хоть узкокорпоративная, хоть христианская. Она вообще, эта мораль, исключительно юркая сущность — пролезет в любую дырочку, потому что без морали никакое более-менее долгоживущее объединение граждан жить не может, съедают друг друга, а я ведь именно о гражданах пишу, а не о родной природе.
В «Чужой» человека, которому подчиняются пацаны, зовут Рашпиль. Это слово в качестве имени бандита есть в давней повести Юрия Коваля «Приключения Васи Куролесова», а еще был фильм, где Рашпиля играл Лев Дуров. Это совпадение?
Никакого Васи Куролесова я не знаю и знать не желаю, что-то помню смутно, каких-то псов в мешке. Рашпиль — именно Рашпиль из-за характера и из-за шрамов на лице. Совпадение чистой воды.
Проза и сценарно-драматические вещи — это для вас два принципиально разных способа писания или вы их для себя не разделяете? Как вы решаете, будет ли сейчас пьеса или рассказ? Или это происходит спонтанно?
Я не разделяю прозу и драматургию. А рассказ получится или пьеса — зависит от того, сколько интересных диалогов можно задействовать без вреда для тела текста. Если много — получается пьеса, если герои мычат — то, соответственно…
Какова ваша самоидентификация сейчас? В смысле — как бы вы себя назвали одним-двумя-тремя словами?
Если назвать себя одним словом, то я бы выбрал слово «пенсионер», если двумя — «работающий пенсионер».
Как вы начали писать? Скажем так: когда и как вы поняли, что можете и будете не просто что-то записывать, а этим заниматься?
Лет пять назад я получил от государства выговор, причем там было поражение в правах — в частности, следовало после восьми вечера быть дома. И проверяли, потому что, по мнению одной ветви власти, другая ветвь со мной обошлась слишком мягко. Ходили, проверяли, короче — «плели лапти», опять упаковать. Тут семья, я их давненько не видел, жена дизайнер, у нее был компьютер, стал нажимать на клавиши, вспоминать буквы, а потом решил вспомнить сочинительство, я когда-то писал в самиздат, в перестройку, в 88-м, кажется, до 90-го. Потом подключился к интернету, и вуаля. А то, что я буду этим заниматься… Дело в том, что чем бы я ни захотел заняться — у меня всегда получается. Трезво оцениваю свои шансы и то, что не получится, — сразу отметаю, «лишнего не прошу» от жизни. Например, заниматься писанием в советское время я бы не стал — заведомо не получилось бы, а к карьере диссидента я как-то не готов был.
А что писали в самиздат?
Рокенрол. Субкультура. Контркультура. Панки. Хотел написать «хуянки», но решил, что это неформатЪ. Фанзины. У Кушнира (не знаю, насколько он сейчас известен, но он очень хорошо исследовал тему рок— и около-самиздата, перестроечного и частично доперестроечного, он московский деятель культуры) есть неплохая книга «Золотое подполье»1 — там можно ознакомиться, у меня текстов тех, разумеется, нет. Но вот самую короткую рецензию на первый концерт Бориса Гребенщикова в Киеве я помню: «При ближайшем рассмотрении Бог оказался рыжеватым евреем среднихЪ лет». До сих пор горд.
Все Ваши вещи, известные мне — о прошлом. А о настоящем, о 2000-х пишете?
Пишу, в ЖЖ есть, короткие совсем сценки, зарисовки — готовлюсь написать что-нибудь более-менее серьезное, больше чем на полстраницы, страниц на десять. Про Пата и Паташона, можно набрать в поисковом окне, у меня в ЖЖ в юзинфо, и выскочит несколько.
Роман могли бы написать?
Мог бы, если бы был договор с издательством и т. д. Роман — это много работы, нужно сосредоточиться, все бросить остальное, халтурить не хочу — чего-то душа не принимает такой способ заработка, стыдно. Все-таки я литературоцентричный гражданин, советский, уважаю русскую (даже не знаю как в моем случае — русскоязычную, что ли) литературу. То есть — перешагнуть через свою нелюбовь много писать могу, но только зная, что это нужно кому-то, хотя бы увидит свет. Так как-то.
Ваши рассказы, отобранные для «Критической Массы», написаны как бы в жанре «воспоминания». Это не совсем «акынский» подход — скорее былинный. Впечатление такое, что вы «со своей стороны» последовательно воссоздаете картину эпохи. Как хотите, но вы — просто летописец на ниве малой прозы…
Насчет летописаний… Ну было, я и Нестеренко-то придумал, как Нестора летописца… Но я не претендую на какое-то серьезное исследование вроде «истории махновского движения» и т. д. Вспоминаю себя, вспоминаю, какие у меня тогда были взгляды, какие были взгляды у других, кто как БЫ поступил в какой ситуации. Выделяю БЫ, потому что настоящих событий я не описываю по понятным причинам (срока давности еще не истекли и не все герои умерли). Я все же придумываю много, а вот то, что воспринимается как летопись, достоверно — это мне плюс, или как говорят некоторые люди — «считается».
Насколько я понял, важным моментом было подключение к Интернету. Это было важно только в плане обнародования текстов или для самого сочинительства сетевая среда сыграла какую-то роль?
Тексты нескольких рассказов были написаны сразу по подключению к сети — когда я узнал, куда можно чего-нибудь вывесить. Сеть сыграла большую роль во включении неработавших ранее участков головного мозга. А среда свою роль сыграла, конечно — общение очень важный фактор. Общение с теми людьми, у которых можно чего-нить почерпнуть, поскольку в обычной жизни их встретить сложно, и даже в Телевизоре они не бывают.
- Предыдущая
- 17/74
- Следующая
