Ребята с Голубиной пади - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая

— Ешь! Сам ловил. Это, наверное, у тебя от голода голова кружится.

— Я, правда, есть не хочу. У меня голова болит, они меня били по голове.

— Поешь, и пройдет. Ну, пожалуйста!

— Тебя как звать? — спросил Сун, принимая чашку.

— Левка.

— Спасибо, Левка! Только ты тоже кушай.

— Я-то? Я, брат, сыт. Смотреть даже не могу на нее, — соврал Левка, хотя сильно проголодался. — Ну, разве за компанию. — Левка взял самую маленькую жареную рыбку, отщипнул от ломтя немного хлеба, а остальное отдал Суну.

Сун съел все до капельки и начисто вытер мякишем чашку.

— Ты, что же, опять к ним пойдешь? — спросил Левка, завязывая чашку в платок.

Глаза Суна сверкнули.

— Нет! Я никогда больше не пойду к ним. Они шибко плохие люди, — взволнованно заговорил он, дополняя слова быстрыми жестами. — Я год у них работал. Все делал. Солнца еще нет — Сун встает. Солнце давно спит — Сун еще работает. А сегодня этот хунхуз…

— Игорь, что ли?

— Да. Он хотел украсть деньги у своего отца и разбил вазу, а сказал: «Сун разбил». Я сказал: «Это он разбил!» Дядюшка Ван Фу тоже говорит: «Неправда, Сун не бил вазу!» Хозяин ударил дядюшку. Игорь и эти еще двое стали меня выгонять… Бить… Мы бы и так ушли с дядюшкой Ван Фу, если бы они отдали наши деньги. Мы совсем ничего не получали.

— Где же твой дядюшка?

— Нет, он не мой дядюшка! Я просто его так зову. Он очень хороший. Это его хозяин палкой ударил.

— Ну, а он стерпел?

— Нет! Я видел, как они с хозяином дрались…

— Жалко, мало мы им дали! Но ничего, мы еще с ними встретимся! А теперь пошли к нам домой! А завтра пойдем в порт. Я там знаю одного товарища из молодежного союза, он тебе поможет рассчитаться с этими буржуями. Про дядюшку тоже разузнаем. Это им так не пройдет. Сейчас не такое время, чтобы рабочих палками бить! — Левка встал. — Пошли, Сун, что ли!

По дороге Сун рассказал Левке о своей короткой, но полной горя и обид жизни. Он не помнил родных. Мать и отец умерли, когда ему было два года. Воспитывался он до шести лет у дяди, а потом попал к бродячим артистам. Через год хозяин цирка разорился и продал Суна ресторатору на пассажирский пароход. Этот пароход ходил в Нью-Йорк, Токио, потом стал совершать рейсы между Шанхаем и Владивостоком. Во Владивостоке Сун заболел и попал в портовую больницу, а потом к Корецким.

— Ты и в цирке был? — удивился Левка, выслушав рассказ Суна.

В подтверждение своих слов Сун прыгнул на выступ скалы и сделал стойку на руках над самым обрывом.

— Ой, упадешь! — Левка схватил гимнаста и поставил его на ноги.

Мальчики пошли в Голубиную падь. Здесь, у станции почтовых голубей, от которой получил свое название поселок, они встретили ватагу ребят во главе с Колей Воробьевым.

Левка познакомил ребят с Суном, коротко рассказал его историю и красочно описал бой со скаутами.

Коля расправил плечи:

— Эх, жалко, нас не было!..

— И еще, ребята, кого я сегодня встретил! — Левка стал рассказывать о Соловьеве, о Союзе молодежи, о своей неудаче с записью и предложил: — Пошли завтра все!

— Им завтра нельзя, — ответил Коля за всю ватагу и объяснил: — Они идут в порт насыпать в мешки соль.

— А ты почему отстаешь?

Коля показал на свои босые ноги:

— Отец ботинки не дает: не в чем, говорит, зимой будет в школу ходить. А без ботинок ноги не терпят. Соль разъест. Помнишь, в прошлый раз неделю ходить не мог.

— Тогда пошли с нами: запишемся в Союз молодежи, а потом и ребят запишем.

— Есть! — лихо ответил Коля.

— Теперь ты никого не бойся! Вся Голубинка за тебя, — сказал Левка Суну, когда они, простившись с ребятами, пошли дальше.

— А вот и наш дом! — Левка открыл калитку, служившую когда-то дверью корабельной каюты.

— Мама, это Сун, — проговорил Левка, входя на кухню. — Его Корецкие чуть до смерти не замучили.

— Господи боже ты мой, за что же это они тебя?

Сун прочитал такое участие в глазах женщины, что невольно подался вперед.

— Бедный ты мой! Есть, поди, хочешь?

— Спасибо. Я уже ел.

— Без разговоров. Умывайтесь — и за стол.

После обеда Левка читал вслух матери и Суну рассказы Горького.

Первый раз за всю свою жизнь Сун находился среди людей, которые смотрели на него с участием и любовью. Мальчику казалось, что все это ему снится, и он сидел, боясь пошевелиться и прогнать этот сон.

В маленькую столовую, где проходило чтение, неслышно ступая босыми ногами, вошла девочка и села возле Левкиной матери. Сун уловил на себе любопытный взгляд больших серых глаз. Девочка встала из-за стола, когда Левка закрыл книгу.

— Ну, до свидания, — сказала она и, как старому знакомому, кивнула Суну.

— Это Наташа, Колькина сестра, — сказал Левка, когда девочка ушла. — Она у нас всеми девчонками верховодит и даже вместе с нами на скаутов ходит. Ух, и молодчина! А как задачки решает! Всего два года училась в школе, а за Кольку уроки делает.

— Хорошая девочка, — похвалила и мать.

Мальчики легли спать на одной кровати. Ночью чутко спавший Левка услышал легкие шаги матери, грузную поступь отца и деда. Шаги замерли у постели мальчиков. Почувствовав на лице свет от лампы, Левка только еще плотней закрыл глаза.

— Видно, не сладко жилось парню у господ! — взволнованно проговорил отец.

— Да уж! — глубоко вздохнула мать.

— Вызволять надо парня из беды. А пока пусть поживет у нас. Не объест,

— прогудел дедушка, и все трое отошли, стараясь не скрипеть половицами.

Левка улыбнулся, подложил руку под щеку и крепко уснул.

Утром, по обыкновению, Сун проснулся очень рано. Вскочив с постели, он с испугом оглядел незнакомую Комнату и, вспомнив все, снова прилег рядом с Левкой. Но заснуть он больше не мог. С каким трудом каждое утро Сун поднимался со своего жесткого тюфяка у Корецких на кухне! Тогда ему казалось необыкновенным и несбыточным счастьем поспать лишний часок, а вот сейчас, когда он мог, наконец, вволю выспаться, сна как не бывало. Сун прислушивался к мерному дыханию Левки, тиканью ходиков и думал, думал, стараясь представить себе, как он будет жить, что он будет делать у своих новых друзей.

Из щелей оконных ставен юркнули на одеяло солнечные лучи. В них весело заплясали пылинки. Левка зажмурился, засопел и рывком натянул на голову одеяло. В кухне зашумел примус, раздались осторожные шаги и приглушенные голоса. Потом было слышно, как на веранде пили чай и как несколько раз звякнула щеколда калитки. Сун снова чуть было не заснул, но кто-то с силой начал бить в стену. Сун вскочил, пошел на веранду. Удары прекратились. На веранде на столе, застланном голубой клеенкой, стоял чайник, тарелка с хлебом, яйца, масло, накрытые от мух марлей, и лежала записка.

Сун с волнением глядел на записку: нет ли в ней чего-нибудь и о нем? Может быть, ему опять придется идти с поклоном к Корецкому? Но Сун отогнал эту мысль: если даже придется умереть с голоду, он не пойдет больше к этим ненавистным ему людям. Пораздумав, Сун сделал такой вывод: если бы в записке решалась его судьба, то записку не оставили бы открытой на столе: ведь взрослые не знают, что он не умеет читать… «Наверное, мужчины ушли в порт на работу, а мама — на базар. А в записке написали, что мальчикам делать. Что мне делать», — поправился Сун.

Все стало ясно для Суна. Надо, не дожидаясь пробуждения Левки, поскорее приняться за работу. Подмести двор, наколоть дров. Сун на цыпочках вернулся в комнату, надел свои стоптанные туфли и хотел было уже уходить, как увидел, что из-под табуретки выглядывают пыльные ботинки Левки. Сун взял ботинки и вышел из комнаты.

Сун работал с необыкновенным усердием: вычистил Левке ботинки, подмел небольшой дворик, наколол дров и уже взял ведра, чтобы наносить в кадку воды, как в дверях появился Левка с ярко начищенными ботинками в руках.

— С добрым утром! — Левка зевнул. — Кто это мне так ботинки надраил?

• Предыдущая
• 9/48
• Следующая