Умереть в Италбаре - Желязны Роджер Джозеф - Страница 12
- Предыдущая
- 12/37
- Следующая
Она повернула своего скакуна и направила его по тропинке, что вела средь холмов к другому берегу полуострова.
День был юн, и ее сердце пело от тех недавних новостей с Бланчена.
Хейдель выпил одну полную флягу воды и половину другой. Влажная послеполуночная тьма окутывала его лагерь. Он перевернулся на спину и заложил руки за голову, вглядываясь в небеса. Все недавно происшедшее казалось таким далеким. Каждый раз, когда он пробуждался от сна в состоянии комы, возникало ощущение будто он начал новую жизнь, события прежних дней казались как холодное, ровное прошлогоднее письмо, недавно вынутое из пустого, затерявшегося ящика. Это чувство пройдет через час или около того, он знал.
Падающая звезда пересекла светлые небеса и он улыбнулся. Предвестница моего финального дня на Кличе, сказал сам себе. Справился по своему мерцающему хроно в подтверждении времени. Да, его слипающиеся глаза не ошибались. Еще часы остаются до рассвета.
Он протер глаза и мысленно вернулся к ее красе. Она казалась такой тихой на этот раз. Хотя он редко запоминал слова, казалось, что некоторые из них остались в памяти. Была ли это печаль, что сопутствует нежности? Он вспоминал руку над бровью и что-то влажное, что катилось по щеке.
Хейдель помотал головой и засмеялся. Действительно он сумасшедший, как и предполагал тогда в той странтрианской гробнице? Считать ее за подлинную это акт сумасшествия.
С одной стороны…
С другой… В любом случае, как ты объяснишь повторяющийся сон? Наваждение, которое упорно продолжается? Не сон, в полном смысле этого слова. Только основы и положения. Диалоги меняются, тональности смещаются. Но каждый раз у него возникает чувство любви и силы, посреди мира. Возможно, он должен был увидеться с психиатром. Если хочет, чтобы ему все выложили напрямик. Но он решил, что не хочет. Да, действительно. Проводя большую часть времени в одиночестве, кому желать ему вреда? Возбуждаясь, когда имел дело с другими, он не оказывался под их влиянием. Они давали комфорт и отвлекали его внимание. Почему уничтожено последнее из невинных удовольствий жизни? Тут, кажется, нет прогрессирующего расстройства.
Так он лежал несколько часов. Его думы были устремлены в будущее. Он наблюдал как небо светлело и одна за одной гасли звезды. У него было любопытство к происходящему на других мирах. Довольно долго он находился вдали от Центральных Новостей.
Когда восход расколол мир надвое, он поднялся, отряхнулся, привел в порядок волосы и бороду, оделся. Затем позавтракал, уложил свои принадлежности, закинул тюк за спину и направился вниз с холма.
Полчаса спустя он уже шагал по предместьям города.
Пересекая улицу, Хейдель услышал колокол, звенящий на одной и той же все более и более высокой ноте.
– Смерть, – сказал он себе, – похоронная процессия. И продолжал свой путь.
Затем он услышал сирены. Но все продолжал идти не думая об их источнике.
Он подошел к хранилищу, где ужинал несколькими днями ранее. Оно было закрыто и черные памятки качались над дверью.
Он удалился, вдруг всплыла неясная тревога, вдруг закралось ощущение худшего, известное ему ранее.
Он ожидал процессию, которая должна миновать угол, где он стоял. Громыхающий катафалк, освещенный огнями.
«Они еще хоронят умерших здесь», – отметил он; и, – «Не об этом я думаю. Простая смерть, обычная смерть… Кого я пытаюсь дурачить?»
Он пошел дальше, и человек пересек его путь и плюнул.
Опять? Чем я становлюсь?
Он проходил по улицам, направляясь к аэродрому.
«Если я несу ответственность, как они могли узнать так скоро?» – стоял мучительный вопрос.
Они не могли, не с такой уверенностью…
Но затем он понял, как они узнали. Что? Прикосновение бога запало в их умы. Взаимный страх преобладает над благоговением. Он оставался слишком долго, в тот день, век назад. Теперь каждый момент удовольствия испарялся, вытекал, уменьшался с каждым ударом колокола. Каждое новое мгновение здесь, в этом месте, вставало преградой между ним и удовольствием.
Хейдель продвигался вдоль улицы, держась правой стороны.
Маленький мальчик обратил на него внимание:
– Он там! – раздался крик. – Это Х.!
Он не смог отрицать – но тон породил у него желание схватить свой автомобиль на воздушной подушке, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.
Он продолжал идти и мальчик – с несколькими взрослыми – последовал за ним.
«Но она жива», – была его мысль, – «Я оставил ее жить…»
Большая победа.
Он прошел мимо аппарата ремонтников у магазина, люди в голубых униформах сидели у здания. Их подставки покачивались у стены. Ремонтники не двигались. Они сидели, курили и молча вглядывались в Хейделя, когда тот проходил мимо.
Колокола продолжали звонить. Люди выходили из дверей и останавливались, чтобы взглянуть на него, идущего по улицам.
«Я оставался слишком долго», – решил он, – «И это не так, будто я хотел пожать руку каждого. Я никогда не сталкивался с такой проблемой в крупном городе. Они гоняли меня в контролируемых роботами блоках, которые впоследствии стерилизовали; я находился под их полной опекой, и все также стерилизовалось впоследствии. Я видел только ограниченное число людей, сразу после катарсиса; и я уходил по дороге, по которой прибыл. Прошли годы с тех пор как я посетил небольшой город с такой же миссией, как эта. Я проявил беззаботность. И все это привело к поражению. Все было бы хорошо, если бы я не оставался так долго, втянувшись в разговор после ужина. Все было бы хорошо. Я проявил беззаботность.»
Он увидел гроб на катафалке. А за углом ждал другой.
«Но ведь это не чума… еще? – решил он. – При ней люди начинают сжигать тела. Они не остаются на улицах.»
Он оглянулся, по звукам уже зная, что это то, что он должен увидеть.
Отдельных фигур, следовавших за ним, набралось около дюжины. Он уже не оглядывался. Среди коротких реплик, которые они бросали, слышна была «Х.», произнесенная несколько раз.
Аппараты, проносившиеся мимо, замедляли ход. Он не смотрел на них сознательно, хотя, казалось, множество глаз изучали его.
Он достиг центра города, шагая вдоль небольшого сквера, расположенного здесь со статуей какого-то местного героя, в зелени в центре.
Он слышал, как кто-то позвал на языке, которого Хейдель не понял. Он заторопился и теперь звуки за спиной, как на футболе, стали более отчетливы, так, будто толпа росла.
«Что за слова они говорят?» – настойчиво мелькал вопрос.
Он прошел церковь и звук ее колоколов вблизи был нестерпим. Сквозь него прорывались проклятия, выкрикиваемые женщиной.
Прикосновение лихорадки вырисовывалось все более отчетливо. Солнце выплескивало изумительный день, но он больше не находил удовольствия в этом бытие.
Он повернул вправо и направился к полю, что находилось в трех четвертях мили. Теперь их голоса стали громче, еще не прямо обращаясь, но разговаривая о нем. И слышно было не однажды произнесенное слово «убийца».
Он торопился и видел лица в окнах. Слышал проклятия, несущиеся в спину. Нет, не дело убегать. Он пересек улицу и аппарат подплыл к нему, но затем стремительно унесся. Хейдель услышал скрипучий крик птицы, вопящей из-под карниза дома, мимо которого он проходил.
Он это сделал, они знали. Люди умерли и след тянется за ним. В другой раз он был бы героем. Сейчас – преступник. О эта проклятая примитивная аура суеверия, что покрывала город! Все те упоминания бога, талисманы, чары удачи – они добавили того, того, что заставило его прибавить шаг. Теперь на их улицах он ощущал, что ассоциируется с демоном в большей мере, чем с богом.
…Если бы только он не задержался так долго после ужина, если бы убегал от прохожих…
«Я был одинок», – сказал он сам себе. – «Если бы я был также осторожен как и в прежние дни, этого можно было бы избежать, инфекция не распространилась бы. Я был одинок.»
Он слышал как кто-то окликнул. – «Х.!» – Но не обернулся.
- Предыдущая
- 12/37
- Следующая
