Рыцарь Отражения - Желязны Роджер Джозеф - Страница 26
- Предыдущая
- 26/67
- Следующая
— Я сын Корвина, — ответил я ему, — а ты… хотя как это может быть… предатель Бранд.
— Точно, так меня зовут, — сказал он, — но я не предавал того, во что верил, ни разу.
— Это вопрос твоего честолюбия, — сказал я. — Но ведь твой дом, твоя семья и силы Порядка всегда были безразличны тебе, да?
Он засопел.
— С нахальным щенком я не стану спорить.
— У меня тоже нет никакого желания спорить с тобой. И, что еще хуже, твой сын Ринальдо, похоже, мой лучший друг.
Повернувшись к нему спиной, я направился дальше. Мне на плечо упала его рука.
— Погоди! — сказал он. — О чем ты говоришь? Ринальдо — просто мальчишка.
— Неверно, — ответил я. — Мы с ним почти ровесники.
Он убрал руку, и я обернулся. Бранд выронил сигарету, и та, дымясь, лежала на тропинке, а чашу он перенес в руку окутанную мраком. Он потирал лоб.
— Значит, в главных отражениях прошло столько времени — заметил он.
По какому-то капризу я достал Козыри, вытащил козырь Люка и протянул ему так, чтоб он видел.
— Вот Ринальдо, — сказал я.
Он потянулся к карте и по какой-то непонятной причине я позволил ему взять ее. Он долго и пристально смотрел на нее.
— Здесь связь через Козыри, похоже, не срабатывает, — сообщил я.
Он поднял глаза, покачал головой и протянул карту обратно мне.
— Нет, не должна, — заметил он.
— Как… он?
— Ты знаешь, что он убил Каина, чтоб отомстить за тебя?
— Нет, я не знал. Но меньшего я от него и не ждал.
— На самом-то деле ты не Бранд, правда?
Он закинул голову и расхохотался.
— Я Бранд до мозга костей. Но не тот Бранд, с которым ты мог быть знаком. Остальная информация тебе дорого обойдется.
— Сколько же стоит узнать, что ты такое на самом деле? — спросил я, пряча карты.
Держа чашу перед собой двумя руками, он поднял ее, словно чашу для милостыни.
— Немного твоей крови, — сказал он.
— Ты стал вампиром?
— Нет, я — лабиринтов призрак, — ответил он. — Дай мне крови, и я объясню.
— Ладно, — сказал я. — И пусть лучше это будет хорошая история, — тут я вытащил свой кинжал и проколол запястье, протянув его над чашей.
Как из опрокинутой масляной лампы, из руки вырвались языки пламени. Конечно, на самом деле в моих жилах течет вовсе не пламя. Но в определенных краях кровь хаоситов делается очень летучей, а это место было явно из таких.
Пламя хлынуло вперед, наполовину в чашу, наполовину мимо, расплескавшись по его руке и предплечью. Он взвизгнул и как будто съежился. Я шагнул назад, а он превратился в водоворот — не сказать, чтобы он отличался от тех смерчей, которые я наблюдал после жертвоприношений, только он был огненным. Водоворот с ревом поднялся в небо и через мгновение исчез, оставив меня ошарашенно таращить глаза наверх, зажимая дымящееся запястье.
— УХОД… Э-Э… ЖИВОПИСНЫЙ, — заметил Фракир.
— Семейная особенность, — объяснил я, — и, кстати об уходах…
Я прошагал мимо камня, отбыв из кольца. Его снова заполнила тьма, еще более глубокая. Зато моя тропинка, казалось, обозначилась ярче. Увидев, что запястье перестало дымиться, я отпустил его.
Тогда, одержимый мыслью убраться прочь от этого места, я перешел на спортивную ходьбу. Оглянувшись немного погодя, стоящих камней я больше не увидел. Там был только бледный, тающий водоворот, который поднимался все выше, выше, пока не исчез.
Я все шел и шел, и тропа постепенно пошла под горку, и вот уже оказалось, что я легкой походкой, вприпрыжку сбегаю с холма. Тропинка яркой лентой бежала вниз, теряясь из вида далеко впереди. И все-таки увидев, что не так далеко от нее отделяется вторая светящаяся линия, я был озадачен. Обе дорожки быстро пропадали справа и слева от меня.
— Относительно перекрестков есть какие-нибудь особые указания? — спросил я.
— ПОКА НЕТ, — отозвался Фракир. — ВИДНО, ЭТО МЕСТО, ГДЕ НАДО БУДЕТ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЕ, НО, ПОКА НЕ ПОПАДЕШЬ ТУДА, НИКАК НЕ УЗНАЕШЬ, ОТ ЧЕГО ТАНЦЕВАТЬ.
Внизу расстилалась пустынная с виду сумрачная равнина, кое-где попадались отдельные светлые точки — некоторые горели ровно, другие то разгорались, то тускнели, и все они были неподвижны. Однако, кроме двух дорожек — моей и той, что отделялась от нее, — иных путей не было. Слышны были лишь мои шаги и мое дыхание. Не было ни ветра, ни особенных запахов, а климат был столь мягким, что не требовал внимания. С обеих сторон снова появились темные силуэты, но у меня не было желания их исследовать. Все, чего мне хотелось, — это покончить с тем, что творится, выбраться отсюда к чертовой матери и как можно скорее заняться собственными делами.
Потом по обе стороны от дороги с неодинаковыми интервалами стали появляться туманные пятна света. Колеблющиеся, исходящие ниоткуда, испещренные пятнами, они то вдруг возникали, то пропадали. Как будто вдоль дороги висели пятнистые газовые занавеси. Но сперва я не останавливался, чтобы их исследовать — я дождался, чтобы темные зоны стали попадаться все реже и реже, замещаясь тенями, в которых можно было различить все больше и больше. Контуры, словно началась настройка, прояснялись, обнаруживая знакомые предметы: стулья, столы, машины на стоянке, витрины магазинов. Наконец эти картины принялись окрашиваться в бледные цвета.
Перед одной я задержался и внимательно посмотрел на нее. Это был красный шевроле 57 года выпуска, в снегу, припаркованный на обочине знакомого с виду шоссе. Я приблизился и протянул к нему руку.
Попав в тусклый свет, моя левая рука исчезла по плечо. Вытянув пальцы, я дотронулся до машины. Ответом было смутное ощущение контакта и легкий холодок. Тогда, махнув рукой вправо, я сбросил немного снега. Когда я вытащил руку, она была в снегу. Перспектива немедленно окрасилась в черное.
— Я нарочно полез туда левой рукой, — сказал я, — потому что там на запястье ты. Что там было?
— БОЛЬШОЕ СПАСИБО. ВРОДЕ БЫ КРАСНАЯ МАШИНА, А НА НЕЙ СНЕГ.
— Это они воспроизвели кое-что, что выудили из моей памяти. Это картина Полли Джексон, которую я купил, увеличенная до натуральной величины.
— ТОГДА ДЕЛО ПЛОХО, МЕРЛЬ. Я НЕ РАСПОЗНАЛ, ЧТО ЭТО — КОНСТРУКЦИЯ.
— Выводы?
— КТО БЫ ЭТО НИ СДЕЛАЛ, У НЕГО ПОЛУЧАЕТСЯ ВСЕ ЛУЧШЕ… ИЛИ ОН СТАНОВИТСЯ ВСЕ СИЛЬНЕЕ. ИЛИ И ТО, И ДРУГОЕ.
- Предыдущая
- 26/67
- Следующая
