Отстрел невест - Белянин Андрей Олегович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/55
- Следующая
– С какими соседями?! – едва ли не в голос возопил Филимон Митрофанович, но осёкся и вновь перешёл на драматический полушёпот: – Соседи-то у нас под боком сидят, а вот до Африки энтой, как до Луны, тока лесом! Гости заграничные вот-вот бунт объявят, оскорбительно для них чернокожую царицу на троне русском видеть. Войной пойдут!
– А вот это уже неприкрытый расизм, – вяло отметил я. Хотя на самом деле гороховский выбор даже меня шарахнул по голове – не зря, выходит, он её без свидетелей допрашивал. И выгораживал потом тоже не зря… Лихо гражданочка Тамтамба Мумумба окрутила нашего царя-батюшку! Он, конечно, натура романтическая, но не до такой же степени…
– Сделай божескую милость! Не за себя прошу – всё государство на корню пропадает… Христом-господом клянусь впредь твою милицию не материть прилюдно! Свечи кажный день ставить буду… не выдай, родимый!
– Стоп, это уже перебор. – Дьяк полез с объятиями, слезами и поцелуями, а меня сегодня уже дважды тошнило. – Я поговорю с царём. Для этого и пришёл, но заранее обещать ничего не буду. А теперь пропустите, пожалуйста.
Груздев отвалил от меня с чувством выполненного гражданского долга – отечество можно считать спасённым! Я немедленно поднялся в гороховские покои и попросил доложить. Меня ждали.
– Заходи, Никита Иванович, друг сердешный! А ну, подать сюда водки для нас с участковым!! Садись да слушай, ибо радость у меня великая – женюсь!!!
Я молча присел на скамеечку. Ну, весь внимание…
Он говорил и говорил, не прерываясь и захлёбываясь от возбуждения. Глаза горят, усы топорщатся, борода дрожит, уши красные, и порет такую чушь… аж стыдно за него. Мужика прямо-таки перемкнуло на экзотике. Русские девки, татарки, половчанки, полячки, болгарки и даже немки у него были, а вот негритянки – нет! Видите ли, теперь ему без чернокожей красавицы в постели и жизнь не мила… А сколько фактов привёл, объяснений разных, логикой торжествующей так и припечатывал каждую фразу. Я с ним не спорил. Мне по большому счёту вообще всё равно, кто рядом с ним на троне сидеть будет. Хотя, честно говоря, как-то не очень представлял агрессивную африканочку в кокошнике и длинном сарафане под берёзкой с лукошком в руках…
– Значит, такая большая любовь?
– Кудыть те любовь… Страсть! – Не в силах сдерживать чувства, Горох бегал взад-вперёд по кабинету. Чувства и в самом деле выглядели чрезмерно обуревающими. – Страстью любовной горю весь! Томлюсь по ней, аки лев пустынный по колодезю с водой родниковой алкает!
– Мм… насчёт льва это вы завернули… Нет, мне даже не наливайте! Я на службе.
– Какая служба?! Царь, то есть я, женится! Ты что, обидеть меня хочешь?
– Дело не в…
– А вот возьму да и не обижусь! День у меня сегодня такой – радость великая, всем подряд хочу счастье сделать! – продолжал щебетать воодушевлённый самодержец, и я окончательно принял позицию дьяка. – Тюрьмы открою, налоги отменю, всем всё прощу – пущай страна гуляет! Чай, ить не каждый день царь-государь жениться изволит! Как думаешь, Никита Иванович, может, и границы открыть? Пущай Ваньки с Маньками Европу посмотрят, а Европа на них полюбуется… Вот радость по миру пойдёт!
– По миру пойдём мы с вами, – глубокомысленно откликнулся я.
Поведение Гороха было настолько ненормальное, что у меня зародились сомнения в целостности его рассудка. Нечто похожее я наблюдал в финале дела о перстне с хризопразом, когда отчаявшийся шамахан, приняв царское обличье, изо всех сил изображал нам государя. Вот и сейчас передо мной суетился уже не Горох. Не такой Горох, каким я его знал, а нечто неприятное, зомбированное, что ли… В голове у меня предупреждающе щёлкнуло.
– Давно это у вас?
– Любовь-то?! Давно-о… с утра ещё! – охотно подключился кормилец и поилец. – Вечерком вчерашним, как стрельцы ненаглядную мою на допрос привели, я ей свободу полную объявил и от всяческих подозрений избавил. Невиновная она, участковый! Алиби у ней: что такое яблоко, и близко не представляет. А в комнатке её ядов да зелья колдовского найдено не было. Куколки одни…
– Куколки, значит… А утром, как вы говорите, в вашем сердце зажглась нежданная любовь?
– Эх, хорошо сказал, друг душевный! – Горох сердечно обнял меня за плечи и потряс в горячем проявлении истинной мужской дружбы. – Умный ты человек, участковый, и душа у тебя не только из параграфов служебных писана… Веришь – нет, на заре, часов в шесть, словно сила какая меня на постели подкинула! Чую… любовь в сердце так и ломится! Перед глазами образ её светлый… Тьфу, чёрный!.. Тьфу, чудесный – стоит, не колышется! И в груди защемило сладко-сладко, как в детстве у маменьки на руках… Умереть готов, тока бы Тамтамбу мою разлюбезную видеть! Вона как с любовью-то бывает, а, Никита Иванович?
– Да, бывает… – как можно равнодушнее ответил я и встал, направляясь к дверям. – Пора мне. Дел полно, от службы, как ни верти, всё равно никуда не денешься.
– Куда?! Ну не уходи ты, бога ради! Мы ж ещё и не выпили…
– Я же объясняю – служебный долг зовёт. Да и, кстати, если я вас правильно понял, дело гражданки Мумумбы можно закрывать?
– Закрывай! – чуть надувшись, дозволил государь. – Моё слово твёрдо – неповинна она!
– Вот и замечательно, – улыбнулся я. – Вы не проводите меня в её комнатку, надо составить протокол, описать все вещи и принести официальные извинения. Всё-таки наши сотрудники беспочвенно обвинили иностранноподданную, а это непорядок.
– Непорядок… да ладно, я на радостях и Ягу твою простил! Ещё и на свадьбу приглашу, придёт, чай?
– Непременно, но протокол составить всё-таки надо. Идём?
Горох «проглотил» всё это не разжёвывая и, забегая вперед, ринулся в комнатку будущей русской царицы. Я тайно дал знак двум стрельцам следовать за нами. Не то чтобы я особенно боялся этой Мумумбы, но, памятуя, насколько ловко она управляется с копьём для охоты на носорогов… Уж троих-то сразу не убьёт. Нет, если проблемы и возникнут, то не с ней, а с дорогим нашим надёжей-государем. Он в своей слепой «любви» запросто поможет преступнице скрыться, а то и сам полезет оказывать сопротивление. На третьем этаже вышли к длинному коридору с одинаковыми комнатками. Низкий вход, дубовые двери, никаких внешних отличий, царь отсчитал четыре справа и, сделав влюблённую физиономию, постучал:
– Мумумбушка! Солнышко моё незакатное, соловушка черноглазая, звёздочка белозубая, открывай…
– Кто белозубая? Звёздочка?! – не удержавшись, переспросил я. Сегодня их величество буквально сыпало новыми поэтическими откровениями. Самому представить зубастую звезду Африканского континента мне не позволила скудость служебного воображения…
– Заинька моя, это ж я – твой серенький волчок! – продолжал надрываться царь. Стрельцы пристыженно опустили глаза, надвинув шапки пониже на лоб. Из-за двери не раздавалось ни звука.
– Может, её дома нет?
– Да где ж ей быть, рыбке моей чернобровой?
– Ну мало ли… – деликатно намекнул я, – пошла в дамскую комнатку припудрить носик.
– Что сделать?!
– Припудр… хм, вы правы, разве что угольной пылью. Стучите!
Государь бился ещё минуты три, пока кто-то из соседей по этажу не сжалился.
– Нет её там, в баню пошла. Говорит, тепло там, как дома… – доложила миленькая боярышня и, покраснев, скрылась у себя в номере.
– Спасибо за содействие! – крикнул я, потом повернулся к царю и сделал сокрушённое лицо: – Ждать нет времени… Может быть, заглянем по-быстренькому, присядем, оформим подписи и не будем беспокоить свежевымытую новобрачную лишней бюрократией?
– Да удобно ли? – засомневался Горох.
– Ну мы же не грабить пришли и не обыски устраивать. У вас есть запасные ключи? Давайте, давайте, чего зря тянуть…
Царь доверчиво пожал плечами. Вот и отлично, отпирайте.
…В лицо дохнуло пряными запахами африканских саванн. Я прикрыл глаза и, втянув ноздрями дурманные ароматы, попытался навскидку определить, чем же всё-таки пахнет. Вообще-то это работа для Бабы Яги – она непревзойдённый эксперт в таких вопросах. Я сам ни одного отдельного запаха так вычислить и не смог. Хотя по первому впечатлению здесь явно пахло кровью, петушиным помётом, затхлым потом зебры, слоновьей кожей, бананами и львами. Может, я не всё перечислил, прошу прощения…
- Предыдущая
- 28/55
- Следующая
