Князь Света - Желязны Роджер Джозеф - Страница 43
- Предыдущая
- 43/68
- Следующая
— Никак, — отозвался он.
— Когда возвели мы для своего двора дворец на берегу моря и я подарила тебе множество сыновей, когда корабли наши резвились в морском просторе, завоевывая острова, разве не прекрасны, не счастливы были те дни? А ночи, полные огня, запахов, вина?.. Разве ты не любил меня тогда?
— Да, те двое любили друг друга.
— Те двое? Разве мы совсем другие? Не так уж мы изменились. Хотя века и проносятся мимо, внутри каждого остается нечто неизменное, не способное стать другим, сколько бы ты ни надевал на себя тел, сколько бы ни заводил любовников и любовниц, свидетелем или участником скольких бы прекрасных или отвратительных событий ты ни становился, сколько бы дум ни передумал, сколько чувств ни перечувствовал. Твоя самость, твой атман стоит в центре всего этого и наблюдает.
— Разломи плод — и ты обнаружишь внутри косточку. Не это ли центр? Расколи косточку — и внутри ты не найдешь ничего. Не это ли центр? Мы уже совсем другие личности, а вовсе не те легендарные повелители битв. Хорошо, что мы познали их, но ныне это в прошлом.
— Ты отправился жить вне Небес из-за того, что устал от меня?
— Я хотел сменить точку зрения.
— Долгие, долгие годы ненавидела я тебя за твой уход. Затем пришло время, когда сидела я в комнате, называемой Безысходность, и не могла набраться смелости ступить за Миросход. Потом настала пора, когда я простила тебя и взывала к семерым риши, чтобы они явили мне твой образ, чтобы видела я, как проводишь ты свои дни, и словно опять вместе оказывались мы тогда. Иногда желала я твоей смерти, но ты обратил моего палача в своего друга, как обратил гнев мой в прощение. Неужто ты хочешь сказать, что ничего больше ко мне не испытываешь?
— Я хочу сказать, что я больше тебя не люблю. Замечательно было бы, если бы во всей вселенной нашлась хотя бы одна постоянная и неизменная вещь. Если и есть такая, то сильнее она, чем любовь, и мне о ней ничего неведомо.
— Я не изменилась, Сэм.
— Подумай хорошенько, леди, обо всем, что ты сказала мне сегодня, обо всем, что напомнила. Вспоминала ты на самом деле не человека. Вспоминала ты дни резни, прошли вы сквозь которые с ним бок о бок. Эпоха уже не та, мир нынче укрощен. Ты же мечтаешь о былом, об огне и стали. Ты думаешь, что рассудок твой смущает человек, но нет, это судьба, которую разделили вы когда-то — и которая миновала, — а ты называешь ее любовью.
— Как бы я ни называла ее, она не изменилась! И дни ее не прошли. Она-то и постоянна во вселенной, и я зову тебя разделить ее со мною еще раз!
— А что с доблестным Ямой?
— Что с ним? Ты же имел дело с теми, кто мог быть ровней ему, — если бы пережил встречу с тобой.
— Так значит, привлекает тебя лишь его Облик?
Под стать сумеркам и ветру, что окружали их, была ее улыбка.
— Конечно.
— Леди, леди, леди, — забудь меня! Ступай жить и наслаждаться любовью с Ямой. Прошли наши дни, и я не хочу вновь ворошить их. Они были прекрасны, но они в прошлом. Всему свое время, и всему приходит конец. Пришла пора закрепить победу человека над этим миром. Пора насаждать знания, а не скрещивать клинки.
— И ты готов сражаться с Небесами за это знание? Готов попытаться сломить Небесный Град, открыть миру его своды?
— Ты же знаешь, что это так.
— Тогда у нас еще может быть общее дело.
— Нет, леди, не обманывай сама себя. Ты предана Небесам, а не миру. Ты сама это знаешь. Если я завоюю себе свободу и ты примкнешь ко мне в моей борьбе, ты, может быть, будешь до поры до времени счастлива. Но, выиграем мы или проиграем, боюсь, будешь ты в итоге несчастнее, чем сейчас.
— Послушай же меня, мягкосердечный святой из пурпурной рощи. Очень любезно с твоей стороны, что ты предвосхищаешь мои чувства, но Кали вольна распоряжаться своей преданностью, как пожелает, и никому ничем не обязана. Она наемная богиня, запомни это! Может быть, все, что ты говорил, — правда, и она лжет, когда говорит тебе, что все еще тебя любит. Будучи, однако, беспощадной и преисполненной жажды битвы, ведома она запахом крови. Чувствую я, что она еще может стать акселеристкой.
— Следи за своими словами, богиня. Не ровен час, тебя услышат.
— Некому меня слушать, — сказала она в ответ, — ибо редко звучат здесь слова.
— Тем интересней будет, когда они прозвучат.
Она помолчала.
— Никто не слушает, — сказала она наконец.
— Ты стала сильнее.
— Да. А ты?
— Примерно как раньше, мне кажется.
— Так ты примешь мой меч, мои колесо и лук — во имя акселеризма?
— Нет.
— Почему?
— Слишком легко раздаешь ты посулы. И нарушаешь их с той же готовностью, что и даешь, посему никогда не смогу я тебе вполне довериться. Кроме того, если мы будем сражаться и победим во имя акселеризма, это вполне может стать последней великой битвой этого мира. Ты же не можешь желать подобного исхода — и даже просто дать ему свершиться.
— Глупо говорить о последних великих битвах, Сэм, ибо последняя великая битва — это битва, на которой еще не бывал. Не должна ли я явиться в более приятном обличии, чтобы убедить тебя, что говорю правду? Должна ли обнять я тебя в теле, запечатанном печатью девственности? Заставит ли это тебя доверять моим словам?
— Сомнение, леди, это девственность ума, и я ношу на своем его печать.
— Тогда знай, что привела я тебя сюда, только чтобы помучать. Ты прав, — мне наплевать на твой акселеризм, и дни твои уже сочтены — мною. Мне хотелось заронить в тебя несбыточные надежды, чтобы тем горше было твое отрезвление. И спасли тебя от этого только твои вздорность и слабость.
— Прости, Кали…
— Мне не нужны твои извинения! Хотела бы я, однако, твоей любви, чтобы могла я ее использовать против тебя в последние дни и сделать их для тебя еще невыносимее. Но, как ты выразился, мы изменились слишком сильно — и ты больше не стоишь хлопот. Не думай, что я не смогла бы заставить тебя полюбить меня снова — ласками и улыбками, как когда-то. Ибо я чувствую в тебе жар, и легко распалить мне его в любом мужчине. Не заслуживаешь ты, однако, смерти, достойной могущественных, ибо низринут с высот страсти в пучину безысходности. И жаль мне тратить время для тебя — на что-нибудь, кроме презрения.
Звезды вращались над ними, пылкие и независимые, и ее рука выскользнула из-под его руки, чтобы налить им еще сомы — согреть их в ночи.
— Кали?
— Да?
— Не знаю, принесет ли это в конце концов какое-либо удовлетворение, но я все еще питаю к тебе особое чувство. Либо здесь не замешана любовь, либо каждый раз понимал я под этим словом нечто иное. Это чувство, на самом деле, без имени — и лучше его так и оставить. Так что прими его и уходи, забавляйся им. Ты же знаешь, что стоит нам покорить общих врагов — и мы опять вцепимся друг другу в горло. Много было у нас чудесных примирений, но стоило ли хоть одно из них тех мук, что ему предшествовали? Знай, что ты победила и что ты — богиня, которой я Поклоняюсь, — ибо не являются ли религиозное благоговение и поклонение смесью любви и ненависти, желания и страха?
Они выпили свою сому в комнате, называемой Отчаяние, и чары Куберы лежали на них.
Кали заговорила:
— Ну что, припасть к тебе, и поцеловать тебя, и сознаться, что лгала, когда говорила, что лгу, — чтобы ты мог рассмеяться и заявить, что лгал, чтобы добиться конечного отмщения? Давай же, Князь Сиддхартха! Лучше бы один из нас умер в Адовом Колодезе, ибо непомерна гордость Первых. Не стоило нам приходить сюда, в это место.
— Да.
— Тогда уйдем?
— Нет.
— Тут ты прав. Давай посидим здесь, отдадим друг другу должное.
Ее рука легла на его руку, погладила ее.
— Сэм.
— Да?
— Послушай, ты не хотел бы заняться со мною любовью?
— Подписывая тем самым себе приговор? Ну конечно.
— Пойдем тогда в комнату, именуемую Безысходность, где стихает ветер и где есть ложе…
И он пошел за нею от Отчаяния к Безысходности, и кровь все сильнее билась у него в жилах, и когда он уложил ее нагой на ложе и ощутил у себя под ладонью бархатную податливость белого ее живота, понял он, что воистину могущественнейшим среди локапал был Кубера, ибо чувство, которому посвящена была эта комната, переполняло его вместе с росшим в нем желанием, когда опустился он на нее, — и пришло расслабление, напряжение, вздох, и жгучие слезы — слезы, после которых уже ничему не быть, — пролились наружу.
- Предыдущая
- 43/68
- Следующая
