Выбери любимый жанр

Парадокс великого Пта - Жаренов Анатолий Александрович - Страница 44


Изменить размер шрифта:

44

— Вот оно что, — буркнул Лагутин, хотя и не понял, что же это такое возникло вдруг перед ним. Ясно было одно. Это “что-то” наглухо экранировало памятрон. Осмелев, Лагутин прикоснулся к невидимой поверхности. Она была ни теплой, ни холодной.

— Вот оно что, — снова произнес Лагутин и взглянул на часы. Половина десятого. В десять придет Маша.

Он нарочно пришел сюда пораньше, чтобы без помех проверить свои сомнения. Еще полчаса. За это время можно провести еще один эксперимент. Потому что кое о чем он стал догадываться.

— Так, — сказал он себе. — А ну-ка…

И щелкнул тумблером. Гудение памятрона не прекратилось.

— Так, — удовлетворенно произнес он и, уже зная, что произойдет, включил механизм спуска экрана. Реле не сработало. Он потянул за рычаг ручного управления. Никакого результата.

Открывая дверь лаборатории, Лагутин усмехнулся странной мысли, мелькнувшей вдруг у него, и на всякий случай подставил к двери стул, чтобы не закрылась. Сам быстро вышел в коридор, подбежал к рубильнику и повернул его вниз. Торопливо вернулся в лабораторию. Памятрон уже не гудел. А защитный экран медленно полз вниз.

— Ловко, — хмыкнул ученый. — Значит, эта штучка перекрывает не только окно.

Он подождал, пока защитный экран плотно сел в гнездо, вернулся в коридор и врубил напряжение. Потом включил памятрон и стал терпеливо ждать, что из этого получится.

На второй минуте экран пополз вверх. Какая-то неведомая сила тащила двухтонную махину, пока не подняла до упора.

“Ползет, как тесто из квашни”, — подумал Лагутин.

Итак, одна загадка разрешена. Накапливаясь в камере, это “что-то” просто выдавливало экран. И он поднимался. Но почему оно выводило из строя пульт управления? Он же расположен в стороне от камеры? Да, “поле памяти”. Как он мог о нем забыть? В таком режиме прибор еще не работал. Поле? Усиленное в десятки тысяч раз поле. И Маша в нем. Но почему только Маша? Почему с ним ничего не происходит? Что это за избирательность такая?

Дальше Лагутину не пришлось додумать. Ухо уловило подозрительный треск. Краем глаза он увидел, что бетонная стена камеры начала дрожать, с нее посыпалась штукатурка.

“Лопнет!” — с ужасом подумал он и бросился в коридор, чтобы выключить памятрон…

Пришедшая через несколько минут Маша застала Лагутина сидящим на корточках возле стены, отделяющей лабораторию от камеры памятрона. Он глубокомысленно рассматривал трещину, наискосок перерезавшую стену.

Она сразу все поняла.

— Ты? — сказала она.

Лагутин кивнул. Говорить было нечего. Трещина в стене говорила сама за себя.

— Ты видел? — спросила она.

— Нет, — откликнулся Лагутин. — Я ничего не видел. Знаю только, что наше поле действует избирательно. Знаю также, почему экран был тогда поднят.

— Почему? — спросила Маша.

— Тебе здорово повезло. Еще несколько минут, и здесь все бы полетело к черту. Но я ничего не видел. А оно ползет, как тесто. И еще. Слушай, ты красишь волосы или это естественный цвет?

— Естественный, — сказала Маша обиженно. — Пора бы знать… Но к чему это?

— Да, да, — откликнулся Лагутин. — Мне пора бы это знать.

— Ну-ка, выкладывай, — потребовала Маша. Лагутин потер лоб.

— Понимаешь, — сказал он проникновенно, — может, именно в этом и дело.

— В чем? — спросила Маша. — В рыжих волосах?

— Представь себе, я еще не знаю, — сказал Лагутин. — Хотя пищи для размышлений у нас теперь вагон и маленькая тележка.

Глава 4

КАРТЫ НА СТОЛ

Бергсон зашел в кафе, где любил ужинать. Здесь не было так шумно, как в ресторане напротив. Здесь можно было подумать. Крайне необходимо. Он до сих пор не мог опомниться. Неужели босс ошибся и выпустил его не на того человека? Но этого же не может быть. “Хенгенау мертв, — было сказано в директиве босса. — Выходите на связь с человеком по имени Ридашев”. Дальше сообщались координаты Ридашева, какой-то идиотский вещественный пароль и условные слова. Затем приказ: взять у Ридашева то, что было предназначено для Хенгенау. А этот Ридашев послал Бергсона к черту. И, судя по всему, он понятия не имел ни о боссе, ни о Хенгенау. Бергсон кожей чувствовал, что получилась какая-то непоправимая глупость. Или босс, перестав ему доверять, решил устроить эту шутку, чтобы насолить и ему и Хенгенау. Но зачем облекать это в такую странную форму? Нет, не может быть. И все-таки… И Бергсон впервые подумал, что совершил глупость, скрыв поручение Хенгенау от людей босса.

В кафе было необычно много посетителей. В другое время Бергсон отметил бы этот факт. Но сейчас, погруженный в мрачные размышления о своей судьбе, он только обрадовался, увидев, что за столиком на двоих у окна, за которым он обычно сидел, есть свободное место. Какой-то плотный человек, вероятно, кончал ужинать. Отодвинув в сторону чашку дымящегося кофе, он просматривал немецкую газету.

Бергсон жестом спросил разрешения присесть. Плотный человек кивнул и уткнулся в газету. Бергсон развернул меню и вдруг ощутил на себе пристальный взгляд. Он поднял глаза. Человек откровенно рассматривал его, насмешливо улыбаясь при этом. Бергсону стало не по себе.

— За вами следит Чека, — сказал человек по-немецки.

Бергсон не ответил. Он лихорадочно соображал, кто бы это мог быть? Чекист? Недаром Бергсон все эти дни ощущал за собой слежку. Провокация? Но почему надо начинать провокацию с такого странного предупреждения? А что, если этот человек от Хенгенау? Тот самый. Ведь Хенгенау говорил, что тот человек не продается. Старик, помнится, подчеркивал это обстоятельство. Вполне возможно, что он отказался от игры с боссом и счел нужным встретиться с Бергсоном. Или прислал кого-нибудь? Но тогда какого дьявола он не называет номер телефона?

— Вы что, оглохли, Бергсон? — спросил человек.

“Провокация”, — решил Бергсон. Ну что ж, ему бояться нечего. Он на легальном положении. Пусть хоть все агенты Чека соберутся здесь.

— Вы ошибаетесь, — сказал он спокойно. — Моя фамилия Фернандес.

— Да? — человек сделал удивленное лицо. А глаза его по-прежнему смеялись. — Вот как, Фернандес! Вы приняли испанское подданство? Тогда вам надо бы заодно отрезать свои уши. У вас запоминающиеся уши, Бергсон. Я бы поручился, что других таких нет ни у кого в мире.

44
Перейти на страницу:
Мир литературы