Месть каторжника - Жаколио Луи - Страница 21
- Предыдущая
- 21/26
- Следующая
ЭРНЕСТ ДЮТЭЙЛЬ
Помни же!
Остров Привета (Кайенна).
— О! Мне не нужно было этих слов, чтобы вспомнить, — продолжал старик, — ибо это воспоминание душит меня. За свою жизнь я сделал только один этот бесчестный поступок. Нужно было спасти свою семью от позора… и я не устоял… Теперь мстят моему сыну… Но я его буду защищать. Он не виноват. Прежде всего, Трэнкар должен дать миллион, который мне нужен. Разве не для него я забыл свой долг, не его спас, добившись осуждения двух его, ни в чем не повинных служащих?.. Так пусть же он мне поможет теперь спасти сына, а иначе!.. — и старик угрожающе тряхнул головой, взял карточку, выпавшую из его рук, и тщательно уложил ее в свой бумажник…
В тот же день еще до четырех часов дня де Марсэ передал в банк Евсебио Миранда, под расписку за надлежащими подписями, один миллион пятьсот тысяч франков. Немедленно ему было дано письмо на имя Фроле, предлагающее начальнику полиции безопасности передать де Марсэ-отцу советнику Кассационного суда чек, который был передан Фроле лишь на хранение.
Старик отправился в префектуру во время присутствия и, прося, чтоб для него не беспокоили его зятя, прямо прошел в кабинет начальника полиции безопасности. Предупрежденный об этом Фроле принял его снисходительно, но несколько уклончиво, и извинился за ту ужасную миссию, которую ему пришлось выполнить по отношению к господину де Марсэ единственно ради того, чтобы избежать в этом деле огласки, что неминуемо случилось бы, если б оно было передано кому-нибудь другому. Что же касается чека, то, если он не передаст его господину де Марсэ тотчас же, то только потому, что он не хотел оставлять его в префектуре в руках первого встречного. Требования службы не позволяют ему немедленно идти за ним к себе домой, но если советник согласился бы еще прийти вечером часов в одиннадцать, то документ был бы к его услугам.
Де Марсэ нашел извинение достаточным, ибо не хотел обнаруживать тех чувств, какие ему внушало поведение Фроле, до того времени, пока компрометирующий честь его сына чек не будет в его руках, а затем можно уже было вы— " вести начальника полиции безопасности на чистую воду и попросить его отставки.
Фроле, у которого тоже были свои планы, назначил такой поздний час для того, чтоб можно было свободно переговорить с де Марсэ, так как тогда уже все служащие, за редким исключением, уходили из префектуры.
Советник был пунктуален: ровно в одиннадцать часов он тихонько постучал в дверь кабинета Фроле, выходящую в коридор, ведущий в свою очередь в канцелярию префекта.
Таким образом он избегал прохода через переднюю, где находилась часть полицейской бригады. Фроле тотчас же предложил ему кресло около себя… В это время он забавлялся великолепным кинжалом малайского производства, который показал и де Марсэ.
— Я большой любитель оружия, — сказал он, — и у меня имеется его полная коллекция. Не хватало только малайского кинжала с клинком в форме пламени, снабженного желобком, с кураре, и мне вот только что сегодня подарили этот самый кинжал!
Начальник полиции безопасности поостерегся сказать, что его дали ему в отеле де Кастро, куда он сегодня ходил около полудня, и что оба португальца просили его сделать все возможное, чтоб удержать у себя чек еще на сорок восемь часов, так как эта отсрочка нужна для их дальнейших планов. Фроле, со своей стороны, хотел воспользоваться этим удобным случаем, который ему больше никогда, несомненно, не представится, и променять свою полицейскую службу на более обеспеченное положение члена Государственного Совета. И вот, чтоб не терять времени, он с редким бесстыдством поставил вопрос ребром.
— Мне очень жаль, — сказал он старому советнику, — но я должен сообщить вам об одном досадном обстоятельстве, которого, однако, вы как судья должны бы ожидать!
— Я вас совершенно не понимаю, будьте добры объяснить! — отвечал господин де Марсэ, глядя с неподдельным изумлением на своего собеседника.
— Это очень просто, однако. Вам известно, что делопроизводство по жалобе не прекращается, если даже причиненные убытки возмещены или жалоба, поданная на обвиняемого, взята обратно, — и один лишь главный прокурор во всем государстве может прекратить дело вашего сына. Я, — прежде всего, раб долга, который говорит мне, что я должен передать в суд подложный чек и жалобу, которая была мне подана Евсебио Миранда.
— Вы серьезно это говорите? — спросил де Марсэ, отчеканивая каждое слово своей фразы и меряя с головы до ног Фроле полным презрения взглядом.
— Совершенно серьезно, — отвечал Фроле, просматривая свои бумаги и что-то напевая себе под нос, как бы с целью дать понять де Марсэ, что последнему остается лишь уйти.
— Ну, так вы — негодяй! — отвечал де Марсэ.
— Милостивый государь!
— Низкий негодяй и наглец, которого я сейчас же заставлю выгнать из префектуры.
— При помощи вашего зятя, чтоб спасти вашего сына! Сделайте одолжение, дорогой мой, ни негодяй, ни наглец, а папаша фабриканта подложных документов, сделайте одолжение: хоть посмеемся. Посмотрите, как все оппозиционные газеты завтра будут рассказывать, что префект уволил начальника полиции безопасности, потому что его шурин совершил подлог на безделицу — всего миллион пятьсот тысяч франков. А упомянутый начальник полиции, получив жалобу, отказался положить ее под сукно, считая, что равенство всех перед законом не должно быть пустым звуком, и что сильный точно так же должен быть наказуем, как и слабый, раз он совершил то же самое преступление… Эге! Какая каша тут заварится: декларация прав человека, нравственные начала, — все выйдет на сцену, и правительство принуждено будет уволить от должности префекта и передать этот пост начальнику полиции безопасности, под давлением общественного мнения и прессы, сопротивляться которому будет бесполезно… Ну-с, господин де Марсэ, идите предупредить господина де Вержена, который теперь в театре. Придется чересчур долго ждать его возвращения, чтоб избавиться от такого негодяя, как я!
— Это правда, негодяй держит нас в руках, — пробормотал уничтоженный де Марсэ, затем, озаренный какой-то внезапной мыслью, он встал и проговорил. — Ладно, пусть будет так! Исполняйте свой долг! — и он направился к двери.
— Постойте! — вскричал Фроле, когда уже судья готов был выйти.
— Что вы еще от меня хотите? — с достоинством ответил последний.
— Вы слишком спешите и вздохнуть людям не даете! Вернитесь, черт возьми! Можно ведь сговориться!
— Сколько же? — спросил презрительным тоном старик.
— О, не говорите о взятках! — возразил полицейский. — Ах! Простите мое выражение.
— К чему извиняться? Так принято в вашем кругу!
— Довольно! Дело не в словах. Вы прекрасно понимаете, что я не буду у вас требовать денег…
— А что же еще другое можно вам, Фроле, дать?
— Можно, ибо я богат!
— Доказательство, что вам их часто предлагали…
— Я удовольствуюсь назначением членом Государственного Совета!
— И ничем больше?!
— Бог мой, ну, да! У меня честолюбие скромное! Судья подошел. Внезапно у него явилась какая-то мысль и так овладела им, что он не мог уже ей противиться.
— А если б я даже согласился на вашу сделку, то вы должны понять, что у меня нет с собой в кармане бумаги о назначении членом Государственного Совета и что мне нужно время для того, чтоб пустить в ход связи своих друзей… Это невозможно потому, что чек моего сына мне нужен сегодня вечером, завтра требования возрастут. Мои страдания доставляют вам удовольствие, но ведь мое терпение имеет границы… Я завтра отправлюсь в сопровождении де Жерси во дворец, расскажу все откровенно, буду просить на коленях, и вы увидите, удастся ли мне заткнуть вам рот и спасти моего сына… Итак, если я получу чек сегодня вечером, то сделаю все возможное, чтоб удовлетворить вас, или же позвольте мне уйти!
Фроле понимал, что найденный господином де Марсэ способ непременно удастся, раз деньги были уплачены. Кроме того, произвели бы расследование: узнали бы, что черный слуга португальца сопровождал молодого заместителя к банкирам и к Дампнар-Конти, о чем Поль еще не имел времени сообщить своему отцу, и тогда обвинение показалось бы сомнительным. Затем, подпись была сделана почерком сына де Марсэ без всяких изменений, и показалась бы странным, что банк Миранда сразу уплатил по какой-то фантастической подписи. Благодаря всему этому, дело могло принять совсем другой оборот, и потому предпочтительнее было бы пользоваться тем, что есть. Серьезное обещание де Марсэ являлось еще лишним к тому мотивом и было достаточно ценным, чтоб на нем можно было уже остановиться, таким образом, решение Фроле было быстро принято.
- Предыдущая
- 21/26
- Следующая
