Месть каторжника - Жаколио Луи - Страница 11
- Предыдущая
- 11/26
- Следующая
Люс позвонил у дома № 20, по Мельниковой улице, на ходу сказал привратнику, уже привыкшему к его посещениям Фроле во всякое время ночи, свое имя, и несколько минут спустя оба были уже в квартире бывшего начальника полиции безопасности.
— Бррр!.. — поморщился Гертлю, в то время как его спутник зажигал лампу, — как-то неприятно быть в этой квартире, которую бедный Фроле никогда уже не увидит.
— Он вернется сюда еще раз, прежде чем отправится в свое последнее убежище! — отвечал Люс глубоко печальным тоном, затем, выбрав из связки, бывшей у него в руках, маленький ключик, хорошо ему знакомый, прямо направился к письменному столу, где его предшественник обыкновенно запирал свои личные бумаги, и открыл один из ящиков. Ему не нужно было долго искать, чтобы найти желаемое: большой сверток из слоновой бумаги, на котором было написано: «Дело Поля де Марсэ».
Внимание Люса было тотчас же привлечено надписью в правом верхнем углу сложенной пополам страницы «секретно». Это, конечно, было то, за чем он пришел сюда. Не трогая других бумаг, к которым он относился с благоговением, Люс забрал сверток, завернул его в принесенную с собой салфетку и сел рядом со своим спутником, который во все г таза смотрел на эту сцену, не позволив себе ни малейшего вопроса об объяснении.
— Теперь, мой дорогой Гертлю, без дальнейших предисловий, — сказал Люс странным голосом, которого новый помощник не узнал совершенно, — я тебе сообщу о том, чего я так опасался, что стало прямой причиной той ужасной драмы, начало которой только что разыгралось на наших глазах. Прежде всего, откуда я знаю де Марсэ, тестя де Вержена? Тридцать лет тому назад де Марсэ, простой судья в Марселе, благодаря протекции герцога де Жерси, был назначен в Париж судебным следователем. Когда он ехал на место своего нового назначения, то нашел в своем купе несколько обрывков письма, которые заставили его думать, что совершено какое-то преступление на мельнице Д'Юзор, подле Сен-Рамбера и что трупы брошены в озеро того же названия, что и мельница. Движимый любовью к своему делу, он, по прибытии в Париж, просит у префекта полиции, его товарища по школе, одного агента, достаточно ловкого, чтобы помогать ему в его расследованиях. Я был назначен на это дело и уехал вместе с де Марсэ в Дофине.
Что было дальше, мой дорогой друг? По приезде мы должны были вмешаться в семейную драму, в которой не знали, что делать, и в которой была замешана честь Турнье, бывшего тогда первым председателем Кассационного суда, уже теперь умершего. Мы были постыдно одурачены самой полицией в лице двух или трех крестьян, игравших превосходно свои роли, и Фроле, тем самым, который только что так ужасно окончил свое существование и которого председатель послал в свое время выследить нас, а в случае надобности и заставить исчезнуть, если мы откроем то, что Турнье хотел тщательно скрыть от всех.
Короче говоря, после того, как нас заставили выпить какое-то наркотическое средство, мы были заперты в подвале замка Д'Юзор, и с нами так и поступили бы, если бы мне не пришла в голову мысль за несколько дней до того обратиться по этому поводу к знаменитому Жаку Лорану.
— Бывшему начальнику полиции безопасности, когда мы поступили к нему на службу?
— Тому самому! Еще долго полиция не будет иметь подобного человека: это был, если ты помнишь, настоящий полицейский гений! Он явился на мельницу Д'Юзор переодетым разносчиком. Это был лишь маневр с целью пронести и крестьян, и Фроле, а открыв наше убежище, он написал герцогу де Жерси, который уладил дело с Турнье, — и в один прекрасный день нам была возвращена свобода. Мы вышли, сконфуженные безрассудством своего предприятия, а еще больше тем, что были совершенно при этом разбиты.
Но мы пострадали вместе с де Марсэ и поклялись друг другу в вечной дружбе.
— На эти-то факты вы и намекали сегодня ночью, господин де Марсэ, в присутствии господина де Вержена?
— Вот именно, я хотел прийти на помощь его памяти, чтобы знать, забыл ли он меня за долгое время, прошедшее с тех пор, или с умыслом отказывается меня узнать. Я убедился, что следует принять это последнее мнение. Ты скоро увидишь, почему де Марсэ, советник Кассационного суда, не хотел… не мог узнать меня.
Спустя некоторое время после нашего возвращения из Дофине, де Марсэ получил уведомление о своем назначении в Клермон-Ферран в качестве судьи. Это была опала только для вида, так как через шесть месяцев, как я уже говорил об этом де Вержену, ему был возвращен пост судебного следователя в Париже, тогда как меня забыли в Кайенне на пятнадцать лет в должности главного комиссара, которую мне там дали.
— И вы никогда не узнали развязки того дела, которое завлекло вас в Дофине? — спросил Гертлю, любопытство которого было сильно задето рассказом Люса.
— Никогда! — ответил последний. — Жак Лоран знал все, так как ничего нельзя было скрыть от этого дьявольски ловкого человека, но, должно быть, он был связан клятвой, потому что в этом деле всегда был абсолютно непроницаем… Я подхожу к самой печальной части моего рассказа, и ты увидишь, что самые ничтожные причины часто ведут за собой ужасные последствия. За те несколько месяцев, которые предшествовали моему отъезду в Кайенну, редкий день, бывало, де Марсэ не приходил навестить меня и уверить, что он не забудет меня в моей ссылке и не успокоится до тех пор, пока ему не удастся вернуть моей семье прежнее доверие. В одно несчастное утро, которое я бы хотел совсем вычеркнуть из своей жизни, он встретил у меня моего младшего брата, только что окончившего свое учение. Естественно, разговорились об его будущности, и де Марсэ предложил мне поместить его в контору его тестя, богатого банкира Трэнкара. При трудолюбии и хорошем поведении юношу ждала блестящая будущность в этой фирме, как говорил мой друг. Ставя в наше время финансистов на первый план, он жалел, что сам ранее не пошел по этой дороге, так как его громадное состояние создало бы ему в этом случае весьма важное положение… Я не знаю почему, но все это меня вовсе не прельщало, и я готов уже был отказаться от этого предложения, как ни казалось оно выгодным с первого взгляда. Ах! Почему я не послушался этого предчувствия! Сколько несчастий было бы тогда избегнуто!
Так вот, мой юный брат Карл Лефевр (ибо Люс — вымышленное имя, принятое при поступлении на службу в полицию) был принят в бюро Трэнкара с таким жалованием, на которое мы даже не смели и надеяться, и когда я уезжал в Кайенну, то был вполне спокоен за его судьбу, так как его начальство уверило меня, что через короткое время он займет один из самых высоких постов в этом торговом доме. Все, казалось, шло как нельзя лучше, ибо через восемь дней я получил уведомление о двойной новости: что Карл только что назначен уполномоченным фирмы «Трэнкар и К0» и что он женился на сестре главного кассира, Эрнеста Дютэйля.
Можешь себе представить мою радость: ведь я обожал этого ребенка, который был на двенадцать лет моложе меня и которого я, можно сказать, воспитал.
Мой отец потерял все свое состояние из-за недостойного злоупотребления его доверием, когда Карл был еще очень маленьким. Я был тогда в школе изящных искусств, и мне оставался один год до получения во второй раз первой, большой Римской премии, а в том году я был уверен в получении • первой премии, но мне пришлось бросить свои кисти, чтобы зарабатывать себе на жизнь и поддерживать своих родных. Вот почему, с отчаяния, я и принял место в бригаде полиции безопасности и мог, благодаря экономии, которую соблюдал, отдать Карла в гимназию — это обязательное преддверие всех мест и должностей.
Я попросил отпуск, чтобы быть на свадьбе своего брата, но мне отказали. Турнье был еще тогда жив, а его ненависть ко мне не ослабла, тем более, что он ничего не мог сделать против де Марсэ, так-то всегда слабые платятся за сильных. Мне думается, что я тогда предугадывал положение вещей и что еще было время предотвратить те ужасные события, которые должны были разыграться спустя два года.
- Предыдущая
- 11/26
- Следующая
