460 дней в Четвертой Советской антарктической экспедиции - Зотиков Игорь Алексеевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/39
- Следующая
С тех пор пурга мела много раз, но я уже научился сохранять спокойствие при ужасающем одиночестве человека, который видит впереди и сзади лишь горизонтальные полосы бешено летящего снега и для которого сделать вдох против ветра — целое событие. Ведь скорость ветра почти такая же, как у парашютиста, который пролетел в свободном падении уже несколько секунд. И ты чётко знаешь, что в трехстах метрах тебя ждёт десятиметровый отвес барьера и океан. И этот обрыв не огорожен перилами. Но идти надо, ведь пургу не переждёшь. И к этому все привыкли.
Солнце. На небе ни облачка. Сегодня у нас в Мирном общий аврал. Откапываем дома. Собственно, не сами дома, а хотя бы крыши. Со всех сторон откапываем лишь кают-компанию. В обед в окна кают-компании уже лился дневной свет. Странно, мы уже отвыкли от этого.
Мои родные меня сейчас не узнали бы. У меня борода и усы, а голова острижена наголо. Если бы кто-нибудь из Москвы вдруг попал к нам в кают-компанию, например, вечером, то он увидел бы довольно странную картину. Окладистые бороды, усы, бритые головы, папиросный дым, смех, шутки, брань. Самая разношёрстная одежда — кожаные куртки, свитера, штормовки, унты, сапоги, но ни одной рубашки. В углу стоит треск от домино, на столах груда еды: громадные куски курятины, белые грибы, все в астрономических количествах.
А что делается, когда идёт фильм! Шуточки во время сеанса, временами крик: «Стоп, покажи этот кусок ещё раз!» И если все хотят, кусок прокручивается опять. Обычно это бывает, когда показывают красивых женщин.
После разговоров с Вадимом почему-то тяжело вспоминать дом. Ковыряем рану. Видно, надо молчать даже с друзьями. Надо быть суровым, тогда мужество тебя не покинет. Все разговоры, даже, казалось бы, успокаивающие, все воспоминания лишь бередят душу.
День сто двадцать седьмой. Несколько дней назад представилась возможность попасть на пятидесятый километр по дороге от Мирного на ледяной купол. Там ещё второй экспедицией была пробурена скважина глубиной сто метров. Измерения температур в этой скважине были бы очень интересны. Туда собирался идти санный поезд из двух тягачей, чтобы забрать на восьмидесятом километре оставленные сани с горючим. Наконец решили, что пойдут две машины: тяжёлый внушительный тягач АТТ и гусеничный вездеходик ГАЗ. АТТ поведут огромный, как медведь, Миша Кулешов и маленький Валя Ачимбетов, а «газик» — я и Гоша Демский. Я наладил приборы для измерения температур, взял свои косы, и мы тронулись. Ребята, смеясь, предупреждали, что с такими лихими водителями мы не уйдём дальше трещин и напрасно я беру с собой косу, она мне не понадобится. Действительно, водители оказались лихие и каждый старался идти быстрее другого. Сначала все шло хорошо. Мы быстро миновали район трещин, благо погода была хорошая и вешки были видны. Но, начиная с двадцатого километра, двигаться стало сложнее. Начала мести позёмка, вешки исчезли, а следов прошедших здесь до нас вездеходов типа «Пингвин» не было видно. Мы пытались применить компас, но безуспешно. Он показывал все, кроме севера, ведь машины были железными, а напряжённость горизонтальной составляющей магнитного поля была слишком маленькой. Ведь магнитный полюс земли был так близко. Разъехались в разные стороны и совсем запутались. Помогала лишь позёмка, направление которой почти всегда одно и то же, и солнце.
Было ясно, что дальше можно идти лишь по следам «пингвинов». К счастью, наш «газик» на их следы все же накал. Мы вернулись к АТТ и повели его за собой. Вскоре увидели веху и пошли верным курсом.
Через час вышли к скважине на пятидесятом километре от Мирного. Она засыпана так, что даже верхний конец кондуктора — длинной трубы, которой она сверху заканчивается, — засыпан снегом. Но «пингвинисты» все же нашли её и замаркировали тремя перекрещенными вехами. Откопали скважину и заложили в неё термометры. Сильно чувствуется высота. Руки коченеют почти мгновенно, а в рукавицах работать нельзя. Унты сразу стали негреющими, мороз пробивает через подмётку, шерстяную портянку и домашние носки. Когда работаешь, дыхание быстрое, прерывистое. Несмотря на полностью включённую печку, в машине не жарко, снег не тает. На мне нижнее простое бельё, шерстяное бельё, свитер, кожаные куртка и брюки и пуховая стёганая куртка и такие же брюки, но не жарко.
Через час с лишним зашло солнце, стало темно, но идём при фарах, и след виден. Где-то сбоку в облаке снежной пыли гремит тридцатитонная громада АТТ, он тоже гонит по своему следу, тяжело раскачиваясь на ходу. Грозное зрелище. Мы выскочили вперёд, АТТ — где-то слева и сзади. Его не слышно за грохотом наших гусениц, а боковое стекло покрыто толстым слоем льда. Следы обоих «Пингвинов» постепенно сходятся, уже видно место, где они окончательно пошли след в след. Гоша спешит первым выскочить на след, чтобы вести. Очевидно, так же мчится и наш сосед. Вот мы и у поворота. Гоша тормозит, чтобы развернуться. АТТ не видно. Чувствую, что ситуация неконтролируема, как бы он нас не задел…
Удар! Наша машина ушла носом вниз. Гоша летит головой в ветровое стекло, я удержался за ручку. Вижу, как прямо перед носом по нашему капоту бешено проходят громадные красные катки огромного тягача. Пройдя метров десять, он останавливается. Гоша стонет, его лицо залито кровью, струящейся с разбитого лба, но ничего, шевелиться он может. Вылезаем на улицу. И тут я не могу удержаться от хохота: водители — Михаил и забывший о ране Гоша, — схватив друг друга за грудки, выясняют, кто из них «нарушил правила».
Всем сначала кажется, что наша машина разбита. Вся левая часть капота превращена в лепёшку, а сама машина будто прессом вдавлена в снег. Первое решение — бросить её и идти дальше на одном АТТ, но потом нам пришло в голову попытаться починить наш «газик». Машину вытащили буксиром из снега, отогнули ломами вмявшийся в мотор металл, и, к удивлению, мотор завёлся. Ломом отодрали смятые крылья от гусениц. Оказалось, что колеса вертятся, хотя гусеница и перебита. Но чинить гусеницы здесь не привыкать. Через час, сменив трак, мы снова своим ходом пошли на «газике» вперёд, и только тогда до нашего сознания дошло, что затормози Гоша на секунду позднее, и слон АТТ раздавил бы нас…
Через час впереди в чёрной ночи показался огонёк. В воздух взвиваются две ракеты. Нас ждут. Вот уже видны силуэты двух «Пингвинов», балок и занесённые сани. Ещё минута, объятия, и мы сидим у тёплого камелька в машине, едим, рассказываем. Ребята смотрят на нас, как на людей с Большой земли, ведь они почти месяц в походе.
Это геодезисты, которые медленно, челноком, двигаются на купол, производя по дороге тончайшую геодезическую съёмку. За ними остаётся ряд вешек и цепочка точных значений их положений и высот поверхности на карте.
Ночь прошла хорошо. Спал как убитый. Мешок тёплый, «Пингвин» — прекрасная машина, инея нет на стенах почти нигде.
Утром нас ждали неприятности. Пурга, ветер 25 метров в секунду, видимость — несколько метров. Долго откапывали сани, которые АТТ потянет в Мирный, пытались «подрезать» полозья тросом, но толстый двадцатимиллиметровый стальной трос рвался как нитка. То и дело то один то другой оттирает на лице белые пятна обморожений. Лицо мгновенно покрывается слоем льда. Он снимается как маска. Усы обмёрзли, превратившись в льдину толщиной в сантиметр. Надбровья тоже покрываются таким слоем льда, что его почти скалываем. Но хуже всего глазам. На ресницах и веках толстые ледяные наросты. Поэтому, когда моргаешь, глаза до конца не закрываются, а когда их прикроешь рукой, лёд на верхних и нижних веках сразу смерзается, и глаза очень трудно открыть.
Около полудня почти при полном отсутствии видимости мы медленно вышли из ставшего родным стойбища «Пингвинов». Каким-то чудом держимся своего следа. Мы с Гошей идём сзади, почти упираясь в сани и, несмотря на это, иногда не видя их. АТТ в туче вздыбленного снега почти не виден. Идём по ветру, и это очень мешает. Весь поднятый нами снег летит, обгоняя нас, впереди машины, ухудшая и без того почти нулевую видимость. Мы почти уверены, что где-то потеряем след.
- Предыдущая
- 21/39
- Следующая
