Игра в «дурочку» - Беляева Лилия Ивановна - Страница 71
- Предыдущая
- 71/76
- Следующая
Вернемся к Аллочке. В следующий раз эта миниатюрная сестричка, похожая на куколку, подложила в чай препарат совсем иного действия, и Мордвинова перевозбудилась, вскочила с постели на пол и упала, и сломала шейку бедра… И все бы ничего, лежала бы себе спокойно со сломанной ногой. Но старая стерва успела поделиться своими соображениями-сомнениями с Обнорской. Никто не ожидал этого. Ведь они не дружили. Теперь поневоле пришлось спешить. Тем более, что на даче Мордвиновой, в собачьей конуре, лежала партия «товара», который следовало переправить по назначению. Кто придумал прочно прибить к забору собачью конуру, где собака не жила вовсе? Все она, смышленая Ксения. Тот, кому было нужно, кто знал секрет собачьей конуры и её устройства и притаенной досочки в заборе, которая легко отодвигалась, — быстро, на мгновение приседал в кустах, будто «по нужде», и совал «товар» в собачью будку. Предположим проезжая мимо на машине… Вокруг же дачки деревья, кусты, тихо, окраинно, безопасно…
Если бы Мордвинова вдруг не потребовала, вспомнив что-то смутное, связанное с дачей, показать ей документы… если бы она не пооткровенничала с Обнорской так, что Обнорская ускорила ход событий.
Серафима Андреевна вышла в коридор. Она несколько утомилась, потому что дописывала свои мемуары. Ей захотелось как натуре достаточно своевольной и романтичной, выйти на улицу, побродить вблизи черемуховых кустов, подышать воздухом мая, юности…
Но её остановил слабый стук, доносившийся из комнаты нелюбимой Мордвиновой… Стук странный, совсем необязательный в час ночи… Она, бывшая политзэчка, должно быть, сторожко оглянулась по сторонам, прежде чем открыть дверь в квартирку Мордвиновой, и тотчас бесшумно захлопнула её за собой.
Старая Мордвинова слабой, худющей рукой стучала стаканом по тумбочке. Увидев свою вечную соперницу, прекратила стук и прошептала:
— Не хочу дарственную! Хочу на свою дачу! Там сирень, флоксы… У меня сломана нога… Сливкин… Боюсь! Врут! Убьют! Помоги!
На большее её не хватило. В дверь быстро вошла Аллочка, беглым взглядом окинула одну старуху, другую:
— Серафима Андреевна, вы же не дружите… О чем вы говорили? Надо чем-то помочь Тамаре Сергеевне?
— Да, — сказала Обнорская. — Она просит пить.
… Серафима Андреевна ушла к себе, думать, размышлять… Она решила позвонить кому-нибудь из тех, кто может разобраться во всем и помочь несчастной Мордвиновой. Но, как опытная конспираторша, этой ночью не сняла телефонную трубку.
На следующий день ей принесли кусочек торта «Триумф». Мордвинова так велела… У Мордвиновой — юбилей, и красавица-кондитерша опят оказалась на высоте… А ночью Мордвинова сгорела…
Серафима Андреевна затаилась. Она решила, что надо действовать очень и очень осторожно. Но она не подозревала, что все телефоны Дома прослушиваются… И кто-то очень чутко реагирует на голоса… Она думала, что раз прошло целых пять дней после смерти Мордвиновой — можно позвонить приятельнице и поделиться своими подозрениями относительно пожара… Все-таки, старость растормаживает человека, рушит инстинкт самосохранения… Она, к несчастью, была глуховата и говорила слишком громко. Ее разговор с приятельницей даже Вера Николаевна слышала, потому что был теплый вечер, окна и двери лоджий открыты: «Настенька! Мордвинова не могла включить кипятильник сама! У неё нога была сломана! Она не вставала! Это все бред!» Ее мог слышать, кроме Веры Николаевны, ученый старик Георгий Степанович Гутионов… Их квартирки соседствуют… Он вполне мог донести… Он ведь был старый проходимец, на совести которого самые пафосные выступления «против искривления линии партии» ещё в тридцать седьмом. Кому надо, видели документики с его подписью, предваряющей расстрел того, кого много позже реабилитировали и возвели на пьедестал. Ему объяснили, что если исправно служить новым хозяевам жизни, — они не станут нанимать писаку для разоблачительной статейки… Если он изредка, очень изредка станет выполнять мелкие поручения… Ну, например, прислушиваться к разговорам и отбирать ценную информацию, чтобы можно было вовремя пресечь всякого рода склоки, домыслы и сохранить в Доме общеполезную спокойную обстановку. И, конечно же, очень кстати, если он будет в первых рядах желающих рассказать очередным журналистам, телевизионщикам, как хорошо жить всем ветеранам в этом замечательном Доме, где уютно, чисто, вкусные пирожки, даже торты делают, куда приезжают выступать артисты, писатели, певцы… Стоит добавить: это он, Георгий Степанович, исполнил требование Ксении, распустив слух, будто Серафима Андреевна Обнорская так ненавидела Мордвинову, что обещала убить.
С точки зрения целесообразности, как потом объяснит Ксения, вовсе не нужно было уничтожать Обнорскую — ведь совсем недавно при пожаре сгорела Мордвинова. Но Обнорская, к несчастью, знала слишком много да ещё не умела молчать… Вот и получилось, увы, подряд два трупа…
Почему использовали яд? Но ведь два пожара подряд — не слишком ли? С точки зрения то же целесообразности…
А яда потребовалось совсем чуть. Ну совершенно. Из тех, что бесследно исчезают в организме — хоть какие анализы делай. Такие яды, говорят, можно достать, к примеру, в Южной Америке. Да и здесь, у нас, в России, с ними, говорят, проблем нынче нет… Красавица Виктория очень умело эту капелечку яда поместила в самый кончик кусочка своего знаменитого торта «Триумф». Кто же откажет в любезности ну хотя бы крошечный кусочек этого «Триумфа» попробовать, ну самую, самую малость? Тем более, если делалось это чудо в честь вашей личной юбилейной даты? Обычно воспитанные старушки, находясь даже в полутрансе, не отказывали в любезности и позволяли засунуть себе в рот роковой кусочек…
Как случилось, что актер Анатолий Козинцов сгорел в собственной машине по пути в Санкт-Петербург? Зачем он принял фальшивую телеграмму от несуществующей сестры за подлинную? Потому, что он, бедняга, помешался на своем здоровье, он хотел, чтобы, как встарь, молодые девушки жаждали его, чтоб он мог чувствовать себя юным гладиатором, всегда готовым к сексуальным битвам… Красавица-кондитерша, на которую он положил глаз, переспала с ним раза два. Потом обидела: «Не тянешь, голубчик! Надо подлечиться…» И к Аллочке в её однокомнатную он наведался как-то по приглашению. И Аллочка вынесла тот же нелестный приговор, но приободрила: «Можно исправиться. От импотенции кое-что попринимать». О был готов, он даже попросил Аллочку найти ему какие-нибудь полезные средства или подсказать, куда, к каким специалистам лучше всего обратиться. Признался, что какие-то таблетки поглотал, польстившись на рекламу, но толку нет.
Аллочка посмеялась над его доверчивым отношением к рекламным призывам и открыла ему секрет продолжительной молодости отдельно взятых деятелей искусств — уколы специальные, уколы в специальном медучреждении… Но очень дорогие.
Это его не остановило. Он продал китайскую вазу, древнюю, как мир. Денег хватило на три укола. Но этого оказалось маловато, хотя, вроде бы… почувствовал себя немного крепче в том месте, где ютится мужское достоинство. Продал ещё несколько антикварных вещиц во славу омоложения… Остальные были уже дешевы и для антикваров неинтересны.
Спасла положение Аллочка. За целых два укола заплатила сама, но предупредила, что теперь, если он хочет добиться стабильного результата, придется выкручиваться. Он подумал, подумал и согласился, когда она сказала, что есть необходимость махнуть в Петербург… Не надо спрашивать, зачем. Просто он поедет туда после телеграммы от… например, двоюродного брата Константина. Ему самому ничего не надо делать. Нужные люди остановят его машину в нужном месте. Деньги на поездку, кстати, будут лежать в бардачке. Аллочка объяснила, что одна эта поездка покроет его расходы на несколько волшебных уколов, и он, к тому же, рассчитается с ней.
Вряд ли Анатолий Козинцов был уж совсем наивный. Должно быть, и совесть обжигала… Но желание омоложения оказалось беспощадным и ослепляющим.
И в тот раз все прошло нормально. Он с хорошим лицом человека, которому известны лишь светлые, радостные стороны жизни, проскакивал посты ГАИ и отдельно взятых милиционеров при исполнении. Некоторые узнавали его, улыбались, махали вслед. Он доехал почти до Петербурга, когда его машину остановили на развилке дорог добры молодцы в камуфляже, попросили выйти, порылись под задним сиденьем, что-то, видно, нашли очень нужное и укатили на черном джипе. Он тогда провел в Петербурге целую неделю, посещал театры, музеи, поднимался на лестничные площадки и стоял перед дверями тех квартир, где жил когда-то в молодости. Об этих своих ностальгических стояниях рассказывал потом за обеденным столом в Доме…
- Предыдущая
- 71/76
- Следующая
