Выбери любимый жанр

Вальпургиева ночь - Завозова Анастасия Михайловна - Страница 39


Изменить размер шрифта:

39

От такого изобилия я даже растерялась. Потом собрала разбежавшиеся мысли и твердым голосом велела:

— Всю!

Бабуля с подручными живо притащила в зал заветный набор крынок и бочонков. Расставив все на столе, местное общество алканавтов с неограниченной безответственностью вымелось за дверь, подгоняемое бабкиным дрекольем. Бабулька оказалась молодцом — про закуску тоже не забыла — подогнала целый поднос колбасок и громадный чан квашеной капусты.

— Что… что ты хочешь сделать? — проблеял Готфрид, созерцая богатство тары на столе.

— Чудак-человек! — хмыкнула я, поднося ему первую рюмашку яблочной. К слову сказать, у мужика аж глаза на гипофиз полезли от одного запаха, но ручонки таки он заинтересованно потянул. — Вот попробуй, если не развеселишься, значит, у тебя повышенная кислотность, тогда веселиться будет твоя родня на поминках… Эй… эй! Стой! — завопила я, увидев, что Готфрид собрался тянуть самогон, как свое винишко. — Вот нерусский-то!

Готфрид застыл над рюмкой с вытянутыми в трубочку губами. По заблестевшим глазкам я поняла, что эксперимент начинает его интересовать.

— Значит так… ручку с рюмашкой отставляем немножко в сторону, в другую берем капустку, да, прямо пальчиками, ты, я гляжу, не стеснительный, не эстетный, Теперь — самое важное: рюмкино содержимое опрокидывают в себя сразу — изящно тянуть могут только профессионалы с двадцатилетним стажем. Как клюкнешь — сразу помогай себе капусткой. И помни — сразу! Как сказал кто-то там великий и умный: «Промедление смерти подобно!»… Да, и перед тем как хряпнуть, выдохнуть не забудь не то я твои глаза с потолка соскребать буду.

Готфрид сосредоточенно кивал, все больше и больше загораясь идеей ознакомиться с национальными русскими традициями. Наконец он принял надлежащее положение, загреб для верности побольше капустки, выдохнул так, что чуть не повалил все крынки на столе, и…

Опрокинув стопарик, Готфрид закашлялся, выпучив глаза и жалко давясь капустой. Я чуть не прослезилась, глядя на то, как дядька старательно жует, одновременно вращая резко увеличившимися в размерах глазами. Я услужливо пододвинула чуваку колбаску, в которую тот вцепился, как утопающий в спасательный круг.

Я выжидательно глядела на Готфрида и ждала первой реакции. Наконец мужик дожевал колбасу, икнул и выдохнул:

— Хршо-о, етишкин хрен! А теперь — сказку!

Я бухнулась головой об стол. Вот зануда, пристал хуже банного листа к заднице! Готфрид тем временем, действуя весьма проворно, налил себе еще, кажется клюквенной, ловко хряпнул и вытер слезы…

— Ну?

— Сказку? Хорошо, будет тебе сказка! — Я еще раз поскребла репу и решительно начала: — Значит так, в некотором царстве, в некотором государстве…

— Ой, не надо!

— Ладно, ладно, не нервничай…

Еще стакан, и Готфриду можно будет уже не наливать. Глаза у дядьки постепенно стекленели, и уже недалек был тот час, когда чувак припечатает своим высокородным лбом столешницу и захрапит.

— Сказку-у…— вяло, но настырно тянул из последних сил Готфрид, перекапывая кубком капусту.

Ладно, в таком состоянии мужика успокоят просто звуки человеческой речи, не важно, что эти самые звуки будут означать. В принципе, я могу даже выдать сводку погоды, Готфрид и протестовать не будет. Однако развезло его хорошо-о! С двух-то рюмок…

Видя, что Готфрид еще старательно фокусирует на мне меняющие место прописки глазенки, я бойко затараторила:

— Ну слушай! Пошли как-то ПьерБезухов и Андрей Болконский на бал. Ну, оттянулись как следует, после бала вообще пошли колбаситься по полной по всем злачным местам… В общем, вечер удался! Наутро просыпаются в стоге сена вниз головами, кое-как вылезают оттуда, оглядываются — а вокру-уг!.. Такое творится! Бородинское сражение, наши ломят, французов дубасят по-черному, Кутузов на коне мается, чего-то там кряхтит… Пыль, грохот, вопли, в общем, полный облом и умора, то есть Содом и Гоморра! Ну, Пьер очки трет дрожащими руками, лепечет: «Ne comprends pas!», то есть: «Братва, не въеду, в чем телега и кто ее накатил!», а Андрей Болконский нервно так соломинку кусает, озирается и бормочет: «Не фига себе сходили на Спилберга…»

Готфрид застонал и уронил себя рядом с капустой. Я облегченно вздохнула.

Нейтрализовав милашку Готфрида, я резво стащила свою тушку с лавки и поскакала к двери. Надо проверить, как там Мишка…

Проверить я ничего не успела. От мощного тычка дверь упала в обморок прямо передо мной, а на пороге возникла девица, чьи размеры и общая богатырская стать могли запросто победить в конкурсе «Мисс Геракакла». За ней плелись два мужика, запаянные с ног до головы в железо, таща на руках нечто, перепеленутое круче мумии Тутанхамона. Нечто со вкусом материлось, перемежая прочувствованный спич вытьем. Я разглядела, что до катастрофы мумия была мужиком, к тому же отнюдь не дистрофичного телосложения. Ребята в железном трико поработали на славу — примотали мумику уши к коленкам. Из одной коленки, кстати, текла кровь.

— Ты кто? — вопросила местная нимфа гулким голосом. — Где Готфрид?

Изобразив ребенка-дауненка, я ткнула пальчиком себе за спину. Девица протопотала к столу и завопила:

— Матерь Божья! Этот придурок уже в царстве небесном?

— Нет, нет, что вы! — залепетала я. — Просто… он выпил лишнего!

— Понятно! — Девица уперла руки в боки и попинала Готфрида носком сапога в ляжку. Тот пьяно захихикал и сполз под стол, где свернулся в клубочек и переливчато захрапел.

Девуля-красотуля перевела на меня немного растерянный взгляд. Я развела ручонками, стараясь выглядеть естественно и распространять вокруг себя ощущение комфорта и сухости:

— Стресс…

Нимфа хлопнулась на лавку, уверенной рукой налила себе высокоградусной и ловко тяпнула. Я была в восхищении! Гарна дивчина со вкусом занюхала рукавом, пододвинулась ко мне поближе и заговорщицким тоном пробасила:

— А чего ты в мужской одежде?

В этом плане женщин не проведешь! Я ласточкой подлетела к этой прародительнице мисс Марпл и начала плести первую попавшуюся чушь. Мол, я бедная, несчастная, но очень благородная мышь сбежала из дома с красавцем-хахалем, который, конечно, обещал жениться, но бросил на первом постоялом дворе, предпочтя мне мои сбережения и дочку трактирщика. Короче, денег нету, домой возвращаться стыдно — папа без слов надает по попу до состояния полной комы… Вот, переоделась скоморохом, зарабатываю себе на хлеб…

39
Перейти на страницу:
Мир литературы