Черная богиня - Зайцев Михаил Георгиевич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/64
- Следующая
— Не молчите, Игнат Кириллович. Я задал вопрос, отвечайте. Или повторить формулировку интересующей следствие неясности?
— Повторять не нужно. Вопрос понятен, но... Но, честное слово, я не знаю, с чего это вдруг Овечкина заинтересовали туги-душители.
— Вы сказали «душители»?
— Да. Ваши сотрудники, те, что приезжали на место преступления и снимали с меня показания, должны были все записать, я им объяснил смысл тугизма. Вы прочтите показания, там должно быть написано о том, что туги душили своих жертв.
— Вам известно, в результате чего наступила смерть гражданина Овечкина?
— Известно.
— Откуда?
— Понятно откуда! Я труп видел! Следы на шее, вывалившийся изо рта язык... Его задушили.
— Но вы же не врач, чтобы делать столь однозначное заключение о причинах, повлекших за собой смерть.
— Да, я не врач, конечно, но... — Игнат вздохнул, — но только клинический идиот или страдающий болезнью Дауна не понял бы, отчего умер Овечкин, посмотрев на труп хотя бы мельком.
— Чем вы занимались после того, как проводили Овечкина?
— Отнес посуду на кухню, принял душ и лег спать.
— В квартире вы были один?
— Вы меня, что? Подозреваете?
— Успокойтесь, Игнат Кириллович. Ответьте на поставленный вопрос, уточните: вы были один в квартире?
— Да. Один. У меня нет алиби. Довольны? Некому подтвердить, что я не вышел вслед за Овечкиным и... — Игнат замолчал. Опустил голову, устало провел рукой по лицу.
— Успокойтесь, — после некоторой паузы произнес мужчина, проводивший допрос, изменившимся голосом, утратившим сухие, казенные интонации, отчего неоднократно произнесенное им раньше слово прозвучало по-новому, мягко и ненавязчиво, будто говорил друг, а не бездушный и коварный робот-дознаватель. — Любите детективы?
— Чего?.. — Игнат с интересом посмотрел на собеседника.
Мужик с усиками, как у Гитлера, улыбнулся. Вполне по-человечески. В казавшихся доселе глупыми глазках блеснули искорки ума, и физиономия работника правоохранительных органов сразу же утратила всякое сходство с поросячьим рылом.
— Вы произнесли слово «алиби». Излюбленное словечко щелкоперов, стругающих детективы. Любите детективную литературу? — спросил улыбающийся, сделавшийся необычайно симпатичным мужик, завершая формирование своего нового образа изменением манеры речи.
— Хорошую люблю.
— Про ментов что-нибудь читали?
— Что-то читал, конкретно не помню.
— Все равно, должны приблизительно представлять, какая у нас работа, у ментов, — доверительно подмигнул Игнату вдруг сделавшийся ну совсем, совсем свойским мужичок. — Дел невпроворот, начальство требует повысить процент раскрываемости, зарплату не повышают. Трудно живем. От любого преступления пытаемся побыстрее отписаться, найти наскоро козла отпущения, по-нашему «терпилу», и засадить невиновного за решетку. Примерно такими описаны в книжках и показаны в кино мусора. За одним обязательным исключением — в литературе и в кинематографе на общем безрадостном фоне непременно выделен «честный» мент. Герой без страха и упрека, борец за идею, за справедливость. Возьмись я сочинять литературное произведение про убийство вашего приятеля Овечкина, обязательно вывел бы образ злого опера, который на допросах запутал, заморочил Игната Сергача и отправил в тюрьму. Алиби у вас нет. Мелете чепуху о каких-то индийских богах и богинях. Профессионалам легко повесить на вас убийство Овечкина в состоянии временной невменяемости или на бытовой почве. Поругались, поскандалили с гостем, долбанули его по башке и выволокли на...
— Постойте! — перебил речистого мента Сергач. — Овечкин был задушен, при чем здесь «долбанули по башке»?
— А при том, что медиками установлено: прежде чем задушить Овечкина, убийца тюкнул его тяжелым тупым предметом по затылку. Этот факт помог бы злому следователю из детективного романа объяснить, почему на вашем теле и в вашей квартире не осталось следов борьбы. В качестве персонажа литературного произведения вы обречены на цугундер — с последующим освобождением и реабилитацией стараниями обозначенного мною честного и неподкупного мента, борца за идею всеобщей справедливости. А знаешь, Игнат... прости, можно тебя на «ты» называть?.. Можно, да... Угу! Знаешь, чем литература отличается от действительности?.. Нет? Не знаешь? Или догадываешься, но молчишь?.. В натуре все очень похоже на книжные выдумки про ментов — с одной-единственной оговоркой. В натуре нет, не существует героических, «правильных» ментов! Сам подумай: дел невпроворот и какой, извини меня, чудак на букву «мэ» станет думать о героике будней и всеобщей справедливости, пока у него зарплата такая, что хоть смейся, хоть плачь? Какой чудила пойдет трубить от зари до зари за такие деньги? Соображаешь, кто у нас в ментуре работает, Игнаша? Законченные кретины и отдельно взятые изворотливые товарищи.
Взрыв милицейского красноречия иссяк столь же внезапно, как и возник. Курносый усатый мужик, многозначительно улыбаясь, смотрел на Игната умными глазами и ожидал ответного слова. Однажды уже вскипавшая злость снова завладела Игнатом.
Набрав в легкие побольше воздуха, стараясь выговаривать слова спокойно и чуть насмешливо, Игнат заговорил:
— Вы хотите, чтоб я предложил вам взятку? Я принесу деньги, вы при свидетелях схватите меня за руку, и привет, я подставлен. Срабатывает нехитрая формула: «Раз откупался, знать, есть от чего отмазываться, а следовательно, виновен». Приемчик вполне в духе детективного романа, написанного чудовищно интеллигентной выпускницей Литинститута. Однако, раз уж вы завели разговор о стереотипах детективных сюжетов, позволю себе вас... то есть тебя немного поправить. Сюжетная схема: все менты сволочи, кроме одного «правильного» Робин Гуда в серых погонах, — нынче не в ходу. Гораздо чаще в литературе используется вариант, когда персонаж, оказавшийся в моем положении, — безвинная жертва, припертая к стенке обстоятельствами, — дабы не угодить за решетку, вынужден долбануть со всего маху кулаком в рыло мусору-шкурнику, выпрыгнуть с разбега в окошко и самостоятельно распутать уголовное преступление, в котором его обвиняют, но которого он не совершал.
- Предыдущая
- 9/64
- Следующая
