Вдруг откуда ни возьмись - Задорнов Михаил Николаевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая

Еще я не понял, как руководителями на местах могут работать люди, которые неграмотно говорят, несмотря на то что они называют себя «верными ленинцами». Я вообще не понимаю, что значит выражение «верный ленинец». Я понимаю так: если человек ленинец, то, значит, уже верный. А если говорят «верный ленинец», имеют в виду, что где-то есть неверный ленинец?

Словом, я понял одно: если бы я понимал, о чем говорю, то лучше было бы помолчать. Но поскольку я не понимаю, то могу сказать. Но на всякий случай – все-таки шепотом.

Я не понимаю, зачем нужен профсоюз. Нет, я понимаю, что нужен профсоюз, который защищает интересы трудящихся. Но я не понимаю, зачем нужен профсоюз, который защищает свои интересы от трудящихся.

И я не понимаю, чем занимается комсомол. И я не понимаю – они сами понимают, чем они занимаются?

Я ничего не понимаю в нашем народном хозяйстве! Например, я не понимаю, почему соцсоревнование – это хорошо. И как может конвейер по выпуску носков на правую ногу соревноваться с конвейером по выпуску носков на левую ногу?!

И я не понимаю, почему перевыполнение плана укрепляет нашу экономику. И что делать с ручками для дверей, если их выпустят втрое больше, чем дверей? Можно их, конечно, поставить на кастрюли. Может, поэтому мы и покупаем порой стиральные машины с авиационными двигателями, при включении которых создается ощущение, что сейчас взлетишь; пылесосы – в корпусах от бронебойных снарядов; портфели – с замками от сараев. А недавно, говорят, один завод выпустил чайники с милицейскими свистками. Теперь владельцы машин по утрам, когда закипает чайник, спросонья вынимают трешник.

И я совсем не понимаю, как один наш автомобильный завод выступил с лозунгом: «Станем законодателями мод в мировом автомобилестроении!» В то время как на прошлой международной выставке на последней модели этого завода посетители повесили плакат: «Вы бы еще лошадь выставили!»

Кстати, я вообще не понимаю многих наших лозунгов. Например, что это за лозунг: «Перестройка неизбежна!» Это что – наказание?!

А теперь скажу совсем шепотом, чтобы услышали только те, кто со мной согласен. Я не понимаю, почему у нас перестройка проводится людьми, которые довели страну до перестройки.

Еще я не понимаю: может, это и хорошо, что я всего этого не понимаю?! Ведь с кем ни разговоришься, они этого тоже не понимают. Или понимают, что лучше этого не понимать.

Вот когда понимаешь, сколько людей понимают, что этого лучше не понимать, становится понятным, откуда у нас столько непонятного!

1985 год

Ну что тебе сказать, Федя? Побывал я в ихнем ФРГ. И честно скажу – жить там можно. Даже можно жить и не пить. Более того, можно жить и не воровать.

Не веришь? Наливай! Ух, хороша самогонка! Такой у них там нет, Федя. Пожалуй, это единственное, чего у них там нет. Ну вот, опять не веришь! Ты, Федя, скажи честно, ты представлял себе когда-нибудь коммунизм? Только в детстве? Правильно. Сейчас мы уже глупостями не занимаемся. Так вот, Федя, заходишь в ихний универмаг, а там на каждой полке – по коммунизму! Клянусь! Хоть век мне сахар по талонам получать. Ну что ты глаза выпучил? Точно тебе говорю. Хочешь туфли зеленые с жабо и подошвой в дырочку, как дуршлаг, – пожалуйста! Хочешь шорты вареные с капюшоном – будь любезен! Ну что ты, Федя, на меня, как краб, смотришь? А в продуктовый к ним вообще лучше не заходить. У них там эти сыры, как эти... как книги в библиотеке. Видал когда-нибудь книги в библиотеке? Не видал? И я не видал. Да что там сыры, Федя! Там бананы, ананасы на прилавках лежат. Представляешь? Ананасы! Не представляешь? И я впервые увидал. Ничего так, вкусный на вид. На нашу большую лимонку похож. У них, Федя, вообще такие фрукты есть, глядя на которые Мичурин бы глаза, как ты, выпучил и повесился на своей черешне.

Ну не стони, не стони, Федя! Лучше давай выпьем за воспоминания. И при этом, Федя, никаких очередей. Ну что ты опять застонал? Клянусь! Чтоб я снова со своей тещей съехался! И нигде никаких баб с кошелками, набитыми зубной пастой до двухтысячного года. И нигде никаких баб с туалетной бумагой на шее. Ее бы, Федя, ежели бы она с этим мотком на шее пошла, за хиппи приняли... Потому что там туалетная бумага... Дай на ухо скажу. Там туалетная бумага, Федя, есть для всех, а не только для членов правительства, потому что только они хорошо едят. Ну что ты задрожал весь? Ну что ты дверь закрываешь? Боишься, что подслушивают? Кому мы нужны, Федя? Давай лучше выпьем за наших баб. Они там, бедные, носятся по этим магазинам, как... как вон та твоя муха по стеклу. Ничего не понимают. В продуктовых то и дело на собачьи консервы нарываются. Потому что на них сосиски нарисованы и цена низкая. А чё нашему человеку для счастья надо? Чтобы сосиски были и цена не очень. И съедают. И говорят: «У-у, вкусно!» И точно, вкусно – я ел. Дай еще на ухо скажу. Раньше такие только однажды пробовал, когда деверь консервы приносил – кремлевские. Так вот... Не убирай ухо... Их собачьи – точь-в-точь наши кремлевские. Понял? Ну что ты опять затрясся? Допивай давай! И я тебе такое теперь расскажу, что сядь, Федя!

У них в гостиницах... сел? Так вот... У них в гостиницах наволочки совпадают размерами с подушками! Ты чего встал? Садись! Это еще не все! У них, Федя, пододеяльники без дыр, нога никуда не попадает. Сиди, Федя, не дергайся. Сейчас я тебе самое страшное скажу. У них, Федя... Даже не знаю, говорить тебе или нет? Ну ладно, ты парень крепкий... Так вот, слушай. У них, Федя, в гостиницах нет тараканов!!! Понял? Тебе что, не в то горло пошло? Повторяю. В ФРГ вообще нет тараканов! В Европе, Федя, уже давно нет тараканов!!! Может, все они к нам ушли? Может, им там есть нечего? Видимо, только наша еда годится для тараканов. Одному нашему, Федя, сказали, что у них там средство от этих тараканов есть. Разыграли. Он пошел в магазин. Та его не понимает. Он ей на руке таракана нарисовал. Она говорит: «Я даже в зоопарке таких чудовищ не видела!»

Смешно, да? Давай наливай, а то заплачу, как смешно. И при этом в ихнем поганом ФРГ нигде нет Доски героев капиталистического труда. И нигде нет этих... взятых на себя капобязательств! Понял? Им это все внедрить надо, чтобы они тоже развалились.

Вот видишь фотографию? Да ты не отворачивайся, не отворачивайся. Все фотографировались на фоне памятника какому-то Гете. А я – на фоне мясной лавки. Ну скажи честно, кому этот Гете нужен? А тут смотри: у меня за спиной сорок восемь сортов колбасы. Я хочу, чтобы люди видели, что я это видел! И я прав оказался. Был бы я с этим Гете, никто бы даже не посмотрел на эту фотографию, даже если бы этот Гете сам меня обнял. А эту фотографию все показать просят. И еще спрашивают: а что это за колбаса? А это? У людей живой интерес, Федя.

Ну что ты, Федя, голову повесил? Ну не грусти, не грусти! У нас тоже когда-нибудь все будет. Да знаю я, баба твоя не может детям питание детское достать. Но будет, все будет и у нас, Федя. Давай выпьем, чтобы перестройка победила. Они там, Федя, между прочим, в нашу перестройку, знаешь, как верят? Как узнают, что ты «советико», целуют тебя, обнимают. Не знаю, может, им жалко нас, когда видят, как мы одеты... Может, ежели к нам в колхоз папуас приедет, мы его тоже будем к себе набедренной повязкой прижимать? Но они все время у меня спрашивали: «Есть хочешь, Питер?» А я: «Хочу! Очень хочу!» Но должен ведь «советико» поесть на холяву, да еще под перестройку!

Ну давай, поднимем за перестройку нашу! Они, знаешь, из газет наших себе всякие слова даже на майки переписывают – так за нас болеют. Идет человек, а у него на груди написано: «Засеем вовремя!» Видать, не понимает, чего надел. Знал бы, точно не надел. Эх, Федя, Федя! Ну давай, Федя, за наше будущее: весь мир сейчас смотрит на нас. И надеется, что мы когда-нибудь вовремя засеем. Они там, на Западе, когда в тебе русского узнают, объятия раскрывают, говорят: «О, русиш, гласность, демократия, Горбачев, Раиса Максимовна!»

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая