Повесть о доме Тайра - Монах Юкинага - Страница 16

• Предыдущая
• 16/151
• Следующая

Уже за несколько кварталов до усадьбы Тайра, только приблизившись к Восьмой дороге, увидел дайнагон множество воинов в боевых доспехах. «С чего бы это?» — подумал он, и тревога невольно закралась в душу. Выйдя из кареты, он прошел в ворота и увидел, что весь двор тоже до отказа заполнен воинством. У входа в главную галерею его уже поджидали несколько самураев свирепого вида; они схватили дайнагона с двух сторон за руки и потащили. «Вязать?» — спросили они. «Не надо!» — ответил из-за бамбуковой шторы Правитель-инок. Тогда они втащили дайнагона на галерею, втолкнули в тесную каморку и заперли. Дайнагону казалось, будто он спит и видит какой-то страшный сон, в котором непонятно, что и почему происходит. Люди его, оттиснутые самураями, разбежались кто куда: побросав и волов, и карету, все они скрылись, охваченные смертельным страхом.

Тем временем притащили и других заговорщиков — преподобного Рэндзё, Сюикана, управителя храмов Хоссёдзи, Мотока-нэ, правителя земли Ямасиро, придворных Масацуну, Ясуёри, Нобуфусу, Сукэюки...

А инок Сайко, едва услышав дурные вести, вскочил на коня и, нахлестывая его, поскакал во весь опор во дворец. Но самураи Тайра догнали его и, преградив путь, закричали: «Срочный вызов из Рокухары! Велено немедленно поворачивать!»

— Я спешу во дворец с докладом государю Го-Сиракаве. Закончу дело и тотчас прибуду — ответил Сайко.

— А, подлый монах! Какие еще доклады! Полно морочить голову! — закричали самураи, стащили Сайко с коня, в одно мгновение связали и притащили в усадьбу Тайра. Связали его с особой жестокостью, ибо Сайко с первого дня был одним из главных зачинщиков заговора. Его приволокли во внутренний двор и, не развязывая, бросили наземь.

Князь Киёмори, стоя на широком помосте, некоторое время молча взирал на Сайко, потом сказал:

— Поделом тебе, негодяю, раз ты поднял руку на меня, Киёмори! Эй, подтащите его поближе! — Самураи подтащили Сайко к самому краю помоста, и тогда Киёмори ногой, обутой в сапог, изо всех сил ударил Сайко прямо в лицо. — Ты и твой сын — оба вы холопье отродье — получили на службе у государя Го-Сиракавы чины и звания не по заслугам, оба, что сын, что отец, зазнались сверх всякой меры, нашептывали государю, чтобы он сослал ни в чем не повинного настоятеля горы Хиэй, затеяли смуту в государстве, да мало этого — стали покушаться на весь мой род и с этой целью вступили в сговор. Признавайся во всем!

Но недаром Сайко отличался твердостью духа, — он не дрогнул, не выказал ни малейшего страха. Он выпрямился, насколько позволяли ему веревки, и громко рассмеялся в лицо Правителю-иноку:

— Возможно! Но не я, а ты зазнался сверх меры! Может быть, другие тебе поверят, но передо мной не стоит держать такие речи! Да, я участвовал в заговоре. Я служу при дворе государя Го-Сиракавы, как же мне не участвовать в деле, которое начал дайнагон Наритика, главный его управитель, по его высочайшему указанию? Но твои речи противны слуху! Это тебя, сына начальника сыска, до четырнадцати лет ко двору и близко не подпускали; это ты прислуживал покойному вельможе Касэю[155], — не тебя ли дразнили уличные мальчишки Верзилой Тайра, когда в гэта на высоких подставках[156] ты пешком приходил и уходил с княжеского подворья?! И вот ты вознесся до звания Главного министра — так лучше про себя скажи, что занял чужое место! А нам, рожденным в Домах воинов-самураев, не в диковину исполнять должность правителей земель или министров! На этом всегда земля стояла и стоять будет!

Так говорил Сайко, бесстрашно высказывая все, что было на сердце.

Князь Киёмори в гневе не сразу нашелся с ответом, но затем приказал, обращаясь к вассалам:

— Глядите у меня, не вздумайте убить его сразу, легкой смерти он не получит. Проучите его хорошенько!

Повинуясь приказу, Тосисигэ Мацура начал допрос и пытку, дробя руки и ноги Сайко. И Сайко рассказал все, как было, ибо он и без того не намерен был запираться, к тому же пытка была жестокой. На пяти листах белой бумаги записали признания Сайко. Затем последовал приказ: «Разодрать ему рот!» И ему разодрали рот, после чего казнили, отрубив голову на берегу речки Камо, у Пятой дороги, к западу от широкого проезда Красной Птицы, Сусяку[157]. Сын его и наследник Моротака отбывал ссылку в Итоде, в краю Овари; но теперь тамошнему жителю Корэтоки, начальнику уезда Огума, приказали зарубить его, что тот и исполнил. Младший сын Мороцуна находился в заключении в темнице, — его вытащили оттуда и зарубили на берегу реки у Шестой дороги. Младшему брату Морохире и троим вассалам также снесли голову с плеч.

Этот Сайко и его сыновья выбились из людишек совсем ничтожных, затеяли заговор, коего им никак не подобало бы затевать, обрекли на изгнание ни в чем не повинного настоятеля вероучения Тэндай: оттого-то, видно, и свершилась их карма, унаследованная из прошлой жизни, — скоро покарал их светлый великий бог, покровитель Святой горы Хиэй; вот и постигла их злая участь!

Запертый в тесной, душной каморке, дайнагон Наритика предавался тревожным мыслям: «О горе, ясно, что заговор наш открыт! Кто же нас предал? Наверное, кто-нибудь из самураев дворцовой стражи...» Вдруг откуда-то послышались громкие шаги. Дайнагон вздрогнул: «Боги, это самураи идут, чтобы убить меня!» Двери позади дайнагона с грохотом раздвинулись, и пред ним предстал сам Правитель-инок, в коротком монашеском одеянии из некрашеного сурового шелка, в просторных белых хакама[158] с небрежно заткнутым за пояс коротким мечом, рукоять коего была обтянута акульей кожей. Некоторое время он молча и гневно смотрел на дайнагона, потом промолвил:

— Помните ли вы, что заслужили смерть еще в годы Хэйдзи, но мой сын, князь Сигэмори, заступился за вас, предлагая свою жизнь взамен вашей? Только потому в тот раз ваша голова уцелела! За какие же, спрашивается, обиды замыслили вы погубить наш дом Тайра? Благодарность за добро — вот что отличает человека от бездушной скотины! Скотина, та не ведает благодарности! Но не закатилась еще звезда нашего рода — я сумел встретить вас по заслугам! Послушаем теперь, что вы сами расскажете обо всех ваших гнусных кознях!

— Ничего дурного не было и нет и в помине! — отвечал дайнагон. — Я вижу, меня оклеветали! Прикажите проверить все досконально и вы сами убедитесь в этом!

Но Правитель-инок, не дав ему договорить, крикнул: «Эй, кто там! Люди!» И на зов вошел Садаёси.

— Подай сюда признание мерзавца Сайко! — приказал князь, и Садаёси исполнил повеление. Правитель-инок взял у него бумагу, несколько раз перечел ее вслух и воскликнул: «Низкий человек! Что ты теперь скажешь в свое оправдание?!» С этими словами он швырнул бумагу прямо в лицо дайнагону и вышел, с грохотом задвинув за собой перегородки. Но гнев, как видно, все еще бушевал в его сердце, и он снова позвал: «Цунэтоо! Канэясу!» И на зов явились два самурая.

— Тащите этого человека во двор! — приказал им князь Киёмори. Однако они не спешили исполнить приказ, колебались, опасаясь: «Что скажет на это князь Сигэмори?»

Тогда Правитель-инок, весь вспыхнув, закричал:

— Ладно же! Вы подчиняетесь Сигэмори, а мои слова не ставите ни во что! Ну так пеняйте на себя!

И тогда, испугавшись, оба поднялись с колен и вытащили дайнагона во двор.

— Повалите его лицом к земле, и пусть подаст голос! — с довольным видом приказал Правитель-инок.

Нагнувшись к дайнагону, оба самурая шепнули ему с двух сторон:

— Кричите, как будто вам больно. — И дайнагон несколько раз жалобно вскрикнул.

— Когда демоны Ахо и Расэцу[159] мучают грешников в преисподней, заставляют глядеться в зеркало, где отражаются все прошлые дурные поступки, или ставят на весы измеряющие все земные их прегрешения, и в зависимости от тяжести содеянного всячески терзают виновных, — даже эти адские муки, пожалуй, не горше тех, что испытывал дайнагон в эти мгновения!

• Предыдущая
• 16/151
• Следующая