Человек-дельфин - Андреев И. - Страница 19

Таким образом, нам удается понять то отношение, которое человек мог бы иметь к этой “обезьяне-прегоминиду”, которая могла бы быть “водной обезьяной” Харди.

“…С самого начала плейстоцена, первой и наиболее длительной эры четвертичного периода, которой соответствует эпоха палеолита, существовали обезьяны с чертами прегоминидов. Самыми древними, кажется, были амфипитеки и пондаучи эоцена (первая эра третичного периода, характеризуемая разнообразием млекопитающих). Затем парапитеки, египтопитеки и проплиопитеки олигоцена (вторая эра третичного периода, между эоценом и миоценом, продолжавшаяся около 20 миллионов лет” (Энциклопедия Кусто).

И мы нашли проконсула. Тот, что нас интересует больше других, был найден в Кении и, по-видимому, является предком водной обезьяны. Кажется, от него берет начало ветвь больших антропоидов (человекообразных обезьян). Это правда, что “…сегодня мы знаем стольких “прегоминидов”, что полифилия (представление о происхождении живых существ не от одной исходной формы, а от многих.) — это наиболее приемлемое объяснение нашего генетического наследства. Вероятно, мы делим между собой наследственный запас различных ископаемых обезьян, пусть даже многие внешние признаки этого родства существенно изменены” (Энциклопедия Кусто).

Одной из этих ископаемых обезьян, по мнению Харди и Морган, было, видимо, животное “обезьяногоминид”, названное для удобства водной обезьяной.

Это животное типа африканского дриопитека, но, более вероятно, типа проконсул представляло собой антропоида среднего роста (1 м 50 см) с длинной шерстью, травоядного, жившего вдоль африканских берегов.

Самцы очень крепкие, но значительно меньше гориллы, обладали всем необходимым для повседневной борьбы за выживание: мощной мускулатурой, очень развитыми клыками, достаточно живым умом. Самки — менее одаренные и более уязвимые, при нападении хищников той эпохи в крайнем случае спасались бегством. Развитию инстинкта безопасности способствовало то обстоятельство, что на обширных территориях произрастали леса, состоящие из очень высоких деревьев.

Во времена миоцена (третьей эры третичного периода, между олигоценом и плиоценом; появились развитые млекопитающие, такие, как обезьяны и др.) климат был влажный, дожди шли гораздо чаще, чем в наши дни, девственный лес переживал период своего расцвета. И в следующие 20 млн. лет этот роскошный тропический лес оставался местом обитания разнообразных антропоидов, которые прошли путь развития от маленького гиббона до гориллы. Зубы самого большого из известных антропоидов были найдены палеонтологом Кёнигсвальдом: это зубы гигантопитека. Если это чудовище ростом не менее 3 м 60 см и не было прямым предком человека, то уж младшим братом Кинг-Конга — точно!

В том, что этот период не продлился вечно, виновата засуха плиоцена. Она стала самым настоящим климатическим катаклизмом, тянувшимся 12 млн. лет, так что ни одно ископаемое этой эпохи не найдено и по сей день. Большая часть антропоидов миоцена не смогла выжить, кроме:

— тех, кто выстоял в некоторых изолированных лесках и от которых произошли гиббоны;

— тех, кто частично приспособился к жизни вне леса, как австралопитек, найденный в ущелье Олдуваи в Африке профессором Р. Дартом в 1925 г. и доктором Лики;

— других экземпляров, открытых недавно, которые, без сомнения, являются самыми прямыми предками Homo sapiens;

— известных потомков проконсула.

После того как великие засухи в течение 2 млн. лет сталкивали потомков проконсула к берегам моря, прошло еще 10 млн. лет, прежде чем наступил конец африканского плиоцена.

Сначала в течение 2 млн. лет приспособления к новой жизни вдали от лесов, на берегах океанов, а также из-за все более частых и продолжительных погружений в воду из страха перед голодным зверьем и засухой, становившейся адски невыносимой, водная обезьяна, видимо, вела амфибийную жизнь, распределяя свое время между морем и землей. Мало-помалу контакт с водой заставил её потерять шерсть[13]. Она сохранилась лишь под мышками и частично на половых органах для защиты от ударов и царапин и на голове (здесь волосы исполняли другую функцию[14], чем шерсть на теле, тем более что животное большую часть времени проводило на поверхности). Почему произошла эта потеря? По той же самой причине, по которой лишились шерсти все млекопитающие, окончательно вернувшиеся в море после пребывания на земле в течение нескольких миллионов лет (китообразные). Чтобы противостоять холоду, у всех этих животных шерсть была заменена слоем подкожного жира. Отметим среди них некоторых:

— дельфин — потомок земного млекопитающего с шерстью; он стал “голым” китообразным, лишенным ее (все необходимые теплоизоляционные функции заменил ему слой подкожного жира);

— морж — такой же потомок млекопитающего с длинной шерстью; также стал голым ластоногим;

— ламантин и дюгонь — прошли тот же путь и стали голыми сиренообразными; между тем животные “полуземные-полуводные” (бобры, белые медведи и т. д.) имеют покров шерсти.

Повторяем: млекопитающие, ставшие полностью морскими, лишились шерсти окончательно, ее заменил слой жира, взявший на себя, между прочим, и гидродинамику движения в воде. Чем больше потомок проконсула становился водным, тем больше он терял собственную шерсть. Но на сто процентов водным он не стал никогда и из-за этого сохранил немного волосяного покрова в определенных местах. Короче, когда эта большая водная обезьяна вышла из воды после 10–12 млн. лет трансформаций, она должна была уже достаточно походить на своего сегодняшнего “кузена”: Homo sapiens.

Как мы знаем, у человека тоже нет больше шерсти, но, как и морские млекопитающие, он имеет слой подкожного жира, который защищает его от холода и воды.

Вот вещь еще более поразительная: все большие сегодняшние обезьяны имеют шерсть, однако слой подкожного жира у них отсутствует[15]: их предки не входят в состав ветви проконсула.

Те немногие волосы, которые остались на теле некоторых людей, даже достаточно волосатых, расположены совершенно иным образом, нежели шерсть обезьян. Эта особенность еще более заметна, если посмотреть, как расположены волосы на коже зародыша, прежде чем он их потеряет. Они лежат в направлении потока воды вдоль движущегося тела. Каким-то образом в течение миллионов лет адаптации волосяной покров водных обезьян приспосабливался к направлению гидродинамических сил, возникающих при движении в воде. Его-то и унаследовал в редуцированном виде человек и (в еще большей степени) его зародыш[16].

Говорят, человек — это примат (от латинского “primatus” — первое место, старшинство). Самовлюбленный, он и не позволил бы квалифицировать себя иначе. Сейчас отряд приматов включает как лемуров, так и обезьян, они такие же млекопитающие со сложным головным мозгом. У обезьян голое, без волос лицо, цепкие руки и ноги, пальцы которых заканчиваются ногтями. Большие обезьяны, наиболее приблизившиеся к человеку (шимпанзе, горилла, орангутанг, гиббон), — антропоиды. Как и человек, они лишены хвоста. Зато в отличие от него их задние конечности являются хватательными. Это, однако, не мешает им передвигаться на ногах, хотя их ступни сильно напоминают ладони. Словом, вполне можно сказать, что антропоиды обладают парой рук и ног, пригодных для любых целей, и прежде всего, чтобы ходить на всех четырех. Если вы посмотрите на свои собственные ноги или если бы у вас была, как у меня, возможность наблюдать форму ноги весьма примитивных субъектов, вы удостоверитесь, что они не имеют уже ничего общего с руками[17]. Некоторые антропологи скажут вам: “Ну, конечно… форма ступней человека удлинена по сравнению с антропоидной, поэтому человек эволюционировал к тому, чтобы превратиться в двуногого”. Другие антропологи, более современной школы, ответят категорично: “Ничего подобного! Сегодня наука допускает, что человек был двуногим всегда и вследствие этого не эволюционировал из четвероногого положения. То есть он всегда имел и руки и ноги”.