Выбери любимый жанр

Морской пейзаж - Ясуока Сётаро - Страница 16


Изменить размер шрифта:

16

Было решено, что в тот вечер они остановятся у родственников в Токио, на следующее утро отец с матерью отправятся в Коти, а Синтаро поселится в пансионе в пригороде Токио. Синтаро сразу взял свои вещи и, не заезжая к родственникам, отвез их в пансион. Когда он вечером приехал к ним, матери там не было и встретил его один отец, он был слегка растерян. Оказывается, мать по дороге рассталась с отцом, решив навестить каких-то знакомых.

– Обещала к вечеру вернуться, но, наверно, заболталась. Плохо, когда человек лишен чувства времени, – сказал отец, как бы оправдываясь перед родственниками, устроившими им прощальный ужин. Они уже поели, а мать все не возвращалась. Дети, посланные на станцию встретить ее с электрички, вернулись ни с чем; по их словам, и станционные служащие не видели ни одного человека, хоть отдаленно напоминающего мать. Всех охватило предчувствие беды. Они предположили даже, что она замыслила побег, не желая ехать в Коти. Лишь в двенадцатом часу в прихожей послышались тяжелые шаги и голос матери.

– Просто я по дороге заблудилась, – весело говорила она. – Спасибо добрые люди проводили до самого дома.

Странно, что мать забыла дорогу в дом, где бывала много раз, а может, она придумала все, желая оправдать свое опоздание. Так или иначе, все вздохнули с облегчением, но наутро она снова сказала удивительную вещь:

– Ужасно. Не хватает чемодана. Самого маленького, из крокодиловой кожи. Его украл, наверно, вчера тот человек.

Действительно, куда-то запропастился небольшой чемодан, который доверили хранить матери. В нем лежали сберегательная книжка, правда на небольшую сумму, и немного денег. Все присутствовавшие растерялись, а мать со смехом заявила:

– Не беспокойтесь, ничего страшного. Я все равно решила остаться жить в Токио, и чемодан мне теперь ни к чему. Я подарила его человеку, проводившему меня сюда.

Постепенно они начали понимать, что мать не в себе. Хотя и пытались истолковать ее слова как насмешку над собственной оплошностью. Она и раньше любила так шутить…

– Решено, я остаюсь в Токио. Буду жить вместе с Синтаро. А ты, отец, поезжай в Тоса один. И М. – сан, и Т. – сан – все мои приятельницы – советовали мне так поступить, – твердила мать по дороге на станцию. И не успокоилась даже после того, как они прибыли на вокзал Синагава.

– Ну о чем ты говоришь. Давай быстрей, а то опоздаем на поезд, – тянул ее за руку отец.

И вдруг она спросила:

– Что это?…

Низко склонившись, мать удивленно вытаращила глаза, глядя на блестевшие внизу рельсы.

Как только поезд ушел, Синтаро в поисках пропавшего чемодана тут же обошел все места, где могла быть вчера мать, – заглянул в полицию, на станцию, где она пересаживалась с государственной электрички на частную, – чемодана нигде не видели, и Синтаро просто не за что было ухватиться в дальнейших поисках. Тогда он решил немедленно подать заявление об аннулировании пропавшей сберегательной книжки и получении новой, но для этого нужно было поехать в почтовое отделение в Кугуинума, где она была выдана. Итак, он должен был вернуться туда, откуда только вчера уехал. Но хлопоты эти не были для Синтаро такими уж обременительными. Ему даже казалось, что он уже привык без конца заниматься глупейшими делами и, не будь их, чувствовал бы себя неуютно… Однако, сойдя с поезда, Синтаро почему-то не захотел сразу же отправиться на почту и пошел в сторону дома, где они так долго жили. Ему было приятно снова взглянуть на знакомые места. Казалось, будто не вчера еще ехал он в грузовике по этой дороге, а чуть ли не десять лет назад. Он приближался к дому: перед глазами появились знакомый забор и живая изгородь, а за ними сад, вот уж различимы отдельные деревья – он весь напрягся, даже сердце сжалось. Наконец показались ворота. Услышав, что его кто-то окликнул, Синтаро обернулся. Это была К., жившая в соседнем доме.

– Приехали взять то, что забыли? А я тут голову ломаю, как бы вам сообщить.

К великому удивлению Синтаро, К. вынесла небольшой чемодан из крокодиловой кожи. В покинутом ими вчера доме, сказала соседка, они по забывчивости оставили этот чемодан. Синтаро был обескуражен. Но тут же его охватило другое чувство – невыразимый страх. Открыв крепко перетянутый веревкой потрепанный чемодан со сломанными замками, Синтаро не нашел ни денег, ни сберегательной книжки, которым следовало бы там быть. В чемодане лежал – наискось – только серп, которым они, упаковывая вещи, разрезали соломенную веревку. Точно ощетинившаяся зубьями пила, отливавший синевой серп с налипшими обрезками желтой соломы был похож на какого-то зловещего зверя, острие его впилось в матерчатую подкладку чемодана. Синтаро вздрогнул… Казалось, из старого, полуразвалившегося чемодана сочатся смутные, мятущиеся мысли матери, упорно стремящейся завлечь, приблизить его к себе.

Однажды – после этой удивительной истории не прошло и трех месяцев – Синтаро вдруг получил странное письмо. Он не сразу догадался, что оно от матери. Кривые, разной величины иероглифы заполняли почти всю лицевую сторону конверта, марка была приклеена на обороте в самом центре. Вскрыв конверт, Синтаро обнаружил лист почтовой бумаги, часть иероглифов была перечеркнута, а остальные походили не столько на иероглифы, сколько на размазанные чернильные кляксы. С трудом разобрав их и связав воедино, Синтаро прочел:

Как поживаешь, я недавно ходила к сумасшедшему врачу – ничего плохого у меня вроде нет, отец снова стал разводить кур, за огромные деньги купил старый поломанный велосипед и что ни день ездит на нем за кормом, а за яйца он выручает ровно столько, сколько стоит корм, так что занимается он дурацким делом, изо всех сил занимается ненужным делом и только и знает, что хвастает, скоро, мол, за ним пойдет вся деревня, а крестьяне говорят, торговать яйцами невыгодно, возиться с этим нечего, и не хотят иметь с ним никакого дела.

С тех пор как мы сюда приехали, отец ни с кем не разговаривает, даже с дядей ни словом не перемолвился.

Тетя очень, очень плохой человек, вечно ругается, а недавно гонялась за мной с поленом.

Она била меня поленом, сказала мне: раздевайся, я разделась у колодца, а она давай меня колотить.

Как мне хочется поскорей уехать в Токио, будем вместе жить в Токио – хоть бы уж этот день пришел.

Пишу я письмо тайком, не знаю даже, как смогу его отправить, мне давно уже не разрешают ходить на почту, попрошу кого-нибудь отправить, надеюсь, оно дойдет до тебя.

Господину Синтаро

от матери.

В письме отца – оно пришло примерно в то же время – говорилось, что куры, все до одной, благополучно доехали и ежедневно несутся, он обрабатывает поле дяди, который лишился арендатора, в дождливые дни читает книги, извлекая их из кладовой. Короче, ведет жизнь, о которой сказано в известной поговорке: «В ясную погоду работать в поле, в дождливую – сидеть дома и читать». Так писал отец. Из его письма выходило, будто у них все в порядке и живут они с дядей и тетей душа в душу. О матери же было сказано только: «С недавних пор у нее часто случаются галлюцинации, видеть ее мучения невыносимо». Синтаро не знал, кто написал в своем письме правду – мать или отец. Во всяком случае, оба письма нагнали на него тоску.

Со времени их приезда в лечебницу прошла уже целая неделя. Это отметила тетка, приехавшая из деревни навестить мать. Именно она заставила отца вызвать телеграммой Синтаро. Увидев его, тетка заявила:

– Твой отец молодчина. В полном смысле слова молодчина. Когда все это будет позади, ты должен беречь его.

Синтаро кивнул и ответил, что он тоже так думает. Отцу и впрямь досталось. Тетка, оправдывая свою задержку с приездом сюда, говорила: дядя, мол, ни за что не хотел оставаться один – вечно кричит на нее, а когда ее нет рядом, сам ничего не может делать. Она предлагала ему поехать вместе с ней, а он ни в какую: «Если я окажусь в таком месте, расхвораюсь, расстроюсь так, что кусок в горло не полезет». Ни за что не соглашался. Ну конечно, раз уж речь идет о жене ее младшего брата, навешать ее в первую очередь должна она сама, говорила тетка. Осуждать дядю, подумал Синтаро, было бы несправедливо, и ответил:

16
Перейти на страницу:
Мир литературы