Прикрой, атакую! В атаке — «Меч» - Якименко Антон Дмитриевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/98
- Следующая
Дальше все шло как в анекдоте. Из передней кабины выскочил заместитель командира соседнего полка Бабков Василий Петрович, из задней — инженер того же полка.
Хватаясь за пистолет, Бабков закричал на инженера:
— Преступник! Кто так готовит машину? Застрелю!
А мне смешно. Смотрю на обоих и улыбаюсь. Увидев меня, Василий осекся: хоть я ему и не командир, но все— таки старший, а при старших кричать неудобно.
— Не его надо расстреливать, — говорю я Бабкову, — а тебя, разиню. Себя чуть не сгубил, инженера и наш аэродром демаскировал. Да и «спарки» на земле не валяются, особенно в настоящее время: тебя атаковали немецкие истребители и отбили левую стойку шасси.
Бабков глаза вытаращил: ничего не может понять. А я поясняю:
— «Мессер» отбил тебе левую стойку шасси. Вон там валяется, за границей летного поля.
Поверил не сразу, думал, шучу. Осмотрев самолет, убедился: один фашистский снаряд отбил левую ногу, а другой снаряд прошил фюзеляж, едва не задев кабину.
Несомненно, немцы знают наш Тоненький и могут подкараулить звено Чувилева в момент захода на посадку. Для прикрытия «точки» поднимаю звено во главе с Василевским. Предчувствия не обманули меня. Едва пилоты успели подняться на тысячу метров, как появилась пара Ме-109. Они, конечно, не ждали, что точка будет прикрыта, и, не глянув на небо, понеслись прямо на нашу стоянку. Может, с целью разведки, а может, штурмовки. Но в последний момент, вероятно, сработала интуиция: кто-то из них глянул назад, а увидел нашу четверку. Резкий маневр — и немцы ушли от удара.
Впрочем, это им показалось, что они избежали удара: по ним никто не стрелял. Открыв огонь на пикировании, звено могло поразить свои же стоянки. Но после того как немцы бросились наутек, наше звено, имея преимущество в высоте, легко могло их настигнуть и уничтожить.
Однако Василевский не стал их преследовать: сбежавшая пара могла оказаться приманкой, и, погнавшись за ней, можно было попасть под удар другой пары. Василевский сразу пошел в высоту. Правда, звено больше ни с кем не встречалось, но кто мог утверждать, что фашистов поблизости не было? Могли и быть.
Вечер. Вернулось с боевого задания звено Чувилева, после него приземлилось звено Василевского. Самолеты затащили в укрытия, техники и механики готовят их к боевой работе.
Летчики собрались около штаба полка. Расположились кто как: на пеньке, на каком-нибудь ящике, вдвоем на табурете, предварительно свалив его набок. Тишина. Неподалеку застыла полуторка — шофер дожидается летчиков. На землю ложится неплотный белесый туман. По небу редкими жемчужными кучами рассыпались звезды: на большой высоте зарождается облачность, и звезды видны только в ее просветах.
— Товарищи летчики! Сегодня в воздушном бою с противником погиб Бондаренко.
Все поднимаются, снимают пилотки. Тишина. Молчим с полминуты. Не слышно ни слова, ни вздоха. Но я понимаю, что у людей на душе, — непросто терять друзей. И сразу, чтобы отвлечь их от горестных раздумий, перехожу к завершению рабочего дня, к итогам:
— Полк выполнил боевую задачу! Войска, наблюдая наши бои, сообщили: сбито девять вражеских самолетов — семь бомбардировщиков и два истребителя. Эта победа — результат быстрых, организованных вылетов, результат внезапных атак, разнообразных тактических приемов…
Сделав короткий разбор боев, спрашиваю:
— Кто хотел сказать? Предложить? Добавить?
Вижу: между собой завозились Василевский и Торубалко. Один отбивается, другой наступает. Короткая дружеская схватка заканчивается очень быстро: Торубалко берет Василевского сзади под мышки, поднимает, шагнув по-медвежьи, ставит его посредине нашего «вече».
— Игорьку сказать треба!
Даже в темноте вижу, как Василевский залился краской смущения. Понятно: придумал что-то толковое, а говорить стесняется. Такой он, наш Игорек: рассудительный, но очень застенчивый. Подбадриваю его:
— Ну, чего ты? Давай, говори.
Быстро, привычным движением одернул гимнастерку, поправил ремень, пилотку.
— Товарищ командир, судя по обстановке и способу действий группы за вчерашний и сегодняшний день, наша задача будет довольно стандартной: вылеты на перехват из положения «боевое дежурство» на аэродроме…
И говорит хорошо: правильно, грамотно, без единой запинки. Не будь темноты, можно подумать — читает. Все внимательно слушают. Василь Торубалко слушает молча, согласно кивает: давай, дескать, Игорек, давай. Поддержим, если потребуется.
— А почему бы не разнообразить боевые задачи, не использовать в более широком диапазоне возможности группы? — продолжает Василевский. — Разведка аэродромов противника, скоплений его войск и техники, «свободная охота». Представьте, с рассвета пара пошла на охоту…
Представляю. Это будет звено или пара. На бреющем пара пересекает линию фронта. Запоздав, тявкнут им вслед зенитки, но, опережая скорость их самолетов, вперед полетит информация: «Ахтунг! Ахтунг! Два красноносых Яка прошли с курсом на запад!..» Но летчики знают, что делать, они изменяют курс и несутся на юго-запад. Там, в районе Харькова, недавно села группа фашистских бомбардировщиков. Вполне вероятно, перед ними стоит задача нанести удар по нашим войскам. Фашисты прогазовали моторы. Звено уже вышло на старт, второе рулит за ними, третье пылит на стоянке…
И вдруг появляется пара охотников. С ходу, не теряя даже секунды, атакует звено флагмана группы. Оно только пошло на взлет. Свистит рассекаемый воздух, рокочут пушки. На аэродроме начинается паника, а пара уже несется на север, через минуту — на запад, затем, забирая все время влево, через восемь-девять минут оно выходит на эту же точку, теперь уже с запада, с тыла. Впереди на фоне рассвета маячат Ме-109 — группа сопровождения бомбардировщиков, которым не удалось взлететь. Атака снизу, из темноты…
— Мы можем ловить фашистов на взлете, при сборе групп, — говорит Василевский, — мы можем выслеживать их, сопровождать до аэродрома, бить на планировании…
Очень даже неплохо, думаю я. Парами, звеньями группа будет носиться по фронту, внезапными и дерзкими ударами наносить фашистам материальный урон, а больше всего моральный. Вспоминаю, как пара Ме-109 атаковала машину Бабкова. Случай спас экипаж самолета. Немец дал одну только очередь. Увидев, как отвалилась левая стойка шасси, он, вероятно, принял ее за какую-то другую деталь, более важную, и, посчитав, что со спаркой покончено, сразу ушел. Это и спасло наших товарищей. Признаюсь, я с уважением подумал о мастерстве немецких летчиков и вполне представляю мнение наших, если самый старший из них, Матвей, позавидовал вслух:
- Предыдущая
- 20/98
- Следующая
