Четвертый вектор триады - Белов Юрий - Страница 31

• Предыдущая
• 31/81
• Следующая

Bay, отпрыгнув, припал к земле. Барон, наконец, поднялся на ноги, вытащил меч и занял оборонительную позицию. Когда Bay прыгнул, барон вложил в удар весь свой вес. Он, конечно, не мог предвидеть, что серый хищник исчезнет за долю секунды до того, как холодная сталь согреется алой кровью, и, увлекаемый силой своего удара, упал на четвереньки.

Виола успела заметить свежую прореху на его обширном заду.

Звонкий девичий смех разбудил птиц, притихших от волчьего рыка, и лес вволю натешился над окончательно ошалевшим бароном.

Надмирье

Внешнее Санитарное Кольцо

Час Малинового Контральто

— Молодец, девчонка. Ну прямо вылитая ты! Нырок под руку и пинок в корму! Класс!

— Корма — это нижняя часть спины?

— Ага. Древние греки в Теллусе называли это место «афедрон». Классно звучит, правда?

— Спасибо, конечно, что пытаешься меня развеселить. Не волнуйся, я в порядке…

— Эт хорошо, эт здорово! Но мой интерес к проблеме афедрона не случаен. Восточные мудрецы утверждали, что по положению таза легко предугадать следующее движение противника в рукопашном бою. Я сейчас все мнемозаписи по боевым искусствам Лэйма из архива перечитал, пытаюсь подготовиться к неожиданностям. Хочешь, вместе потренируемся?

— Как ты это себе мыслишь? Здесь у нас ни веса, ни тяжести.

— А кто тебе сказал, что мы будем тренироваться здесь? Я зову тебя на тренировку там…

— Ты серьезно? А как отнесется к этому Учитель?

— Но должны же мы стремиться к Совершенству? Тренироваться, тренироваться и тренироваться, как учил Великий Не Помню Кто. Самовольный спуск вниз, конечно, проступок серьезный, но ведь молодежь то и дело туда шастает. Помнишь, где мы с тобой познакомились?

— Я-то помню. Но тут другой случай. Учитель ведь специально попросил нас во всем с ним советоваться. После этого то, что ты затеял, прямая ложь. Третья заповедь! Не лги! «Солжешь Учителю — солжешь кому угодно!»

— Но он же разрешил нам Наблюдение! Представь: смотрим мы с тобой, смотрим и видим, что Темные вконец обнаглели и ребятам без нас не справиться. Мы подчиняемся минутному порыву и ввязываемся в потасовку. А чтобы избежать Золотой Волны, используем тела из личного запасника…

— Вот-вот. Случайно в кустах оказался рояль, белый, концертный, настроенный в ля-миноре. Тебе не стыдно?

— Ты, конечно, права, как всегда… Ну не могу я больше сверху взирать. Меня вниз тянет со страшной силой! Три четверти меня уже там. Ну что мне, осьмушке неприкаянной, здесь на облаках делать-то? В Патруль не берут. К практиканткам, опять же, не пускают. Вроде инвалида-пенсионера. Прозябание какое-то!

— Единственный путь — убедить Учителя в необходимости нашего участия в событиях внизу. Я тоже чувствую, что мы там понадобимся. И тело эльфки-лучницы у меня уже готово… Давай ищи аргументы, да повесомее. Не афедроном думанные.

— Слушаю и повинуюсь, госпожа эльфка! Но позволь заметить, что по части доводов и аргументов мы, гномы, не так уж сильны. Нам бы чего попроще. В рыло там кому или по шее…

— Как в той песне: «кроме мордобития — никаких чудес»

— Вот-вот, клянусь бородой Дьюрина!

Лэйм

Великие Древние Горы

Вечер

Летта чувствовала, что нравится Сану. Молчаливый и внимательный, сатвист двигался неслышным пружинистым шагом, зорко следя за стенами ущелья.

В трудных местах, где приходилось перебираться через завалы или перепрыгивать трещины, он оказывался рядом и был готов в любой момент оказать помощь.

В том, что эта помощь может быть действенной, Летта не сомневалась. Еще позавчера ночью, когда черные тени нетопырей метались в неровном свете факелов, молодую амазонку поразил смертельный танец на вершине утеса. В тот миг ей показалось, что у незнакомого мастера, крошащего нетопырей, не две, не четыре, а по меньшей мере восемь рук, вооруженных сверкающими лепестками.

И потом, когда сатвийский послушник фехтовал с Делоном, Летта невольно залюбовалась его мгновенными и одновременно плавными движениями. Его техника была не просто очень хороша. Она блистала той восхитительной свободой творческой мысли, которую не могут воспитать ни пять, ни даже десять лет тренировки, а дают только врожденный талант и наитие свыше.

«Кто сам идет, а кого Бог ведет», — послушно выдала память неизвестно где и кем сказанную фразу.

Одно было плохо: за все это время Сан ни разу не заговорил с ней. Он вежливо и немногословно отвечал на вопросы, но по-прежнему избегал ее взгляда.

Сначала это слегка раздражало осторожную амазонку. Но потом, когда Делон безуспешно пытался нащупать брешь в ее веерной защите, Летта увидела в глазах Сана такое восхищение, что оступилась и пропустила безобидный прямой выпад. И хотя молодой воин снова спрятался за маской монаха, отказавшегося от всего земного, многое стало видеться девушке в ином свете.

Они отдыхали целый день. Бывшие рабы были сильно истощены, и Эйбу с Делоном пришлось слетать за продуктами к сторожевой башне Пограничного Дозора. Летту звали с собой, но она отказалась. Ей пока нечего было сказать своим родичам — эльфам, в существование которых она еще три дня назад не очень-то верила.

Нетопыри панически боялись дракона и не рискнули повторить нападение. Утром следующего дня, попрощавшись со всеми, Сан и Летта двинулись в путь. Несколько раз во время коротких привалов девушка затылком чувствовала мощную волну нежности и преклонения, исходящую от молодого воина. Чувства, рождавшиеся в эти мгновения в груди Летты, были настолько ярки и незнакомы, что маленькая воительница начала сомневаться в своей готовности вступить в Обитель Пяти Стихий.

Нечто, разбуженное светловолосым менестрелем два года назад, окончательно проснулось и заявляло о себе пунцовым румянцем и сладкой истомой, разливающейся в крови от осознания простой истины, что любая девушка должна быть любима.

Они остановились у источника, маленьким водопадом сбегавшего по стене и питающего небольшое озерцо. Сан наполнил чашу, расписанную голубыми драконами, и подал Летте. Их руки и глаза на секунду встретились, и эта секунда вдруг превратилась в вечность.

Медленно-медленно Летта поднесла чашу к губам. Мягко и ласково, глоток за глотком, вода стекала в живот, наполняя его щемящим чувством зарождающегося желания. Все это время они не отрываясь смотрели друг на друга, и пространство, разделяющее их тела, беспокойно задвигалось, как будто понимая всю неэтичность своего присутствия.

Неожиданно открывшимся астральным зрением Летта видела сверкающие всеми цветами радуги ауральные ореолы, окружающие их головы. Она видела, как медленно и неотвратимо раскрывается голубой цветок бодхител, сливая два ореола в один, бесконечно прекрасный и щемяще неповторимый Храм Любви.

Завороженная чудесным зрелищем, она протянула недопитую чашу Сану. С почти священным трепетом он принял волшебный напиток и осторожно прижался губами в том же месте, где и она минуту назад.

При этом он не отрывал глаз от лица Летты и сделал это интуитивно, безошибочно чувствуя тепло и сладость девичьих губ. Сердце Летты наполнилось ликованием. Ей казалось, что она уже много лет знает этого черноглазого сильного юношу с упрямо сжатым ртом и четким, будто из камня высеченным подбородком. Она дышала его воздухом, чувствовала его рецепторами, смотрела его глазами. Не в силах выдержать лавину чувств и мыслей, прорвавшуюся к ней из его ауры, Летта начала медленно оседать и сразу же почувствовала его руки, крепкие и нежные, и в первый раз в жизни позволила себе потерять сознание…

Она очнулась на ложе из мелкой каменной крошки. Сан сидел рядом в позе, живо напомнившей Летте статую Сатвы в часовне на краю Горелой Пустоши. Его глаза были закрыты, а в уголках губ пряталась спокойная и ласковая улыбка. Летта хотела задать вопрос, но не успела. Ответ вошел в сознание мгновенно, но вежливо, как все, что делал Сан.

• Предыдущая
• 31/81
• Следующая