Сумасшедшая шахта - Белов Руслан - Страница 40
- Предыдущая
- 40/57
- Следующая
– А баба их? Юлька?
– Не знаю. В вагончике, наверное, с Худосоковым трахается...
– А в конторе тихо?
– Ничего не слышал!
– Ну и что делать будем?
– Ночи надо ждать... – ответил Николай взглянув на утреннее небо. – Днем они нас перещелкают... А сейчас, давай, подведем итоги. Сколько человек ты видел, когда на разведку ходил?
– Шесть-семь... Семь, точно.
– А машина была?
– Не было машины. Они, наверное, ее куда-нибудь в лес загнали...
– Тогда, значит, ее кто-то сторожит... И этот кто-то может выйти нам в спину...
– Не обязательно.
– Обязательно, необязательно... Все равно до вечера делать нечего. Так что сходи, прогуляйся.
– Хорошо, прогуляюсь.
– Так... – важно проговорил Николай, явно довольный моей исполнительностью. – Значит, трое их осталось... Или четверо, если у машины кто-то остался... Давай, сделаем так. Я у конторы поошиваюсь, а ты с бабами, нет, лучше один, по дороге походи, поищи машину... После заката здесь встретимся.
И, отдав мне один из автоматов, Николай направился к Конторе.
Я вернулся к женщинам, пересказал им содержание нашего с Колей разговора и, поцеловав Ольгу на прощание, ушел на поиски машины.
Идти по дороге было опасно – сторожившие машину человек или люди наверняка будут ждать неприятностей со стороны Конторы. И я решил выйти им в спину – пройти лесом по просеке линии электропередачи километра полтора и лишь затем выскочить на дорогу. Но прошел всего около полукилометра и замер: впереди, в нескольких десятках метров от меня, на грунтовке, когда-то ведшей к разведочным буровым, стоял темно-фиолетовый импортный пикап. В нем и вокруг него никого не было. Я решил не суетиться и подождать. И через десять-пятнадцать минут из зарослей лимонника вышел, оглядываясь человек в джинсовом костюме и бейсболке и направился к машине. По дороге он поправил что-то подмышкой – вероятно, это была кобура. Открыв водительскую дверь машины, он взял с сидения увесистый целлофановый пакет с продуктами (из него торчали горлышко большой пластиковой бутылки "Пепси-колы" и пучок зеленого лука) и пошел назад.
Когда я подобрался к нему сзади, он, чавкая, ел длинную палочку неочищенной копченой колбасы. У меня потекли слюнки и, сглотнув, я четко сказал: "Дай шмат!" Человек вздрогнул, рука его кинулась к левой подмышке, но я успел подскочить и приставить дуло автомата к его спине. Человек тут же поднял руки. Это был высокий, сутулившийся молодой мужчина с землистым лицом, бесцветными глазами и длинными, очень длинными мочками ушей. Говорить он не мог – только мычал и таращил на меня глаза. Я вытащил у него из подмышки пистолет, сунул его за пояс и повел пленного к машине, которая оказалась микроавтобусом фирмы "Мерседес".
Перед тем, как сесть в машину, я обыскал пленника, однако в карманах его джинсового костюма ничего не оказалось, ничего, кроме симпатичной еловой шишки. Рассматривая ее, я опять вспомнил Елкина и злорадно улыбнулся. И спрятал шишку в карман, решив по наступлении лучших времен непременно выменять на нее какую-нибудь иномарку. Затем посадил пленного за баранку, сам сел сзади и мы поехали к свалке металлолома. По дороге я понял, что сделал глупость, предпочтя автомобильную прогулку пешей – ведь нас могли обстрелять не только засевшие в Конторе бандиты, но и Коля. Но все обошлось – мы свернули с основной дороги на подвернувшуюся боковую и, минуя контору, очутились на свалке.
Привязав водителя машины (он, наконец, перестал мычать и заикаться и назвался Вовиком) обрывком электрического кабеля к кубовой вагонетке, я достал трофейный пакет с едой и отдал его женщинам. Сунув в него руку, Ольга первым делом вытащила обгрызенную Вовиком палочку колбасы. Вытащила и застыла, брезгливо рассматривая глубокие следы его зубов. Я отобрал колбасу, отрезал обгрызенный конец и сунул его Вовику в рот, а нетронутый его длинными желтыми зубами кусок протянул Ольге. Но в это время откуда-то сбоку появился озабоченный Николай и, перехватив у нее колбасу, принялся жадно ее пожирать. Съев ее до конца, вплоть до кусочка веревочной завязки, он сказал:
– Хреново дело...
– Что случилось? – удивился я.
– Ультиматум повесили.
– Какой ультиматум?
– Инку...
– Инку повесили??? – вскричали мы с Ольгой.
– Да. За ноги со второго этажа. Молчит пока. Но вся красная... Как помидор...
– И давно повесили?
– Минут сорок назад.
– Блин! А что-нибудь требуют?
– Что-что... Бабки требуют. На соседнем окне табличка висит: "Доллары или смерть!" Пошли туда, там разберемся, – сказал Коля, вставая.
Оставив женщин стеречь Вовика мы, стараясь держаться друг от друга подальше, вошли в окружавший Контору подлесок. Подобравшись к его краю, увидели, что из окна второго этажа теперь свешивается не Инесса, а Шурик собственной персоной.
– Смотри! – усмехнулся я. – Шуру перезомбирует!
– А, может быть... – вдруг посерьезнел Коля. – Может быть, Инка, того... дуба дала?
– Типун тебе на язык! – испугался я.
– Ладно, ладно, – успокоил меня Коля. – Что делать будем?
– Давай, я постараюсь с заднего двора в дом попасть, а ты постарайся переговоры с ними начать. Если что, отдавай доллары, Ольга тебе покажет, где я их закопал. Короче, действуй по обстоятельствам.
И, пожав друг другу руки и обнявшись на прощание, мы разошлись.
Я стороной обошел здание конторы и крадучись, подошел к окну тускло освещенной раздевалки. Как только я вынул нож из ножен, чтобы с его помощью вынуть стекло, из раздевалки послышались шаги – кто-то осторожно шел по раздевалке.
"Обход, – мгновенно пригнувшись, подумал я с удовлетворением. – А может, вдарить из автомата? Нет, Стрелять через стекла глупо... Мало шансов... И остальные набегут. Надо влезть в дом и мочить наверняка".
Как только звуки шагов стихли, я начал осторожно вынимать стекло. К счастью, внутреннее стекло двойной рамы отсутствовало и потому не прошло и пятнадцати минут, как я стоял в раздевалке. Подойдя к двери, ведшей к аккумуляторной, я чуть приоткрыл ее и начал напряженно вслушиваться. Не уловив ни звука, вошел в помещение и тут же в мою спину уткнулось дуло пистолета и раздался чрезвычайно довольный голос Худосокова:
– Попался, рябчик! Давай-ка сюда свою артиллерию.
Отняв автомат, он повел меня на второй этаж. Когда мы поднимались наверх по залитым кровью ступенькам, Худосоков выдавил с ненавистью:
– Это Лешего и Юрчика кровь... Им ваш бешенный ноги перебил. Запомни эту кровь, Черный... Леший – брат мой названный. Я всем вам оглобли перед смертью перебью...
И с силой ударил меня сзади ногой в голень.
Хромая, я поднялся на второй этаж. Там, перед лестничной клеткой была сооружена баррикада из мебели. За ней находились маленький, очень смуглый человек с "Калашником" и здоровенный плешивый детина с бегающими поросячьими глазками. Увидев меня с Худосоковым, маленький обрадовался и сказал:
– Еще один! Молодец, Ленчик! Веди его до Моха.
Когда он произнес "Еще один!", я сжался, как от удара и подумал: "Коля! Они и Колю взяли!"
– Ты, давай, смотри тут в оба, варежку не разевай! – приказал ему Худосоков. – Там у них один гаденыш остался – муху в лет бьет – и две бабы...
Услышав эти слова, я вздохнул с облегчением и направился к кают-компании.
Наверху, в коридоре, перед дверью в кают-компанию в луже крови лежали на спинах Елкин и буйная женщина Юля. У них были перебиты ноги. У Юли из кровавого месива ран торчали белые кости. Она была мертва. Елкин был жив и немигающим взглядом смотрел в потолок.
– Моя работа! – подведя меня к ним, удовлетворенно улыбнулся Худосоков. – А сучку эту я знаешь чем кончил? В вагончике отломал кусок жести, согнул зубами вдвое и когда она вкатилась, вдарил в ее сучье брюхо!
– А сюда зачем ее принес?
- Предыдущая
- 40/57
- Следующая
