Личное счастье - Воронкова Любовь Федоровна - Страница 9
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
ПРИНЦ ГАМЛЕТ
Гости сразу разделились на званых и избранных. Тамара почувствовала, что ее новая подруга никому не понравилась. Гришка Брянцев сделал за спиной у Олечки недоумевающее лицо, словно стараясь понять, что это такое. Глаза Симы Агатовой насмешливо сверкнули, а этот дурак Андрюшка Бурмистров уставился на Олечку и глядел не спуская глаз, как она двигается, как она, поклонившись, сразу села и протянула ноги, будто очень устала. Андрей глядел на нее до тех пор, пока Сима не дернула его за рукав:
– Ты что? Съесть ее хочешь?
Андрей вспомнил, что неприлично так вот, в упор, разглядывать человека. Да, кажется, и разглядывать было больше нечего.
– Кривляка, – сделал он вывод.
И Олечка с этой минуты потеряла для него всякий интерес.
Тамара, оскорбленная за подругу, села с ней рядом. У них сразу начался какой-то разговор вполголоса. Тамара рассказывала о чем-то с нарочитым оживлением, то хмурилась, то задыхалась от смеха. А Олечка еле улыбалась, еле отвечала, еле приподнимала тяжелые ресницы – она во что бы то ни стало должна была сохранить свой стиль «водяной лилии».
Тамара разговаривала с Олечкой, а сама искоса поглядывала на своих одноклассников, на своих друзей, с которыми так и не подружилась. Она радовалась недоброй радостью, чувствуя, что обижает их и что они вот сидят и молчат, никому здесь не нужные, и не знают, что им делать. Тамара мстила, как могла, мстила за то, что она была плохой пионеркой и плохой ученицей, мстила за то, что, боясь отказа, не подавала заявления в комсомол, мстила за то, что обманывала и лгала им, зная, что они презирают ее за это. Мстила за то, что она так и осталась среди них чужой, несмотря на внешние приятельские отношения, за то, что они никогда не доверяли ей. И вот теперь, нарядная, красивая, в своей богатой квартире она может, наконец, показать, что она не их поля ягода, что у нее в друзьях вот такие богатые, вот такие «стильные», вот такие, приезжающие на вороной сверкающей «Волге»…
А остальные гости и действительно не знали, что им делать. Зина и Фатьма забились в уголок дивана и сидели тихо, как птицы, попавшие в клетку. Вася хмурился и все подбирал под стул долговязые ноги: он страдал от того, что ботинки у него с побелевшими от футбола носами, что брюки у него не отутюжены, что надо лбом у него торчит неукротимый вихор, словно хохол у попугая.
Сима покусывала губу, в черных глазах ее горели сердитые огоньки. Она понимала, что происходит, но еще не знала, как вырваться из этого положения. Понимал это и Гришка Брянцев. Он поглядывал то на одного, то на другого своими светлыми узкими озорными глазами.
«Зачем мы сюда пришли? – спрашивал его взгляд. – Не встать ли да не уйти торжественно?»
Словно подхватив его мысль, Вася вдруг встал и решительно направился к двери. Он больше не мог и не хотел терпеть мучительного положения гостя, которого лишь допустили в дом.
Тамара вскочила, шумя оборками:
– Ты хочешь обидеть меня, Горшков?
Она с упреком глядела ему прямо в глаза. Горшков опустил ресницы:
– Да нет… Чего там – обидеть… Дела у меня есть.
– Никаких дел у тебя нет! – резко возразила Тамара. – Как не стыдно!
– Пошли, ребята, на волейбольную площадку! – объявил Гришка Брянцев. – Чего тут сидеть! Зря только галстук надевал!
Сима с готовностью встала.
Зина и Фатьма поднялись вслед за ней. Если Сима уходит, то…
У Тамары гневно загорелись глаза, щеки побледнели.
«Ну и уходите, – хотелось ей крикнуть, – вылетайте! Пожалуйста!»
Она сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не крикнуть этого. Она только сверкала почерневшими глазами, не зная, что сделать…
В это время прозвучал звонок. И в комнату вошел новый гость.
– Ян! – Тамара почти побежала ему навстречу. – Наконец-то!.. Знакомься, мои товарищи по школе. И подруги.
В этом слове «подруги» невольно прозвучала ироническая нотка, и девочки, почувствовав ее, переглянулись.
Но что такое вошло в комнату вместе с Яном Рогозиным? То ли его простодушная белозубая улыбка, то ли добрые и какие-то радостные глаза, то ли веселый голос его, а вернее, все это вместе сразу рассеяло нервную атмосферу. Высокий, стройный, с густыми блестящими волосами, зачесанными назад, он был весь какой-то подтянутый, щеголеватый. Чувствовалось, что его радует собственная внешность, радует то, что красив, что хорошо одет. Но эта его радость никого не обижала и не задевала; наоборот, всем глядевшим на него тоже хотелось радоваться вместе с ним и его красоте, и его щеголеватости, и его присутствию. И даже цветок в петлице никого не смешил.
В первую минуту мальчики настороженно подобрались, а девочки застеснялись. Только Олечка не изменила раз заданного выражения лица, она слегка кивнула Яну своей растрепкой-прической и чуть-чуть покривила губы, изображая улыбку. Но стоило Яну заговорить, как все почувствовали себя свободно, всем стало просто, весело, готовая вспыхнуть ссора погасла.
– Да тут дивная компания! – радостно, словно он никогда в жизни не надеялся очутиться в такой очаровательной компании, воскликнул Ян, пожимая руки ребятам. – Как я рад, ребята, честное слово!
С девочками он был почтителен. Зеленоватые красивые глаза его ласково светились из-под длинных ресниц. Зина оробела, когда он подошел к ней, вскочила, как маленькая девочка-второклашка вскакивает перед учителем. Смуглая Фатьма опустила глаза и вдруг залилась густым румянцем: ей показалось, что этот красивый восемнадцатилетний юноша как-то по-особенному поглядел на нее и пожал ей руку. Только одна Сима встретила его ироническим взглядом. Она быстро справилась с первым смущением и совсем холодными глазами за несколько минут успела разглядеть Яна. И как странно – она увидела его совсем другим, чем остальные ребята. Ее смешили маленькие, чуть заметные бакенбарды, которые тянулись у него от виска до половины уха. Она еле удержалась, чтобы не фыркнуть при виде цветка в петлице его голубого пиджака. Сима сдержалась, но насмешка светилась в ее глазах, Сима не сумела, а может, и не захотела ее скрыть.
Ян тотчас почувствовал это.
– Не приемлете? – негромко, с усмешкой спросил он.
– Посмотрим! – в тон ему ответила Сима.
У Яна пропала улыбка, брови приподнялись и горестно изогнулись. Мгновенный облик задумавшегося над жизнью, чем-то разочарованного и тоскующего человека мелькнул перед ней и тут же исчез. Ян уже улыбался:
– Товарищи, а я притащил торт! – объявил он. – Может, сейчас прямо и съедим, а?
– Давайте! – Фатьма подпрыгнула на стуле и хлопнула в ладоши.
– Давайте! Ура! – тотчас подхватил Гришка Брянцев. – Это нам в полдела!
Но Тамара остановила их:
– Ничего подобного! Торт к чаю. А пока давайте играть.
– В шарады, – сказал Андрей, – я уже придумал.
– Отлично! Отлично! – радостно поддержал Ян. – Мы с Андреем начинаем. Кто с нами? Фатьма, хотите?
Фатьма вспыхнула и вскочила:
– Да!
– Я тоже! – немедленно заявила Тамара. – Начинаем!
Ян подошел к Олечке:
– А вы?
– О, нет…
Тамара ревнивыми глазами следила за ними. Да, конечно, он глядит на нее! Вон как заломились у него брови, каким долгим, тоскующим взглядом смотрит он на Олечку, взглядом Гамлета, принца Датского… Ну конечно, Олечка нежная, воздушная, держится как принцесса какая. Конечно, Олечка ему нравится. А разве может ему нравиться она, Тамара, крепкая, грубая, как молодая лошадка, она даже топает, когда ходит!
Но Ян отошел, а Олечка осталась на месте. Нет, Тамаре показалось. Он такой же веселый, как и был. Только вот что это он все глядит на Фатьму? Сколько уже раз она из его уст слышит сегодня это имя – Фатьма, Фатьма, Фатьма!
И Тамара в глубине своей ревнивой души уже почти жалела, что дала угаснуть ссоре, что не выгнала вон всех этих девчонок, всех своих «дорогих» подруг.
Шарады, шарады! Живо была устроена сцена – отодвинули стол и стулья. Из шкафа полетели всякие шарфы, кофты, простыни… Из отцова кабинета явился старый портфель.
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
