Муха в розовом алмазе - Белов Руслан - Страница 38

• Предыдущая
• 38/87
• Следующая

"Загипнотизировала и нашептала в ухо в обстановке, преднамеренно созданной, – думал я, принимая от одной из жен Али-Бабая большую касу[29] лагмана. – И сделала эта, потому что простые намеки меня не прохватили. Как она бесилась, когда я сказал, что соединить приятное с полезным не удастся, и мы не сможем пробиться наверх по кимберлитовой трубке! Из всего этого следует, что Синичкина доподлинно знала о существовании древней выработки, но из соображений конспирации хотела, чтобы заговорил о ней именно я, восемь лет проработавший на Кумархе, а не она, доселе не разу в этих краях не бывавшая...

Вкусный лагман, хотя и на сушеных овощах. Давно я такого не ел.

...Но откуда она могла знать о древняке? От Сома? Вряд ли. Ко времени его появления на пятой штольне все геологи, в том числе и я, напрочь забыли о таинственной яме. Мог Сом сам наткнуться на нее, например, на прогулке? И сообразить, что она представляет собой древняк, заплывший почвой? Нет. Уезжая в город по окончании своего первого и последнего кумархского полевого сезона он, смеясь, сказал мне, что за семь месяцев ни единого разу ни на шаг не отклонился от маршрута – палатка – сортир – столовая – пятая штольня. Следовательно, Синичкина знала о существовании алмазной копи из других источников...

Мясо с косточкой... Откуда у них свежее мясо? Небось, Али-Бабай по ночам баранов ворует, то есть воровал...

...Из каких источников знала? Из старинной рукописи, найденной на чердаке ее старооскольского дома? На чердаке, по которому я ушел от людей Баклажана? Или из карты на пергаменте, извлеченной из медного кувшина, обнаруженного в черноземе при рытье в огороде очередной выгребной ямы.

Черт те что. А если прибавить к этому "черт те что" уверенность Синичкиной в том, что алмазы обладают магической силой, вообще получается сплошная мистика. Откуда у нее такая уверенность? А если это не уверенность, а знание? И через пару дней штольня окажется набитой оригиналами, свихнувшимися на манер Михаила Иосифовича – одним сумасшедшим красноглазым монстром, одним тронутым уголовником, одним буйным полковником госбезопасности, одной крайне симпатичной и загадочной девушкой-маньячкой и одним вконец рехнувшимся параноиком в моем лице?

Надо во всем разобраться, – решил я, в конце концов, решил, уже вычищая касу хлебным мякишем. – И с алмазами, и с Синичкиной".

После обеда мы засобирались на работу. Али-Бабай принес инструменты – кайла, заточки, лопаты, крючья, веревки и керосиновые лампы (наши шахтерские фонари давно разрядились).

Перед тем, как отправиться в забой, Веретенников предложил присесть на дорогу. Не успел я расположиться на краешке помоста, как Синичкина, севшая рядом, шепнула мне в ухо:

– Ты тщательно взвесил создавшуюся ситуацию? И ты уверен, что все закончится так, как хотелось бы тебе? Ты уверен, что все они будут действовать, как послушные тебе шахматные фигуры?

Шепнула и, как ни в чем не бывало, принялась рассматривать свое заживающее личико в карманное зеркальце.

А я вновь задумался. Точнее не задумался, а дал выход тому, что давно сидело в моем подсознании:

"Какие все же мы идиоты, какой я идиот! Поддался настроению, эйфории, и согласился выпустить этих сумасшедших сектантов! Какие из них работники? И компания получилась – не бей лежачего. И что теперь мне светит? Как они поведут себя, оказавшись на воле с алмазами? Баклажан с Полковником, понятно, не покинут Кумарха, не отстанут от нас, пока всех не убьют. И Кучкина, и Веретенникова, и Синичкину. Они, фанатики своей бомбы, не захотят ею рисковать... Меня они будут пытать, пока я не расскажу им, где лежит алмаз с мухой. И поэтому... и поэтому, о, Боже, мне... придется их убить... Убить? Нет, убить я не смогу, не мой профиль... А что же делать? Как что? Отдать их Али-Бабаю и все дела! В конце концов, они – его законная добыча!

А Сашка Кучкин? – думал я уже на пути к алмазной рассечке. – На следующий день после возвращения в Душанбе (если, конечно, Баклажан его не кончит, а кончит он его первым), Сашка свяжется с лихими людьми или с бывшими гэбэшниками и предложит им десять процентов в подпольной старательской артели "Розовый Слон". Потом эти серьезные люди сунут ему в задницу электрический паяльник, и он все им расскажет – и про трубку, и про то, как найти остальных обладателей алмазов и их родственников.

И они найдут и убьют. Чтобы не было соперников и конкурентов. Чтобы не было утечки информации. И поэтому, Черный, хочешь ты этого или не хочешь, тебе придется и его оставить здесь в подземелье. В качестве пленника Али-Бабая. Да, придется оставить... Ради своих детей, ради Ольги...

Ольга... Она ведь предупреждала! Ну и дурак же я! Из-за малой обиды затеял эту канитель... Если бы я тогда знал, что меня ждет...

Ладно, хватит лирики. Теперь Валерка Веретенников... От этого можно ждать всего. Человек он холодный и здравомыслящий. И всегда добивается своего. Может он представлять для меня опасность? Здесь и там, на поверхности? Конечно! При случае он непременно попытается отомстить мне за то, что я вовлек его в это сволочное приключение, отомстить за то, что сделал с ним Баклажан. Он мстительный... Однажды рассказывал мне, как хладнокровно поквитался со своим сослуживцем за малую обиду... Когда в Арсеньеве служил метеорологом, в том самом авиаполку, из которого Беленко Миг в Японию угнал. Веретенников, салаженок с красным географическим дипломом, пришел телевизор куда-то посмотреть, а один афганец крутой, весь из себя прославленный, водку там глушил и его на три буквы по настроению послал. Так что Валерка сделал? На следующий день капитан на задание улетел, а Валерка ему метеобюллетень не дал. Намеренно сделал так, что капитан его не смог получить. И потом позвонил куда нужно и тому афганцу, что-то там неприятное сделали... Яйца, короче, открутили. Так что человек он опасный. И мстительный вдобавок. И потому его тоже придется оставить Али-Бабаю на сохранение. На время. На недельку-другую. Пока мы с Синичкиной не слиняем в неизвестном направлении.

Вот, она жизнь... Совсем недавно в этих горах я распинался перед друзьями-коллегами о добре и зле, о жизни, как абсолютной ценности, а теперь хладнокровно обрекаю людей на пожизненное заточение... Хорошо еще, что есть Али-Бабай. А если бы его не было? Подумал бы, подумал и пришел бы к мысли, что Кучкина с Веретенниковым надо мочить... Дегенерат... Дожил до крайней черты.

Дожил... Дожил с этой Синичкиной. Вот ведь женщина! На вид ангелочек, а занимается явно не божескими делами. Не удивлюсь, если она окажется главой международной шайки охотников за бриллиантами. Или шпионом де Бирса. Но ведь не поднимет она на меня руку? Как знать... Всю жизнь меня убивали женщины, которых я любил... Ну, ладно, хватит рефлексировать, где там мой Али-Бабай? Пора приниматься за дело".

Али-Бабай со своим фонарем шел следом за мной. Остановив его, я сказал, что вот, в этой разминовке когда-то складировали длинные ломы для очистки кровли от заколов и что я хочу взять с собой парочку.

Понятливый Али-Бабай догадался, что я желаю с ним уединиться тет-а-тет, и мы свернули в разминовку. Выбирая ломы, я доходчиво объяснил ему, что надо делать, когда мы проделаем выход на поверхность.

– Хоп, майляш, Черный, я выполню твой приказ, – ответил он, лишь только я закончил. И ответил, как-то странно блеснув своими красными глазами.

Я не придал значения этому блеску – подумал, что так, наверное, блестят глаза у бывалых киллеров, принимающих заказы от любителей Стравинского, Льва Толстого и Ахмадуллиной.

Если бы я знал, что своим заказом продлил себе жизнь на неопределенное время! Если бы я знал, что после того, как открылась измена старшей жены (только она могла печь лепешки, как ему нравилось, только она напоминала ему мать), Али-Бабай решил лишить жизни всех своих постояльцев посредством взрыва в кают-компании нескольких противопехотных мин. Он зомберскими своими чувствами, хоть и основательно размывшимися за последние годы, осознал смертельную опасность, исходящую на него от Баклажана, Полковника, Кучкина и Синичкиной. И чувствовал, что если он даст им уйти, то в скором времени долина, да что долина – его дом, его родная штольня превратится в кромешный ад. Да, три года назад ему накрепко внушили, что он должен приносить пользу людям и не просто людям, а жителям Ягнобской долины. А эти люди, пришедшие в его штольню, никакие не жители долины, а неправоверное отребье, алчные искатели наживы. И, следовательно, они не подпадают под внушенный ему императив.

• Предыдущая
• 38/87
• Следующая