Великий Эллипс - Вольски Пола - Страница 78

— В семь сорок у выхода, — сказал Гирайз.

— В семь сорок, — согласилась Лизелл, и они расстались. Дойдя до своего номера, она вошла и застыла на пороге, неприятно пораженная.

Гостиница оправдала наихудшие ее ожидания: здесь практиковалась система селить по нескольку человек в номере. Маленькая керосиновая лампа, висящая под потолком, освещала внушительных размеров общую спальню с десятком односпальных кроватей, над каждой из которых висела москитная сетка. На четырех кроватях спали, на двух других сидели пышнотелые фигуры со светлыми волосами в белых ночных рубашках.

— Закройте дверь, будьте любезны, — попросила одна из белых фигур по-грейслендски.

— Воздух сюда напустите, — пояснила другая на том же языке.

Воздух здесь не помешал бы, отметила про себя Лизелл. Окна закрыты, пахнет плесенью, к тому же порядочно москитов. Тем не менее она закрыла дверь, шум разбудил еще одну женщину, она заворочалась и сонно спросила по-грейслендски:

— Что, что такое?

— Новенькая.

— В сорок седьмой?

— Ты тоже? — спросила блондинка у Лизелл.

— Что я тоже?

— Приехала к своему в сорок седьмой отряд?

— Нет, я…

— Тогда в батальон Орлов Крайнзауфера? Какой у него чин? Мой муж — капитан Гефгогн, герой ягарской кампании. Он дважды был награжден и один раз получил благодарность за решительные действия. А твой в каком чине?

— Я приехала сюда не солдат навещать, — ответила Лизелл, кое-как составляя предложение из грейслендских слов. — Я здесь проездом.

— Так ты не из Грейсленда, — вынесла ей обвинение жена капитана. Она оглядела вновь прибывшую с ног до головы, внимательно рассмотрев ее испачканный бизакский наряд. — Ты кто? Туземка? Тогда тебе здесь не место.

— Я из Вонара, — пояснила Лизелл, — и мне обязательно есть здесь место. — С этими словами она направилась к самой дальней кровати в углу комнаты и уверенно поставила свой саквояж рядом с ней. За ее спиной зашипели.

— Она говорит, что она из Вонара.

— Ну, это не так уж и плохо. У нее хотя бы кожа светлая.

— Да, но не чистая. Вонарцы — грязнули, это всем известно.

— Они не моются, а поливают себя духами.

— Посмотри на ее одежду — вся в грязи.

— Грязная до отвращения. Я умерла бы со стыда, если появилась бы где-нибудь в таком виде.

— Да что ты, у вонарцев нет гордости.

Посмотрела бы я на вас, безмозглые грейслендские коровы, на кого вы были бы похожи, если бы прошли несколько километров по декуатским лепешкам, — зло подумала Лизелл, Скинув одежду, она подошла к умывальнику и принялась нарочито тщательно мыться. Но ее усилия не удовлетворили критиков. Шепот продолжался.

— Смотри, как вышагивает в своем белье.

— Все вонарки — бесстыдницы.

— Она что, так в белье и собирается спать?

— Она не похожа на порядочную женщину.

— Я думаю, у них и порядочные не лучше этой.

Лизелл смолчала, с трудом сдерживая возмущение. Нет смысла ссориться с этими женщинами. Более того, все, что они говорили о ее наряде — чистая правда. Умывшись, она быстро выстирала одежду в раковине, хорошо отжала ее и развесила на крючках, прибитых к стене у ее кровати. Тонкая ткань к утру должна высохнуть.

— Убери мокрые вещи, будь добра, — послышался голос капитанской жены. — Им здесь не место. Ты должна знать, это — не прачечная.

И это тоже чистая правда. Лизелл, стиснув зубы, сняла тунику и юбку и расстелила их вдоль перекладины внизу кровати. Неожиданная мысль пришла ей в голову. Подойдя к ближайшему окну, она толкнула створки, и те широко распахнулись. В комнату ворвался поток свежего воздуха. Вот так ее одежда высохнет наверняка.

— Сейчас же закрой окно, будь добра, — приказала одна из лежащих блондинок. — Уличный воздух напустишь.

— Да. Он такой свежий, — простодушно улыбнулась Лизелл, — такой чистый.

— Это нездоровый воздух. Он слишком влажный и наполнен гнилостными испарениями джунглей. Сейчас же закрой окно.

— Если вы согласны, я оставлю его открытым, — карамельная улыбка не сходила с лица Лизелл. Несколько мгновений она ждала, осмелится ли кто-нибудь встать и закрыть окно, но никто не двинулся с места. Забравшись в постель, она опустила москитную сетку и отвернулась к стене. За ее спиной возобновился шепот.

— Эта вонарка не умеет себя вести.

— Ее дурь вредит нашему здоровью.

— Я думаю, она, по всей видимости, шлюха.

— В таком случае ее не должны были сюда впускать. Это неправильно.

— Завтра утром я поговорю со своим мужем. Мой муж — человек влиятельный. Уверена, это безобразие можно исправить.

Пустое сотрясание воздуха, такое же безвредное, как жужжание москитов. Лизелл закрыла глаза. Она настолько устала, что уснула раньше, чем успела подумать, откуда это у Гирайза в'Ализанте две такие редкие вещи — карта Ксо-Ксо и расписание движения ягарских пароходов.

Если бы окно было закрыто, то голоса с улицы вряд ли долетели бы до ее слуха. Но окно осталось открытым, и звуки, проникшие в спальню, окончательно ее разбудили.

Лизелл открыла глаза, не имея представления, который час, но почувствовала, что проспала не так уж и много. Керосиновая лампа все еще горела, и в свете ее устроившиеся на сетке гигантские летающие тараканы отбрасывали устрашающие, фантастические тени. От испуга она приглушенно вскрикнула и ударила по сетке рукой. Тараканы разлетелись. Она осторожно отодвинула полог и огляделась.

Грейслендки преспокойно спали. Совершенно проснувшись, она внимательно прислушалась к голосам на улице. Небольшая группа, определила она, с полдюжины мужчин и женщин. Их голоса — наполовину певшие, наполовину говорившие на незнакомом ей языке — звучали довольно приятно, но было в них что-то такое тревожное, отчего волосы у нее на голове зашевелились. Она крайне растерялась, даже испугалась, и вместе с тем сгорала от любопытства. Если они исполняют какой-то национальный ритуал, она с удовольствием понаблюдает, а потом напишет монографию и представит ее в Республиканскую академию…

Нет времени!

Ну нет, для краткого наблюдения времени предостаточно. Она не может отказать себе в этом. Встав с постели, она подошла к окну, и ночной воздух, запечатлев на ее коже нежный поцелуй, напомнил Лизелл, что она не одета. Что ж, очень подходящий наряд для такого климата, если бы только не привлекал столько внимания. Она быстро оделась. Бизакская туника и юбка были еще влажные и неприятно липли к телу. Хорошо, что грейслендские матроны спят и не достают ее своими неодобрительными взглядами и комментариями. Бесшумно выскользнув из общественной спальни, Лизелл поспешно спустилась по лестнице, миновала входную дверь и оказалась на городской площади Ксо-Ксо.

В теплом и влажном ночном воздухе висело жужжание насекомых. Созвездия южных широт, никогда не горевшие на вонарском небе, здесь висели словно прямо над головой. Луна освещала город, но уличные фонари продолжали гореть, их свет ложился на мощеную площадь. Ее глаза инстинктивно метнулись к платформе и к позорному столбу на ней. Четверо страдальцев стояли все так же неподвижно, глухие или равнодушные к крикам своих соотечественников. Менее равнодушными казались двое грейслендских часовых, поставленные охранять платформу. Испытывая явное волнение, они пристально оглядывали площадь в поисках невидимых певцов.

Если они ее заметят, то непременно задержат для допроса. Затаив дыхание, она отступила в тень, и грейслендцы прошли мимо.

Голоса звучали где-то совсем рядом. Она ясно слышала их, но никак не могла вычислить, откуда они доносились. Может, из лабиринта темных переулков за ее спиной? Безумие, но на секунду ей показалось, что они звучат откуда-то сверху, затем — что из-под земли. Нервы ее были напряжены, а по коже бегали мурашки, хотя ночь была жаркая.

Странно. Она потрясла головой, ей было и смешно, и немного досадно. Она вновь замерла и внимательно прислушалась. На этот раз сомневаться не приходилось: невидимые певцы прятались где-то в темноте слева от нее, может быть, не далее как на расстоянии в несколько ярдов. Она напрягла зрение и обнаружила, что на краю площади есть узкий просвет между двумя зданиями. Вне всякого сомнения, голоса раздаются оттуда.