Сумеречные Врата - Вольски Пола - Страница 27

Ренилл готов был отдать жизнь за один взгляд на это.

Новый звук вмешался в гром голосов: пронзительный, режущий ухо визг с возвышения. Сквозь ослепительное сияние виднелись два искаженных девичьих лица с разинутыми в крике ртами и круглыми от ужаса глазами.

А сияние становилось все ярче, густой туман уже пылал зеленым огнем. Голос КриНаида разносился из горящего облака, и слов нельзя было понять, но мощь его заставляла забыть обо всех звуках во вселенной, и слышать только этот нечеловеческий голос.

Он умолк. На мгновение мир стал ясным: женский визг, пронзающий безумное пение жрецов - и тут сияние, окружающее алтарь, полыхнуло так, что даже самые истовые верующие отвели взгляды. Вопли оборвались на неимоверно пронзительной ноте.

Ренилл невольно вскинул ладони к глазам. На миг он замер, скорчившись на коленях, ослепший, едва сохраняющий сознание. Наконец невнятное чувство подсказало ему, что можно открыть глаза. Он медленно опустил руки и поднял голову. Сияющий туман еще клубился над помостом, но видеть не мешал. Девочки, вернее, то, что от них осталось, лежали на залитом кровью алтаре. Полудетские тела были распороты от грудины до паха. Зияли красные дыры животов. Орудие убийства было скрыто от глаз. КриНаид-сын, несомненно, совершивший это деяние, неподвижно стоял у подножия алтаря, и его руки были пусты.

Не время думать о каком-то предмете, когда два тела еще содрогаются перед глазами, когда затуманенный глаз снова подводит его, говоря, что разбухшие животы мертвых вздрагивают, что края рассеченной плоти расходятся, что… невозможно!

Бредовое видение одурманенного разума, но сейчас оно кажется ошеломляюще реальным.

Ренилл пытался отогнать видение, но тщетно. Тела содрогались и корчились. Раны разверзались. Мертвые лона извергали свое содержимое в кровавых клочьях мяса. Два влажно блестящих младенца выползли из трупов матерей.

Если не считать необычной формы черепа, их тела казались вполне человеческими. Но разве человеческий младенец способен ползать, едва появившись на свет? Разве у человеческих младенцев на руках не пальцы, а щупальца, которые на глазах превращаются в сияющие лучи? И кто и когда видел младенцев со сверкающими глазами и зубами - полным ртом ровных молочных зубов - горящими собственным неземным светом?

Младенцы захныкали. Слабые детские голоса оказались странно гулкими, уже теперь напоминающими металлический звон голоса КриНаида.

Должно быть, и КриНаид ощущал это родство, потому что его руки со странной нежностью подняли первого вымазанного кровью хнычущего ребенка из мокрого гнезда.

Громада, таившаяся в тени за колоннами, шевельнулась. Ее движение воспринималось как колебание самого пространства, как дрожание луча зыбкого света. Словно откликнувшись на это движение, сияние, окружающее помост, усилилось, и снова глазам стало больно глядеть на него. Под веками выступили слезы, но на этот раз Ренилл не отвел взгляда. Все ярче и ярче, ослепительно ярко. Свечение тела младенца потерялось в этом сиянии. Тельце казалось почти прозрачным, просвечиваемое насквозь пылающими лучами.

Еще мгновение, и наваждение стало явью. Сквозь кожу просвечивали кости, виднелись живые органы, вены и артерии, сложный крошечный мозг. Свет шел изнутри, и сияние бьющегося сердечка и совершенного мозга превзошло сияние окружающего тумана. Сердце и мозг горели маленькими солнцами.

Еще ярче, невыносимо ярко… Смертная плоть не может вынести такого.

Не вынесла.

Двойной сполох - в сердце и в мозгу - взорвал маленькое тело. Фонтаном брызнула кровь. Клочки плоти разлетелись в стороны, ударившись в золотую маску КриНаида. Не успели капли упасть на землю, как создание, поджидавшее за колоннами, придвинулось к самой границе своего темного убежища.

Сияние озарило останки младенца, зажгло их, вознесло в воздух и поглотило. От плоти не осталось и следа. Только растерзанный труп матери на алтаре напоминал о существовании младенца.

Ренилл заметил, что дышит со всхлипом. Тело покрывал холодный нот, в горле стоял тяжелый ком. Пригнув голову, он глубоко втянул в себя воздух. Дурнота чуть отступила, и он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать гибель второго младенца. Голоса Сынов, окружавших его, взлетели в священном восторге, а Первый Жрец застыл на помосте, раскинув руки и словно вбирая в себя звук. Таившийся за колоннами колыхался, упиваясь сиянием.

Что это, воспаленная фантазия - или то создание в самом деле разрасталось, набирало силу?

Непонятно. Ренилл не мог об этом думать. Шум и страстный восторг толпы подавляли разум. Всем правило безумие, и Ренилла тоже захлестнула его волна.

Наконец припадок миновал. Он снова стал собой, хотя все еще не мог думать ясно.

Оно и к лучшему. Лучше не думать о том, что видел.

Так просто - не думать. Так легко проникнуться бушующим вокруг общим безумием и слиться… с чем?

Что тогда?

Совершенство.

Неземной голос КриНаида прозвучал в его ушах, достигнув самых темных закоулков разума.

Единство. Полнота. Совершенство.

Чушь, беззвучно ответил Ренилл, с трудом собирая мысли.

Цель, общность, надежда.

– Ложь! - На этот раз он, в полном замешательстве, заговорил вслух, на вонарском. Но его шепота, конечно же, никто не услышал в окружающем гаме. Никто?

Ощутимая сила пронзила воздух. Ренилл без тени сомнения знал, что она исходит от притаившегося в тени создания, которое ужасало и притягивало его. Эта сила обжигала мозг и нервы, связывая его со всеми остальными: с Источником, с Сынами, с КриНаидом…

И наоборот.

Ренилл мгновенно понял, что узнан; ощутил, как давит на его разум чужое неотвязное внимание. Словно он стоял, выхваченный из общего числа мощным лучом - нагой под пронизывающим, беспощадным взглядом.

Взбудораженное воображение. Его не могли опознать!

КриНаид шагнул к краю возвышения. Пульсирующий свет множества талисманов Ирруле отражался на поверхности его золотой маски. Сияющие клинки срывали покровы с сердца и разума.

Смешная мысль!

– Среди нас чужой, - в голосе первого жреца звучала пугающая доброта. - Давайте поприветствуем его.

Ренилл не двинулся с места, не поднялся с колен. Он ведь невидим, затерянный среди толпы жрецов, во всем подобный им!

– Встретим его как друга.

Отверстия золотой маски нацелены прямо ему в лицо. Ренилл как зачарованный уставился в них. Взгляд, сияющий из пустых глазниц, пронизывал мозг. Под черепом прошла горячая волна.

В рядах Верных возникло замешательство. Пока еще никто из них не сумел опознать чужака. Ренилл почти не замечал Сынов. Он был один на один с КриНаидом и с тем, за колоннами, в темной пустой и незнакомой вселенной.

– Пусть он познает Исток и Предел. Эти слова пронзили его холодом, и Ренилл не сразу осознал, что жрец говорит на вонарском. Безумие. Обман чувств.

– Подойди, приблизься. Ощути единение. Странный выговор, непривычные ударения, но вне сомнения, язык вонарский.

Мысль ослушаться приказа даже не пришла ему в голову.

Не сознавая, что делает, Ренилл поднялся на ноги и шагнул вперед. Еще шаг. Чем ближе он подходил к помосту, тем сильнее ощущал влечение. Что-то властно вторглось в его разум, и все в нем рвалось слиться в единое целое, полностью отринуть себя.

Единение, полнота, совершенство.

Сказано или прозвучало в его голове?

– Открой себя. Назови свое имя.

Это говорит КриНаид, вслух, по-вонарски.

Ренилл собирался было ответить, но в последний момент запнулся. Какой смысл скрывать? Нечего даже пытаться утаить что-либо от сверхъестественно проницательного Первого Жреца. Более того, соблазнительно сладко покориться силе, слишком могущественной, чтобы с нею бороться. Упоительная потеря себя, забвение забот, связанных с вечно тревожащим сознанием личности, красота… как они это называют? самоотречения.

– Назови свое имя.

Самоотречение. Ни мыслей о том, кто он и кем станет, ни мучительного внутреннего раздвоения, ни терзаний, когда не знаешь, кому принадлежит твоя преданность, в чем твой долг, ни одиночества…