Информационная бомба - Вирильо Поль - Страница 21
- Предыдущая
- 21/24
- Следующая
— непосредственному настоящему — в ущерб hie — данной «сцены» и данного «действия», любой сцены и любого действия".1 «Здесь» больше не существует, все существует «сейчас», как мы заметили выше.
«Новое театральное представление» — попытка справиться с временной перспективой ускоряющейся реальности и ее рельефом — неловко пытается соперничать со спешным представлением событий в средствах массовой информации, где сенсационные новости и клипы предпочительнее невыносимо долгого повествования, где любой ценой избегают необходимости нажимать на кнопки пульта управления, этого нарушения симметрии между приемником и передатчиком.
«Парадокс актера» эпохи виртуальных клонов и аватар (на экране), заключается в том, что надо заставить театр не быть театром, то есть представлением тела (на сцене).
Драматургия прямого включения сейчас заметна повсюду: в кратковременной занятости, в контрактах на ограниченный срок и долгосрочной безработице, в восстанавливающихся и распадающихся с очередным разводом браках… Страх перед zapping'omiv становится повсеместным.
Если «настоящее» — это ось симметрии проходящего времени, то сейчас его вездесущий центр полностью контролирует жизнь «развитых» обществ, и нам надо всеми силами стараться не разбить ось, поскольку это отбросит нас в прошлое, к омертвевшей памяти и, кто знает, даже к угрызениям совести. Разве мы не наблюдали в последнее время множество покаяний и невиновных чиновников, приносящих извинения, совершенные их предшественниками, но мало обеспокоенных преступлениями, которые они могут совершить сейчас? Мы должны также избегать внезапного «разрыва симметрии» времени, который может отбросить нас в будущее, — хотя провал экономического планирования несколько снизил эту опасность.
Стало быть, по future как нельзя лучше характеризует рельеф реального времени глобализации, где все происходит без малейшей для нас необходимости передвигаться: нам не нужно приближаться к расположенным рядом объектам и к окружающим нас существам.
Если когда-то, в эпоху транспортной революции, срок прибытия определялся протяженностью пути и возможностями передвижения, то сейчас, в эру революции коммуникаций, все происходит сразу и немедленно, так как задержек больше нет, а информация передается мгновенным взаимодействием, интеракцией, более быстрой, чем какое-либо конкретное действие (action).
Действительность средств сообщения, вытесненная виртуальной реальностью телекоммуникаций, вызывает недоверие, сравнимое только с нынешним пренебрежением к мировому океану, многокилометровым водным пространствам, в той же степени профанированными авиационной скоростью, в какой они загрязнены выбросами нефтяных танкеров, сделавших океан полями орошения.
Как летательные аппараты «тяжелее воздуха» держатся на ветру благодаря скорости реактивного движения, так и «ускоренная реальность»удерживается подъемной силой электромагнитных волн, передающих мгновенные сигналы.
История конца тысячелетия воспарила и опирается лишь на телеприсутствие событий вне какой-либо хронологии, так как рельеф происходящего прямо сейчас подменяет глубину исторической последовательности.
Все окончательно перевернулось с ног на голову. Все происходящее сейчас, внезапно возникающее перед нами представляется гораздо более важным, чем то, что удаляется, осаждается на дне нашей памяти, как бы по краям видимого географического горизонта. В этом контексте интересно вспомнить о закате театрального представления — ведь конкретный вымысел бытия здесь актера противостоит дискретному вымыслу электромагнитных призраков, заполняющих экраны.
В недавних «театральных представлениях постановщики безуспешно пытались перенять и даже превзойти скорость масс-медиа… Реплики следовали с такой быстротой, что создавалось впечатление резкого обрыва трансляции, как случается при переключении каналов».2 «Действия» (actes) театральной пьесы становятся «взаимо-действиями» или, вернее, «междудействиями» («антрактами») и стирают привычное различие между актером и зрителем. Слияние/смешение «ролей», вернее, взаимопроникновение (surfusion) театрального вымысла и лишенного прошлого и будущего мгновения виртуальной реальности. Мета-стабильность (surfusion) тела, которое внезапно перестало соответствовать условиям сценической среды, однако все еще находится в одном из самых хрупких равновесий в ожидании Катастрофы, которая непременно разрушит этот карточный домик.
Как здесь еще раз не вспомнить многозначный образ «финансовой сцены» и мыльный пузырь спекуляций, виртуальный пузырь мировой экономики, зиждущейся сейчас на автоматических интеракциях между рыночными ценами и никак не связанной с материальными ценностями национального производства? Уже лет двенадцать как введены автоматизированные торги, определяющие как действия игроков, трейдеров Уолл-Стрит и других валютных рынков, так и спекулянтский Большой взрыв, за которым вскоре последовал крах 1987 года, а затем установка автоматических предохранителей, препятствующих перегрузке системы. Некоторое подобие переключения программ должно предотвращать повторение «аварии» во время реорганизации локальных финансовых рынков в глобальный рынок. Что, однако, не сработало во время азиатского краха осенью 1997 года.
Здесь также сыграла свою роковую роль «драматургия прямого включения», не оставляющая действующим лицам времени, необходимого для размышления.
В области культуры, вероятнее всего, произойдет то же самое: упадок «рынка искусства» повлечет за собой не только снижение роли того или иного явно переоцененного художника, но поколеблет все существующие ценности.
Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно послушать разговоры о кризисе европейского искусства на недавних крупных мероприятиях, вроде последней Documenta в Касселе.
После ускорения истории так называемого «классического» искусства появилось «современное» искусство, а теперь происходит ускорение этого «современного» искусства и появление актуального искусства, которое вроде бы пытается противостоять скорому приходу виртуального искусства эры киберкультуры.
В начале столетия в кубизме начался распад фигуративности, отразившийся в исчезновении формы в геометрическом и всех остальных абстракционизмах и сейчас, в эпоху виртуального, он оборачивается делокализацией в искусстве интерактивного feed-back'а между художником и зрителем в компьютерных полотнах, изменяющихся и преобразующихся в процессе созерцания и в зависимости от точки видения каждого из актеров-зрителей.
С другой стороны, декомпозиция фигуративного в пуантилизме и дивизионизме благодаря фрактальной геометрии находит свое завершение в ином типе деконструкции; а именно — в деконструкции пространственно-временных измерений произведения.
В эпоху резкой электронной моторизации произведения искусства распад фигуративности и делокализация «предмета искусства» идут бок о бок с ускорением, но уже не истории, а самой реальности пластических искусств.
Сегодня мы вновь должны поставить под вопрос как роль актера и зрителя, так и роль автора и зрителя. Что, в свою очередь, заставляет пересмотреть понятия «места произведения искусства» и «сцены театра». Все это — предвестники небывалых изменений, установления новой темпоральности, в рамках которой будет существовать культура в эпоху киберкультуры.
- Предыдущая
- 21/24
- Следующая
