Дети капитана Блада - Виноградова Татьяна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая

– Я, собственно, ничего… – растерянно сказал Диего.

– Ну, ты и дурень! Зачем же тогда бежал? В Англии, брат, без суда не вешают. Раз при тебе товара не нашли, то и кражу не докажут. Сперва, правда, избили бы, ну, это хоть и неприятно, да не смертельно… как правило. А ты, я вижу, голоден? Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Пойдем, я тебя кое-куда отведу. А что-й то у тебя ремешок висит? Обрезан, никак?

Диего схватился за бок – и обмер. Его еще достаточно новый кошелек с последними монетами бесследно исчез. К счастью, пальцы ощутили привычный бугорок, и Диего перевел дух – до жемчужины вор не добрался.

– Да ты, парень, не хнычь, – подбодрил его незнакомец. – Монеты – дело наживное. А вот мы и пришли.

Домик, куда попал Диего, был таким же чистеньким и аккуратным, как и его хозяйка – совсем уже старая женщина с добрым морщинистым лицом. Беленькие занавесочки, салфетки, неоконченное вязание на кресле – все это создавало непередаваемый уют. Пока Диего отогревался и оглядывался, а чайник – закипал, старушка увела его нового знакомца в другую комнату и прикрыла за собой дверь. Если бы Диего слышал начавшийся за дверью разговор!

– Ну и зачем ты привел сюда этого дурачка, Гейтс?

– А вот послушайте, – отвечал Гейтс, весьма довольный собой. – Есть тут одно местечко, где лежат не на месте несколько тюков хорошего фламандского кружева. Ну, я и решил за ними сходить; да только надо послать вперед кого поплоше – вдруг там сторож будет. Этот лопух подойдет как нельзя лучше. А попадется, так тоже не жалко, раз он не знает никого из наших.

– Ты, Гейтс, и сам дурачок. С чего ты взял, что он согласится? Да и не лучше ли сообщить обо всем чиновнику таможни? Ты выторговал бы для себя фунтов пятьдесят, а то и семьдесят, и это было бы куда спокойнее, чем пытаться потом продать такой опасный товар[32].

– Ну, матушка, зачем же довольствоваться полусотней там, где можно заработать по крайней мере триста? Знаете, папаше моему цыганка нагадала, что кто-то в его роду станет богат – так почему бы не я? А этому птенчику я такую историю распишу, он и не поймет ничего, вот увидите!

– И почему это, Гейтс, тебя до сих пор не сцапали? – задумчиво произнесла та, кого Гейтс называл «матушкой».

– Удача! Удача покровительствует смелым – так я слыхал.

– Гордыня! – презрительно молвила «матушка». – Гордыня и глупость! Много вашего брата я перевидала; кое-кто кончил свои дни в Ньюгейте или на плантациях в Виргинии; кое-кто – остепенился и живет припеваючи, но таких мало. А знаешь ли, Гейтс, почему Господь одних наказал, а других пощадил? Гордыня! Будь скромен, разумен и осмотрителен – и Господь оставит тебе возможность раскаяться и зажить честной жизнью. Ну, ладно, – ворчливо заключила старуха, – ты тут посиди пока, а я гляну, годится ли этот цыпленок для дела.

И она, перейдя в соседнюю комнату, принялась потчевать Диего печеньем собственного приготовления, цепко вглядываясь в его лицо и расспрашивая о пустяках.

Входная дверь отворилась, и еще из-за порога послышался оживленный мелодичный голос.

– Вы, матушка, сейчас посмеетесь – какую нелепую ошибку я совершила! – говорила хорошо и даже с некоторой изысканностью одетая дама лет сорока, аристократически отчетливо выговаривая слова. – Такой был красивый кошелек! Я…

Она впорхнула в комнату, в одной руке покачивая пару золотых часов на цепочках, другой же – неся слегка на отлете, словно дохлую мышь, кошелек на длинном ремешке.

– Молли! – предостерегающе воскликнула «матушка». Но было поздно. Диего, узнавший свой кошелек, вскочил стремительно, словно им выстрелили из катапульты.

– Воровка! И это – воровской притон! Вы… вы украли это у меня!

– Где вам удалось подобрать это дитя? – удивленно промолвила дама, разглядывая Диего со снисходительным любопытством. – Мальчик, будь уверен, если бы я знала, что звенит в твоем кошельке, ни за что бы к нему не притронулась! Возьми – мне не нужны эти фартинги! – и она бросила Диего кошелек воистину королевским жестом.

От отвращения Диего вздрогнул.

– От такой, как вы, я не приму даже свою собственность! – вскричал он, ударяя по летящему кошельку сжатым кулаком. Монеты покатились по полу. Дама взвизгнула. Из соседней комнаты выскочил Гейтс.

– Успокойтесь, молодой джентльмен, успокойтесь! Пожалуй, вам лучше уйти, – заботливо говорила старушка, подталкивая ошеломленного Диего к выходу. – Я желаю вам только добра!

Дверь за Диего закрылась.

– Так это вы, миссис Молли[33], стырили кошелек у этого чучела? – веселясь, спросил Гейтс. – А лохмотья с нищих вы еще не заимствуете?

– Как вы вульгарны, Гейтс! – проговорила миссис Молли, поправляя локон и в то же время бросая обеспокоенный взгляд на дверь.

– Нет-нет, он не пойдет за констеблем, этот испанец, – уверенно сказала «матушка». – А если и пойдет – пусть-ка попробует объяснить, откуда у него за обшлагом взялся носовой платок с меткой почтенной миссис Молли Флендерс?

Миссис Молли, ахнув, схватилась за карман. Взгляд, который она послала старушке, был полон восхищения…

«Боже мой! – потрясенно думал Диего, бредя прочь. – Боже мой!» Других мыслей в его голове не было. Добрая приветливая старушка, выказавшая столь неподдельное участие к его делам, первая, кто был добр к нему в этом отвратительном городе, оказалась хозяйкой гнусного притона! Чувство одиночества, внезапно овладевшее им, было невыносимым. Рядом с ним пустяком казалась даже потеря последних денег. Однако печенье старушки пробудило неистовый голод, и не думать о нем было невозможно.

Вечером этого дня Диего прибрел на берег Темзы и долго смотрел на воду с мостков. Вода была омерзительно холодной на вид, к тому же он заметил в ней дохлого кота. Диего передернуло, и он удалился. ‚жась в промозглой сырости, парень брел, не зная куда и не разбирая дороги. Сапоги давно и безнадежно промокли, в горле саднило. Мысли привычно вернулись к губернатору Ямайки. Нет, он все-таки правильно сделал: эту ситуацию так и следовало решать – одним ударом… Гордиев узел… Диего усмехнулся: тоже мне, Александр Великий… А ведь он, надо быть честным с собой, чуть было не поддался соблазну – наконец-то иметь отца. Видно, это потому, что он – не настоящий испанец, – зло подумал Диего. – Полукровка. Бастард. Раньше он никогда так не думал о себе. На сердце было привычно тяжело – ну, это потому, что пришлось расстаться с сестрой. Честь дороже, – зло подумал он. Честь. У бастарда. И денег ни песо… то есть ни пенса…

Ну, ничего. Еще не все потеряно – осталась жемчужина. Сорок-пятьдесят гиней – сумма, достаточная, чтобы добраться до Испании и протянуть несколько месяцев. И, дьявол все побери, поступить наконец в университет. И думать обо всем забыть… «Забирай свою жемчужину, сын, и впредь не…» Диего сунул руку в карман – и похолодел. Жемчужины не было, зато в кармане обнаружилась не замеченная ранее дыра. Поспешно сдернув перчатку, Диего продрался сквозь дыру. Слава Создателю! За подкладкой пальцы ухватили знакомый замшевый мешочек, а в нем – нечто твердое и округлое. Рядом было еще что-то… монета… Диего вытащил руку: шиллинг. Он рассмеялся: как мало нужно для радости! Теперь операцию с жемчужиной можно было отложить – по крайней мере, на день, а то и на два… сегодня купить хлеба и сыра, завтра протянуть как-нибудь… нет, сегодня протянуть, а завтра купить хлеба. Без сыра, зато побольше. И за комнату заплатить – а то еще окажешься в тюрьме. А может, там кормят? Ну да, а потом продадут в рабство на плантации… в Новый Свет… к папеньке, на Ямайку. Диего фыркнул. А жемчужина пойдет на уплату судебных издержек. Ну уж, нет. Правильно все-таки, что он ушел. Он был прав, прав, прав. Теперь он свободен.

«Тебе этого делать не следует. По ряду причин,» – ясно сказал внутри голос дона Иларио. Диего выругался сквозь зубы. В конце концов, дон Иларио имел в виду другое.

• Предыдущая
• 30/36
• Следующая