Долгая воскресная ночь - Вильямс Чарльз - Страница 22

• Предыдущая
• 22/29
• Следующая

Я вскочил, бегом пересек двор, куда меня занесла нелегкая. На пути возникла невысокая кирпичная стена. Перелез через нее и помчался по какому-то пустырю, потом очутился на соседней улице. Поблизости уже не было ни души. Но вдали выли сирены полицейских машин. Первая из них пересекла Тейлор-стрит. Я устремился в сторону центральной улицы.

О возвращении назад, в контору, не могло быть речи, даже если бы это вдруг и удалось осуществить. Полицейские, конечно, перевернут там все вверх дном. Но буквально в двух шагах — квартира Робертса, надо лишь добраться до конца переулка, пересечь одну улицу и успеть завернуть за угол.

…Дверь слева вела на лестницу, выходившую на второй этаж, правая — через кухню — позволяла попасть в квартиру Робертса. Отдышавшись немного, я вскочил на ноги и бросился вперед, выставив плечо. С третьего удара дверная щеколда поддалась, и дверь с грохотом распахнулась. Вбежав вовнутрь, закрылся, чиркнул зажигалкой. Только тут заметил, что вся рука в крови, и та вовсю капает на линолеум. Кровь сочилась из глубокого пореза на тыльной стороне левого запястья.

«Значит, поранился еще у Дорис, — лихорадочно забегала мысль. — А, спасаясь бегством, оставил за собой кровавый след, который любой мальчишка обнаружит без труда. Влип. Укрыться больше негде…»

Ощупью я направился в ванную комнату. Окон в ней, конечно, не имелось, следовательно, можно без опасений зажечь свет. Промыл пораненную руку. Порез начало сильно щипать. В пылу схватки с истеричной дурой я даже не почувствовал боли. В настенной аптечке нашелся бинт, так что с перевязкой все обошлось без хлопот. Однако кровь тут же промочила повязку и вновь стала капать на пол. Пришлось туго перевязать кисть полотенцем.

В квартире покойного тускло блестели стекла двух окон. Одно из них, в жилой комнате, выходило на Монтроз-стрит, другое, на кухне, — в переулок. Заперев дверь в кухню, я снял с постели в жилой комнате одеяло и завесил им окно. Зажег верхний свет. Чтобы обыскать все помещение, много времени не понадобилось. У стены, рядом с дверью, ведущей в торговый зал, стоял допотопный комод. Напротив — полированный секретер. Параллельно окну в нише располагалась кровать, рядом высился стенной шкаф.

Начать решил с ящиков комода. Тщательно все осмотрев, убедился, что меня опередили. Предшественник постарался аккуратно положить все на место, но действовал весьма непрофессионально.

Если даже и допустить, что у Робертса имелись какие-то материалы, касающиеся личности Фрэнс и ее прошлого, то теперь, без всяких сомнений, искать их здесь совершенно бесполезно. Неведомый тип имел в распоряжении по крайней мере две ночи. И проникнуть в квартиру к Робертсу ему не составляло никакого труда. Ключ можно было забрать у Робертса после убийства. Никто ведь не удосужился сменить замок. Тут припомнилось, что Скэнлон и Эрни разыскивали сведения о ближайших родственниках Робертса. Может быть, они и шарили?

Пришел черед заняться секретером. В нем на самом виду лежало с десяток писем, оставленных после прочтения прямо в конвертах. Два из них, со штемпелем Хьюстона, были, видимо, те самые, помогшие Скэнлону обнаружить адрес брата Робертса. Остальные, написанные от руки на бумаге разных цветов, были от женщин с обратным адресом Гальвестона. Пробежав некоторые из них, я пришел к выводу, что для написания их скорее бы подошла не надушенная бумага, а в лучшем случае асбест, с таким жаром изъяснялись корреспондентки. И все листочки содержали один и тот же страстный призыв: почему, дорогой, ты больше мне не пишешь?! Робертс, судя по письмам, придерживался железного принципа: с глаз долой — из сердца вон. Не рассчитывая обнаружить в амурной переписке покойника каких-либо улик, проливающих свет на причины его убийства, я пробегал глазами абзац-другой и брался за следующее послание. Последнее из писем, с адресом Лос-Анджелеса и датированное ноябрем прошлого года, я поначалу даже вовсе отбросил. Но вдруг внимание привлекло в последней строке слово «вырезки»…

Вырезки?

Пришлось прочитать письмо с самого начала.

«…Ты свинья, ты даже не сообщил мне, получил ли ты вырезки, которые просил у меня этим летом! А лишь вспомню, как я старалась и с каким риском для себя, чтобы раскопать тебе все это дело, так просто злость берет, какой ты подонок, других слов у меня для тебя больше нет! Таким, как ты, одно название — д-е-р-ь-м-о! Дерьмо собачье! Архивариус чуть было не поймал меня, когда я вырезала материалы из старой подшивки. Ты бы мог хоть написать мне, пригодились ли они тебе и зачем. Просто не знаю, что и делать! То ли послать тебя ко всем чертям, то ли взбеситься от ревности. Вот уж штучка эта красотка, ну и вкус же у тебя! Фу, какая мерзость! Ответь мне немедленно, негодяй, и расскажи все подробно, не то…»

Отбросив письмо, я принялся лихорадочно перерывать весь секретер. Никаких вырезок, разумеется, не обнаружилось, равно как и других писем со штампом Лос-Анджелеса. Пришлось вновь приняться за комод. На этот раз тщательно просмотрел каждую рубашку, каждую пару носков, все бумаги. Ничего! Сорвав с кровати простыни, подверг изучению матрас. Обшарил карманы всех костюмов в стенном шкафу, прощупал швы. И пришел в уныние, убедившись, что улики, которые искал, когда-то действительно находились в этой квартире. Может быть, даже вчера. Не исключено, впрочем, что они и сейчас еще здесь. Но где?

Я продолжал безнадежные поиски. Исследовал стенки всех чемоданов, прощупал подкладку, содрал пленку со шкафа, отогнул ленты на шляпах, отодвинул от стены комод и секретер, перевернул кресла и проверил подушки, сунул нос в сливной бачок, пошарил под ванной. Затем просмотрел стволы двух охотничьих ружей и порылся в резиновых сапогах. Наконец, проверил, не поднимался ли линолеум пола кухни. Ничего. Если у Робертса имелись какие-либо вырезки из газет, касающиеся Фрэнс, значит, их взял Джордж.

Вернувшись в жилую комнату, в изнеможении бросился на кровать. Поиски заняли у меня почти два часа, было уже половина шестого. По Монтроз-стрит опять пронеслась автомашина и, повернув на Клебурн-стрит, взвизгнула тормозами. Я вообразил, как полицейские прочесывают весь город, просвечивают фарами и фонарями подъезды, скверы, перекрывают все ходы и выходы.

Приподняв голову, я уставился в потолок. Прямо надо мной на следующем этаже размещалась контора Джорджа. Протянув руку к телефону на секретере, набрал номер и слушал, как наверху раздаются телефонные звонки. Пожав плечами, положил трубку на место. Потом позвонил Барбаре. Пожалуй, стоит напомнить о себе. Она наверняка уже вернулась домой. Моя хранительница отозвалась немедленно:

— Да?

— Это я.

— Ох! Слава богу! Чуть с ума не сошла от страха! Где вы находитесь?

— У Робертса на кровати. Послушайте… Полиция должна обнаружить мой чемодан в конторе. Строго придерживайтесь версии: вы абсолютно ничего не знали о моем возвращении в Карфаген.

— Оставим это, — перебила Барбара. — Что вы узнали у Дорис?

Вкратце я обрисовал ей ситуацию. И заключил:

— Значит, истеричка не хочет признаться, но ей известно, что Делеван в тот вечер собирался ограбить магазин. Ей не удалось с ним увидеться или связаться по телефону и предупредить, что у меня изменились планы и Фрэнс остается дома. А парень по-прежнему думал, что квартира и магазин пусты и субботняя выручка полностью в его распоряжении. Только ему не повезло: дома их оказалось двое, и вторым, я теперь в этом ни минуты не сомневаюсь, был мой дружище Джордж. Только что проверил: из квартиры Робертса прекрасно слышно, как звонит телефон в конторе Клемена. Трудно лучше устроиться с любовницей в таком маленьком городке, как наш, да еще женатому человеку! Мне кажется, ему частенько приходилось допоздна задерживаться на работе…

— Да, причем обычно он оставался один. Мне доводилось замечать, когда, допустим, возвращалась вечерами из кино, что свет в окнах его кабинета еще горел. И адвокат никогда не просил меня задержаться поработать вместе с ним. Я считала, он упорно трудится над речами по делам своих подзащитных.

• Предыдущая
• 22/29
• Следующая