Тайны любви - Вильфранш Анн-Мари - Страница 6

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая

У нее перехватило дыхание, когда его пальцы решительно раздвинули полные ягодицы, словно разломили сочный персик, и она почувствовала прикосновение трепещущей плоти. Она попыталась вырваться, но любовник крепко обнимал ее за талию, а другой рукой ласкал живот.

— Нет! — воскликнула она, когда Арман сильно и резко вонзился в нее. — Это глупо, — повторила она настойчиво, с обидой в голосе, — прекрати немедленно!

С точки зрения Доминики, эта неожиданная атака была, возможно, и глупой, и неуместной, но для Армана решался вопрос жизни и смерти. В такси блестящая выдумка Доминики использовать шелковый шарф довела его до неистовства, а когда она и на лестнице не оставила любовника в покое, переполнявшие его эмоции вырвались из-под контроля. Оказалось, что ему достаточно было погрузиться в ее горячие бархатистые глубины, чтобы все было кончено. Она еще протестовала, его пальцы еще раздвигали нежную плоть, когда он, не сделав ни единого движения, выплеснул свою страсть.

— Невероятно! — возмущенно воскликнула Доминика. Тело Армана сотрясали экстатические судороги.

— Я люблю тебя… я люблю тебя… — бормотал он в упоении.

Доминика любила чувственные игры, особенно с Арманом, равным ей по изобретательности в подобных развлечениях. И хотя первой и естественной реакцией на нападение были изумление и гнев, спустя совсем немного времени, когда бурный порыв утих, она уже не сердилась на него, забавляясь в душе тем эффектом, который произвела ее выходка с шелковым шарфом. Кроме того, стихийность и мощь взрыва не могли не произвести на нее впечатления. Ей было чем гордиться: далеко не каждая женщина была способна спровоцировать столь бурную реакцию у поклонника. И когда Арман погладил ее по обнаженному животу, ее собственное желание, временно подавленное гневом, вновь стало расти.

Электрический счетчик, установленный скупым домовладельцем с целью экономии денег, отключил свет автоматически, и лестница внезапно погрузилась во тьму. Тем лучше, подумала Доминика, по крайней мере никто из поздно возвращающихся домой соседей не увидит ее с болтающимся вокруг колен нижним бельем и Армана, прильнувшего к ее заду! Она слегка отодвинулась, чтобы освободиться от вонзенного в нее предмета, и, повернувшись, пылко прижалась к Арману.

— Доминика, ты потрясающа! — прошептал он благодарно.

Одной рукой она обвила его шею, заставив пригнуть голову, так чтобы она могла поцеловать его, а другой дотронулась до влажной плоти, давая понять, что простила его дерзость. Арман нащупал под платьем безупречной формы выпуклости и сжал их как бы в знак благоговения, подобно смиренному и счастливому верующему в святилище, жертвы которого были приятны божеству. Поцелуй Доминики стал более страстным, однако Арман не отвечал на него так, как ей хотелось бы; казалось, он собирается всю ночь простоять на лестнице в блаженном забытьи! Доминика же все сильнее и сильнее нуждалась в утешении, она хотела сбросить одежды и предаться любви со всей обстоятельностью.

— Я же говорила тебе, что на этот раз выиграла я, — проговорила она нежно и лукаво. — И совсем не обязательно было насиловать меня на лестнице, чтобы убедиться в моей победе. Ну, теперь-то ты успокоился и сможешь добраться до двери?

Но Доминика совершенно напрасно считала себя победительницей в сегодняшней игре. Разумеется, она не могла знать об истинном положении дел, но никогда бы Арман так не распалился, никогда бы столь внезапно не вышел из себя, если бы не маленький секрет, возникший между ним и Мадлен. Заигрывания Доминики в такси имели не большее значение, чем последняя волна на поверхности реки, которая во время наводнения заставляет поток выйти из берегов и затопить округу.

Дерзкий и абсолютно неожиданный прорыв Армана в темные глубины ее плоти и наступивший затем мгновенный пароксизм страсти отнюдь не являлись неоспоримыми доказательствами неотразимости ее чар, что бы ни думала сама Доминика. Исступление, подчинившее себе разум и чувства, на время вырвало Армана из реальности, и он позабыл, кого обнимает. В тот момент он вообразил, что изливает восторженный пыл в женщину, которую желал больше всех на свете, — в Мадлен.

Приступы полного безумия, подобно приключившемуся с Арманом, случаются редко, что, возможно, и к лучшему, если исходить из соображений общественного спокойствия. Немного позже, в постели, Арман вполне здраво воспринимал реальность и прекрасно сознавал, кто лежит рядом — а именно Доминика. Она и в самом деле была очаровательна. Лежа на спине, она нежно водила пальцами по спине любовника, а он влажным языком ласкал твердые соблазнительные бутоны на пышной груди. Лампа у кровати не горела, и, хотя шторы были не задернуты, в комнате было очень темно. Но Арману и не требовалось зажигать свет, чтобы с грустью удостовериться, что живот, который он целует, принадлежит не Мадлен и выпуклый влажный холмик, где резвятся его пальцы, тоже принадлежит не ей.

Рука, дотронувшаяся до его взволнованной плоти с фамильярностью старой доброй знакомой, была не той рукой, что на мгновение коснулась его в фойе «Акаций». Ах, если бы это было не так! Мечты о Мадлен так измучили его, что ему казалось, достаточно мимолетного прикосновения ее ладони, чтобы исступленная страсть вырвалась наружу.

— Какой он крепкий! — воскликнула Доминика, энергично поглаживая предмет своего восторга; Арман же не смог удержаться от легкого вздоха сожаления о том, что не Мадлен открывает ему свои объятия.

Разумеется, он был готов исполнить приятный долг по отношению к Доминике; да и кто бы отказался, оказавшись в одной постели со столь аппетитной женщиной? Он быстро наклонился над ней, прижался животом к ее животу, и она приняла его с редкостным радушием, как долгожданного гостя. Но пока тело совершало положенные движения, разгоряченная фантазия рисовала образ Мадлен. Арман невольно представлял ее на месте Доминики: это ее длинные ноги обхватили его, это ее пятки отбивают дробь наслаждения на его спине. Он убеждал себя, что грудь, придавленная его весом, — это грудь Мадлен и горячие губы, прильнувшие к его губам, — это рот Мадлен.

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая