Тайны любви - Вильфранш Анн-Мари - Страница 3
- Предыдущая
- 3/70
- Следующая
И вдруг он понял, что не был единственным человеком, знавшим о легчайшем поцелуе, подобном порханию бабочки над цветком. Сказали ему об этом не слова или жесты кого-нибудь из друзей; озарение пришло изнутри, когда он почувствовал, как через длинную накидку, разделявшую их наподобие тонкой занавеси, Мадлен прижалась к его чреслам. Прикосновение не было случайным, движения ее тела определенно говорили о том, что она поступила так намеренно.
Тихий удивленный вздох вырвался у Армана, он ответил мгновенно, теснее придвинувшись к Мадлен. Сомнений быть не могло, Мадлен прижималась к нему все крепче, заставляя сладко трепетать тело. А он не отрывал взгляда от выреза белого атласного платья, от круглых, ничем не стесненных плодов и их темно-красных бутонов. Когда она взяла у него накидку, чтобы закутаться в нее и таким образом скрыть от его взора восхитительную картину, кончики пальцев небрежно скользнули по рукам Армана.
Касание казалось вполне случайным, по крайней мере таким оно должно было выглядеть в глазах стороннего наблюдателя, если бы в фойе таковой нашелся. Но Арману почудилось, будто к его руке подвели оголенный электрический провод и ток в тысячи вольт пронзил тело. Он невольно вздрогнул, и губы, почти касавшиеся уха Мадлен, издали едва слышный возглас изумления и восторга. Она немного отодвинулась и, полуобернувшись, чтобы поблагодарить его за оказанную услугу, посмотрела ему в глаза. На ее лице блуждала смутная улыбка, и он понял, что сквозь тонкие вечерние одежды она в полной мере ощутила потрясшую его дрожь и догадалась, какими метаморфозами плоти она объясняется.
Если только Арман не обманывал себя ложной и тщетной надеждой, в полумраке фойе он различил в бархатистых карих глазах добродетельной Мадлен намек на возможность новой встречи в будущем, когда ни условности, ни одежда не будут стеснять тела и чувства. И словно для того, чтобы развеять последние сомнения, дабы Арман не вообразил, что придает столь большое значение случайному и ничего не значащему происшествию исключительно под влиянием выпитого шампанского, она дотронулась до него.
Проделала она это так: сперва прикоснулась тыльной стороной ладони, укрытой длинной зеленой накидкой, а потом, когда увидела по выражению его лица, как приятно ему это прикосновение, на мгновение сжала пальцами наметившееся под брюками затвердение. Когда Мадлен отошла от него, Арман знал, что ошибки быть не может: она передала ему радушное приглашение продемонстрировать при удобном случае наедине его достоинства любовника.
Описанное выше происшествие — с момента, когда Арман поднес Мадлен накидку с меховым воротником, до того момента, как она, оставив его, взяла под руку мужа, — длилось не более трех секунд, если верить часам. Для стоявших вокруг и одевающихся приятелей вообще не случилось ничего, достойного внимания. Но Арман чувствовал себя так, словно эти три секунды вместили в себя весь долгий и тайный процесс ухаживания за женой Пьера-Луи с обычными в таком случае поцелуями, признаниями в любви, жаркими объятиями, страстными призывами и милыми жестами, предвещающими будущее наслаждение. И теперь он пребывал в твердой и блаженной уверенности, что невероятно преданная и неслыханно верная Мадлен после восьми лет безупречного замужества одарила его своей благосклонностью.
Он был не в состоянии постичь умом причину, вызвавшую столь удивительную перемену в поведении Мадлен, однако без труда мог вообразить чарующие последствия такого поворота событий. В первую же встречу, когда она стала невестой Пьера-Луи, он почувствовал тонкую ауру сексуальности, окутывающую Мадлен. После свадьбы и все последующие годы он наблюдал, как эта невидимая аура становится все сильнее и сильнее, словно Мадлен была прекрасным плодом, зреющим под жарким солнцем и неусыпными заботами умелого садовника Пьера-Луи. А сейчас стоило лишь протянуть руку — и плод упадет в ладони Армана!
Ни для кого не секрет, что у любовников всегда есть тайны, известные только им двоим, милые маленькие тайны, которые еще более сближают любящих и которые они ревностно оберегают от посторонних глаз и ушей. За три секунды необыкновенного молчаливого флирта в фойе ночного клуба между Арманом и Мадлен возникла потрясающая тайна. Стань она достоянием общества, она не только бы привела в смятение Пьера-Луи, но и немало поразила бы друзей и знакомых, в том числе циничного Венсана, вот уже много лет упорно намекавшего Мадлен, что он как раз тот самый мужчина, который ей нужен, впрочем, абсолютно безрезультатно.
Когда Арман помогал Доминике облачиться в черное манто, руки его слегка дрожали, а на лице застыло несколько изумленное выражение, в котором сам он не отдавал себе отчета. Попрощавшись со всеми, поцеловав щеки и пожав руки, они сели в такси и дали шоферу адрес Доминики. Мысли Армана были все еще заняты разгадкой поведения Мадлен в фойе клуба, поэтому, пока такси ехало по пустынным улицам, он больше по привычке, нежели по влечению обнял Доминику и, привлекая к себе, поцеловал. Она с удовольствием прильнула к нему. Расстегнув мягкое черное кашемировое пальто, его рука нырнула внутрь и легла на грудь спутницы.
Доминика была полногрудой; в отличие от ароматных гранатов Мадлен, у нее под платьем скрывалась пара сочных шарантонских дынь. Это богатство приходилось поддерживать бюстгальтером, поэтому Арману частенько было трудновато добраться до вожделенной цели. Он решил оставить попытки до того момента, когда сможет раздеть Доминику, и, приподняв юбку, скользнул рукой по ноге вверх туда, где кончался шелковый чулок. Кожа под пальцами была такой нежной и гладкой, что, и без того разгоряченный щипком Мадлен под покровом накидки, Арман не мог более оставаться спокойным. Рука поднялась выше по бедру Доминики и проникла под кружевной край шелковых трусиков.
— Какой же ты нетерпеливый! — прошептала Доминика.
Однако она отнюдь не воспротивилась его действиям, но слегка раздвинула ноги, чтобы облегчить доступ к покрытой завитками волос мягкой плоти.
— Ты так возбуждаешь меня, Доминика, — пробормотал он. — Я не могу ждать. Час назад в клубе, когда я увидел, как ты танцуешь с Венсаном, меня бросило в жар. А когда вы вернулись к столику, я с трудом мог усидеть на стуле.
- Предыдущая
- 3/70
- Следующая
