Замок на скале - Вилар Симона - Страница 51
- Предыдущая
- 51/89
- Следующая
Сейчас, после того как Бэкингем выложил ему все подробности, связанные с договором с шотландцами, и теперь неторопливо воздавал должное блюдам, Ричард негромко рассуждал вслух:
– Никто не пострадает оттого, что перемирие не будет заключено на бумаге, ибо подпись короля Якова под договором не может прекратить набеги в Пограничном крае. Однако мой августейший брат уже начал выплачивать дому Стюартов приданое принцессы Сесилии, и отказ Якова заключить мир выглядит форменным оскорблением английской короны. Даже если брачный контракт и будет расторгнут, нищие Стюарты вряд ли сумеют возвратить денежки. Таким образом, договор непременно следует заключить.
– Но я же говорил, какое нелепое условие выставил Яков Стюарт! Подавайте ему барона Майсгрейва, на которого он зол. Между прочим, я волею судьбы гостил в замке барона и берусь утверждать, что сэр Филип вовсе не таков, каким его изображают шотландцы. Он более занят тем, чтобы уберечь свои владения, нежели чинить набеги.
Ричард странно улыбнулся, слушая пылкую речь Бэкингема, и подлил в бокал герцога красного бордоского вина из высокого кувшина. Ужин был сервирован в увешанном гобеленами покое, напротив большого распахнутого окна, сквозь которое проникали косые лучи заходящего солнца. Легкий ветерок колебал чашечки полевых лилий в причудливой вазе, приносил запахи свежей зелени, торфяного дымка, перебирал еще влажные после купания пряди волос Генри. Слышно было, как плещут речные волны внизу, как перекликаются лодочники на Темзе.
Ричард, продолжая улыбаться, глядел на своего гостя, небрежно откинув на спину широкие рукава своего огненно-красного упланда. Голос его звучал мягко и убедительно.
– Я понимаю, что вас, как доброго англичанина, не могло не возмутить условие Якова Стюарта. Но, когда речь идет о мире между двумя королевствами, какое значение имеет судьба какого-то мелкого разбойника из Мидл Марчез?
Генри Стаффорд так резко поставил свой бокал на стол, что вино расплескалось.
– Мой принц! Барон Майсгрейв, как я уже говорил, отнюдь не разбойник, и вы, как наместник Севера, отлично знаете, что я прав. Он один из сторонников Перси, это так, но он прекрасный воин, его Нейуортский замок – важная пограничная крепость, и для Англии куда выгоднее, чтобы эта крепость и впредь оставалась нашим оплотом, а Майсгрейв, как и прежде, служил королю.
Ричард пригубил вино.
– Вам не стоит так горячиться, Генри. Король Эдуард весьма благосклонно относится к этому воину из Пограничья. Возможно, дело в том, что он его жалеет, ибо в свое время отбил у него Элизабет Грэй. Как, вы разве не знали об этом? Наша королева когда-то давным-давно была помолвлена с рыцарем Бурого Орла, хотя сейчас об этом не принято упоминать. Филип Майсгрейв умеет покорять людей – как женщин, так и мужчин. Ведь вы тоже готовы его защищать, не правда ли?
– Он спас меня от Дугласов.
– Да-да, я уже что-то слышал об этом. Любезный Перси поведал мне, что вы и в Шотландии сумели отличиться, соблазнив графиню Ангус и уведя любимого скакуна графа Ангуса.
– Ну, что касается графини, то это неправда. Дело в том…
– Тс-с, мой милый Генри! Никому, кроме меня, этого больше не говорите. Иначе ваша слава непревзойденного покорителя сердец поколеблется и мой брат не преминет позлословить по этому поводу.
Генри лишь пожал плечами и взялся за бокал. Ричард внимательно наблюдал за ним, находя, что герцог Бэкингем заметно изменился. Он видел не только грубые рубцы на его лице, но и тайную печаль в глазах герцога. Но от этого бесшабашный повеса Генри Стаффорд словно бы приобрел какое-то особое благородство, лицо его казалось одухотворенным и сосредоточенным.
– Вам, видимо, несладко пришлось при дворе Якова Стюарта, – заметил Ричард, указывая на шрамы.
Тот усмехнулся:
– Я там невыносимо скучал. А эти царапины – следы от клыков оборотня.
Поймав недоуменный взгляд Ричарда, он пояснил, что после бегства из Шотландии был гостем Майсгрейва в Нейуорте и вместе с ним принял участие в облаве на волков.
– По следам на моем лице можно заметить, что эта травля едва не окончилась для меня плачевно и волчице почти удалось завершить то, что начали Дугласы. Но меня спасла супруга барона Майсгрейва. Она первая охотница и наездница в округе, и, смею заметить, Дик, она мне пришлась по вкусу куда более, чем супруга графа Ангуса.
Ричард положил себе кусок оленьего паштета и пожал плечами.
– Не понимаю, Генри, отчего ты хлопочешь за Майсгрейва, если тебе так нравится его жена?
Лицо Стаффорда потемнело.
– Это необычная пара, Дик. И я ничего не добьюсь, даже если Майсгрейва не станет вовсе.
– Ну да, то есть ты утверждаешь, что сэр Филип и его супруга, подобно Тристану и Изольде, выпили любовный напиток и теперь жить не могут друг без друга. Ты, видимо, зачитывался рыцарскими романами; я же в них никогда не видел толку. Хотя, как я уже говорил, Филип Майсгрейв всегда нравился женщинам. По нему долго томилась Элизабет Грэй, даже уже будучи королевой, а его первая супруга, леди Мод, была так в него влюблена, что посылала служанок следить за ним. Поговаривали также, что и младшая дочь Делателя Королей Анна Невиль была не на шутку им увлечена.
Генри Стаффорд с изумлением взглянул на Глостера.
– Анна Невиль? Но ведь она умерла?
– Истинно так, да пребудет ее душа в мире. Но почему ты спросил?
Генри задумчиво глядел на плавающие в полированном серебре огненные блики заката.
– Видит Бог, сам не знаю почему. Ваши вина, принц, легки и душисты, но они кружат голову и рождают самые невероятные мысли.
– Что ж, я буду рад, если они немного утешат вас и избавят от меланхолии. Вы, я вижу, не на шутку увлеклись этой дикаркой из Ридсдейла, которая умеет лихо скакать и травить оборотней в волчьем обличье.
Генри улыбнулся.
– О, не только это. И она вовсе не северная дикарка. Она из эрингтонских Селденов, из Оксфордшира.
– Селдены? – припомнил Ричард. – Ах да, нищее семейство с кучей невест. Все они являются племянницами моего друга графа Сэррея, и он взял на себя труд пристроить их при разных дворах компаньонками и фрейлинами. Ибо все они бедны, как церковные крысы. Отведайте мяса вот этого каплуна. Он вымочен в белом вине и тает во рту.
Глостер продолжал потчевать гостя, но Генри Стаффорд был уже сверх меры сыт, слегка охмелел, и язык его развязался. На уме же у него сейчас была одна леди Анна Майсгрейв.
– В этой даме столько очарования, что, появись она при дворе государя нашего Эдуарда IV, затмила бы многих признанных красавиц. У нее низкий, музыкальный смех и великолепные, необычайного оттенка зеленые глаза. Я никогда ни у кого не видел таких глаз, они напоминают бурный океан или зеленые склоны холмов в Уэльсе. Она стройна, пожалуй, несколько худощава, как юная девушка, но при этом очень женственна, а ее обаяние совершенно необъяснимо и не поддается описанию. Представьте, она как-то сказала, что прежде была совершенной дурнушкой и ее звали Лягушонком. Я, право же, не поверил… Но что с вами, ваше высочество?
Герцог, слушая речи Генри, застыл, сильно подавшись вперед, и во все глаза глядел на Стаффорда. Солнце почти село, и его последние лучи сделали ослепительным контраст между огненным бархатом одежды Глостера и его угольно-черными волосами. Обычно смуглое лицо Ричарда вдруг показалось Генри столь бледным, что он испугался, что его высочеству стало дурно после обильного ужина и возлияний. Генри засуетился было, но Глостер сейчас же опомнился, сделал успокоительный жест и вновь принялся жевать. Глаза его лихорадочно блестели, он запивал пищу вином, расплескивая его и не обращая внимания, что густое бордо пятнает бархат его упланда.
– Как ее имя? – наконец спросил он, переводя дыхание.
– Супруги сэра Филипа? О, очаровательное! Ее зовут Анна. Анна Майсгрейв, в девичестве Селден. В юности леди Анна, если не ошибаюсь, входила в свиту Изабеллы Невиль, упокой, Господи, ее душу. Но почему она так заинтересовала вас, милорд?
- Предыдущая
- 51/89
- Следующая
