Полнолуние - Белошников Сергей - Страница 22

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая

Я промолчал. Волкодав постучал пальцем по передней панели машины:

– По доверенности водишь?

– Нет, товарищ майор. – Я невольно засмущался. – В лотерею выиграл. Давно уже.

– Ну-у! – удивился Терехин. И внезапно, без перехода поинтересовался:

– А родители у тебя живы-здоровы?

– Да. В Кропоткине живут, у меня на родине. Есть такой город в Краснодарском крае. Кропоткин.

– Везунчик ты, Михайлишин, – подозрительно ласковым тоном сказал Волкодав, и я сразу насторожился. – Родители, слава богу, живы, машина есть, крыша над головой есть… Здоровья хоть отбавляй, молодой, перспективный… А чего в холостяках ходишь?

Вместо ответа я крутанул баранку и притормозил возле выкрашенного белой краской штакетника, за которым на аккуратных клумбах цвели пионы, розы и еще множество разнообразных цветов. Над ухоженной лужайкой с легким шорохом вращался разбрызгиватель, посылая вокруг себя веер сверкающих на солнце тонких водяных струек и создавая некую иллюзию прохлады. В изумрудной траве сияли капельки воды. Чуть слышно гудел моторчик разбрызгивателя.

А дальше, за кустами сирени и жасмина виднелся большой, послевоенной, насколько я знал, постройки двухэтажный особняк с мезонином. Он стоял в самом конце Сиреневой улицы. С левой стороны к ограде большого сада вплотную подступал лес. За домом и садом виднелся некошеный пойменный луг, речка Сутянка и за ней – снова лес. Чистые стволы березок светились на фоне темно-зеленого ельника.

– Здесь, товарищ майор.

Я заглушил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Обойдя "Жигули", я толкнул калитку, пропуская Терехина вперед. И громко позвал:

– Хозяин!..

Никто не отозвался.

– Николай Сергеич! – снова крикнул я.

И опять ни звука. Только шелестела под слабым ветерком скукожившаяся от жары листва.

– Как же так? Дома его, что ли, нет? – Я невольно растерялся. – Я ж ему звонил, предупреждал!

– Ох, Михайлишин, – презрительно сплюнул Волкодав, вытащив из рта неприкуренную сигарету. – Ни хрена, я чувствую, тебе доверить нельзя. Ни хрена!

– Но, товарищ майор…

Но я не успел закончить.

– Ба-а-а! Какие у нас гости! – раздался невесть откуда молодой, веселый голос.

Мы с Михайлишиным разом обернулись.

От ухоженной клумбы с розовыми пионами поднялась стройная высокая девица лет двадцати, не более.

Я невольно крякнул.

На ней были шорты, сделанные из обрезанных выше колена вылинявших джинсов и фирменная желтая майка Йельского, насколько я смог прочитать, университета на тонких бретельках. Майка открывала загорелые округлые плечи и плотно обтягивала высокую полную грудь. Судя по нахально проглядывающим сквозь ткань соскам, под майкой больше ничего не было. Выгоревшие добела волосы девицы стягивала эластичная зеленая лента под цвет чуть раскосых глаз. А глаза были хитрющие и ехидные, особенно когда она смотрела на меня.

Кто она Бутурлину? Для дочки слишком молода. Значит, скорее всего внучка. Явно приехала из Москвы – раньше я ее не встречал. Хотя в академпоселок на лето приезжают сотни таких барышень.

На руках у нее были длинные резиновые перчатки, перепачканные землей. Эта соплячка задумчиво покачивалась на носках, переводя бесцеремонный взгляд с Михайлишина на меня и обратно. Я, как мог приветливее, улыбнулся наглой девице. Потому что мгновенно решил держать с ней ухо востро. Я сразу понял – стопроцентная гарантия, что в этом пруду водятся черти. Потом я услышал легкий, еле слышный вздох и покосился на Михайлишина.

Мой бравый участковый стал похож на вареного судака. Я ухмыльнулся и незаметно толкнул Михайлишина локтем в бок. Участковый очнулся и весьма неуверенно промямлил:

– Привет, а это я…

– Добрый день, Антон, – вежливо ответила девушка. – Вы к дедушке, насколько я понимаю? Сейчас я его позову.

Нахально покачивая задницей, девица пересекла аккуратно подстриженную лужайку. Она остановилась напротив двух ступеней, ведущих к широкому, во всю стену, французскому открытому окну. И заорала:

– Дед! За тобой пришли! Выходи сдаваться!..

Я не ошибся. Внучка.

Послышались неторопливые шаги, и на ступенях в проеме окна появился человек.

Он был высок и подтянут. На загорелом худощавом лице под густыми пшеничного цвета бровями выделялся чуть длинноватый, с горбинкой нос. Квадратный, без старческой дряблости подбородок и четко очерченные губы. Тонкая полоска светлых усов. Слегка выцветшие ярко-синие глаза глядели совершенно по-молодому. Честно говоря, во всем облике этого человека не было и намека на то, что я подразумевал под "стариканом". Если бы не седая, ухоженная, без единого намека на лысину шевелюра да мелкая сеть морщин у глаз и на шее, то Бутурлин вполне мог бы сойти за моего ровесника.

То, что это именно Бутурлин, мне стало понятно с первого взгляда.

Широкие и костистые плечи Бутурлина облегала бежевая коттоновая рубашка, заправленная в идеально выглаженные фланелевые брюки. На ногах были легкие летние туфли. Завершал его стильный и не совсем дачный наряд цветастый шейный платок в тон рубашке. На мой взгляд, Бутурлин выглядел чистой воды московским пижоном, и мне это сразу не понравилось. Слишком уж элегантен был этот старик, слишком уж был из другого, чужого для меня мира. К тому же – и это я тоже отметил – в том, как Бутурлин стоял, как спокойно смотрел на нас с Михайлишиным, чувствовалась порода, которую не приобретешь никакими деньгами и даже воспитанием, пусть и очень хорошим. Порода и уверенность: от Бутурлина – я это ощущал всей кожей – мощной волной исходила внутренняя сила.

У меня возникло странное и не слишком приятное ощущение, что я, взрослый пятидесятилетний мужик, профессионал, сыщик, рядом с этим человеком выгляжу сопливым мальчишкой. Даже не мальчишкой – неотесанным увальнем, деревенщиной. К тому же я интуитивно почувствовал, что этот человек не уступает мне по части упорства. Это меня сразу же насторожило. По характеру моей профессии мне всегда надо занимать главенствующее положение по отношению к людям, связанным с очередным расследованием. Я к этому привык и по-другому думать и действовать не могу. И сейчас уступать тоже не собирался. Конечно, в данный момент я не собирался подробно анализировать свои первые впечатления от Бутурлина; время для этого наступит позже. Сейчас надо было действовать. И поэтому я мысленно ограничился привычно-стандартной формулировкой, сводимой примерно к трем фразам: "Крепкий орешек. Придется повозиться. Но все равно никуда не денется".

В общем, разодетый в пух и прах хозяин дома сразу же и категорически мне не понравился.

Бутурлин спустился со ступенек и по усыпанной толченым кирпичом дорожке подошел к нам. Не сдержавшись, я раздраженно повел носом: от Бутурлина пахло дорогой туалетной водой.

– Добрый день, – с легким полупоклоном сказала Бутурлин. – Антон мне звонил, предупреждал, что заедет ко мне на разговор. Чем могу служить, майор?

В глазах – ни любопытства, ни тревоги. Это я тоже сразу почувствовал. От него шло ровное, открытое спокойствие, и я, опять же с чувством смутной неприязни, снова для себя это отметил.

Скажем прямо, это было довольно странно. Человек десять часов назад обнаружил труп своего приятеля, с которым накануне встречался, разговаривал, выпивал. И надо же – невозмутим до безобразия. Такой выдержке можно только позавидовать. А может, он просто хороший артист? Или…

Впрочем, я понимал, что у Бутурлина было достаточно времени, чтобы как следует подготовиться к встрече. С другой стороны, я приказал Михайлишину не говорить старику, что он приедет не один. Но тогда откуда Бутурлин узнал, что я – милицейский майор? Может, мы встречались раньше? Нет. Точно нет. Или мельком? Нет. Скорее всего, он видел меня в форме. И я тут же взял на заметку еще одно качество Бутурлина – наблюдательность. И конечно – выдержку.

Но виду я не подавал. Я молчал и тоже внешне бесстрастно смотрел прямо в глаза Бутурлину.

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая