Ветер с севера - Вилар Симона - Страница 37

• Предыдущая
• 37/107
• Следующая

– Идем, – сказала Эмма полушепотом. – Идем быстрее. Скоро мы будем там, где никто не сможет причинить нам зла.

Она почти побежала, увлекая за собою Ги. Ее волнение передалось и ему. Видимо, поэтому он и не смог удержать восклицания, когда вдруг прямо перед собой, в просвете деревьев, увидел огромного демона – деревянного идола с треснувшей головой и безобразными кошачьими ушами.

– С нами сила Креста Господня!

Он принялся истово креститься, не в силах отвести глаз от чудовищного образа.

Мягкая ручка Эммы успокаивающе легла ему на плечо.

– Это же всего-навсего деревянный чурбан, Ги. Их много в этих лесах. Одного мы даже притащили в Гиларий и сожгли как святочное полено.

И в доказательство она постучала по деревянному туловищу идола и засмеялась.

– Негоже доброму христианину так бояться мертвых богов.

Ги, пробормотав про себя молитву, вслед за Эммой перешагнул через черную тень идола – словно пересекая некий рубеж.

– Это древнее капище, – раздвигая перед собой гигантские папоротники, пояснила Эмма. – В старину предки приносили здесь жертвы богам, моля о милосердии и удаче. Здесь вокруг стоят еще несколько таких истуканов, рядом с одним из них бьет родник, и жители лесных деревень и даже кое-кто из Гилария приносят к нему пищу, чтобы задобрить духов леса. Но поспешим. Ты еще не видел самого интересного.

Голос Эммы звучал уверенно, словно, перешагнув тень старого бога, она считала себя в полной безопасности. Ги зачарованно осматривался. Таких гигантских дубов он еще никогда не видывал. Похоже, они еще помнили, как по земле Галлии маршировали когорты римлян. Невысокие, корявые, в три-четыре обхвата каждый. Казалось, наименьший из них мог послужить жилищем либо лесному духу, либо, в крайнем случае, нищему бродяге.

– Что это? – воскликнул юноша, увидев на голых ветвях слепленные из глины или воска изображения домашних животных, людей или отдельных частей человеческого тела.

Проследив за его взглядом, Эмма ответила:

– Разве вокруг Тура, где ты рос, не сохранилось ни одной из священных рощ? Что ж, знай, Ги Анжуйский, что люди с молитвами и заклинаниями вешают в местах древних святилищ изображения того, что у них болит, или заболевшей скотины, и, говорят, это очень и очень помогает. Я никогда ничего подобного не делала, ибо матушка считает, что это грех… Однако кто знает, в какое отчаяние впадают люди, когда заболевают их близкие или живность. Что же касается диких углежогов или собирателей лесного меда, то они глубоко верят, что сила священных дубов помогает вернее, нежели молитва в храме, построенном руками смертных.

– Глупцы! – возмущенно вскричал Ги. – Ваш аббат обязан растолковать этим несчастным, что на место, где воздвигаются храмы с крестом, нисходит особая благодать! Что же касается болезней… тут все мы в руке Божьей. Хворь часто является ниспосланным с небес наказанием за грехи, и ежели люди желают излечиться, то должны вести праведную жизнь и с молитвой обращаться к Богу и святым.

Эмма не ответила, да и Ги спустя минуту уже забыл, о чем шла речь. Древние дубы расступились словно по волшебству, и посредине почти совершенно круглой поляны он увидел старинный жертвенник, алтарь забытых богов, вернее его руины, – ушедшие в землю каменные опоры, накрытые покосившейся, потрескавшейся от времени известковой плитой. Ги смотрел на него с каким-то благоговейным страхом. Ранее ему не раз приходилось видеть эти древние дольмены, казалось, созданные руками великанов, но они не занимали его мыслей. Сейчас же, то ли из-за волшебства лунной ночи, то ли из-за таинственности незнакомого леса, то ли из-за того полугипнотического, очарованного состояния, в котором он находился с тех пор, как увидел Эмму, – этот алтарь вдруг показался ему исполненным таинственного смысла.

Лунный свет падал отвесно вниз. Пронзительно, будто голодный демон, расхохоталась прямо над головой сова. Ги почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке.

– Господи помилуй! Зачем ты меня сюда привела?

Эмма же обошла вокруг алтаря, сосредоточенно рассматривая венки живых цветов на каменной плите.

– Надо же, как быстро увяли… Камень еще теплый от солнечных лучей. Тут много и тех, что я принесла…

Поймав устремленный на нее растерянный взгляд Ги, она засмеялась.

– Не сердись, милый. Это обычай. В мае, в утро после Вальпургиевой ночи, мы приносим сюда цветы и ведем вокруг алтаря хоровод. Это хорошее место, – она огляделась, явно не разделяя настроения Ги. – Наверно, старые боги все еще охраняют его от сил зла. Я люблю бывать здесь, греться на солнце, лежа на камне, или даже поплясать здесь в ночь на святого Иоанна.[87]

Ее ровный голос умиротворяюще подействовал на Ги. К тому же обращение «милый» повергло его в состояние, близкое к опьянению. Как он ни старался, но не мог сдержать глупую и счастливую улыбку.

– Но зачем мы здесь?

Она поглядела на дольмен и лукаво улыбнулась. Ее волосы казались потоками солнечного тепла среди белесых лучей луны, а глаза скрывали все тайны ночи. И Ги снова подумал, что перед ним – воплощение феи, владычицы священной рощи в глуши лесов.

Эмма положила ладони на плиту. Ги машинально последовал ее примеру. Теперь они стояли по обе стороны старинного алтаря, и юноша тоже почувствовал кожей оставленное солнцем тепло.

– Мы не собирали вместе цветы на заре, не прыгали через костер. Это нехорошо, но давай же вместо этого по обычаю предков вложим руки в руки и поклянемся над алтарем в вечной любви.

Ги был в восторге. Страхи покинули его, он был рад, что все происходит именно так. Они протянули друг другу руки через плоский камень, но он оказался так широк, что им пришлось почти улечься на него, и это развеселило их. Они, смеясь, тянулись друг к другу, пока пальцы их не переплелись.

– Что нужно говорить? – все еще улыбаясь, спросил Ги.

Лицо девушки стало задумчивым. Она прищурилась, подняв к небу лицо. Видимо, слов обряда она не знала, но рассоединить руки в молчании считала недобрым знаком.

Совсем рядом в ветвях старого дуба ударил соловей. В траве пискнула мышь.

Эмма улыбнулась Ги.

– Повторяй за мной.

Она заговорила медленно, и он повторял следом:

– Клянусь, что не покину тебя, пока ты сохраняешь мне верность. Если же согрешу против тебя, то беги прочь, исполнись ненависти и убей меня, как волка.

Он запнулся, произнеся последнее слово. Их руки разжались, и Эмма, подперев подбородок, с улыбкой стала смотреть на него.

– Что это за клятва? – спросил Ги.

– Я вспомнила, что так клялись друг другу Дафнис и Хлоя. И любовь их выдержала все бедствия и испытания.

Ги поморщился.

– Не знал я, что ты придаешь такое значение сказкам.

– Но разве ты не рад?

Он перестал улыбаться. Голос его прерывался, когда он произнес:

– Я, наверное, и в раю не был так счастлив, как сейчас с тобою.

Он попытался обойти вокруг дольмена, но Эмма, обрадованная его признанием, взвизгнула, захлопав в ладоши, и вмиг оказалась на плите алтаря.

Ги испугался.

– Побойся Бога, Птичка! Никому не ведомо, что таит в себе эта древняя глыба.

Но Эмма уже кружилась, подхватив подол платья, обнажив едва не до колен стройные ноги, округлые и изящные. Ги застыл, как завороженный, а девушка вдруг во весь голос запела:

Ги вздрогнул.

– Все святые! Что ты поешь? Это опасная песня. Разве тебе не известно, как хитры эльфы и как они опасны. Не поминай их, да еще в таком месте, молю тебя!

Эмма кружилась, смеясь:

– Скажи-ка, монашек, разве не ты говорил, что капитулярии Каролингов запрещают верить в подобное? Впрочем, монахи из Гилария-в-лесу столько раз окропили здесь все святой водой, что прогнали лесных духов куда дальше, чем хотелось бы. Святые угодники! Да ведь и у тебя, и у меня на груди крест, а он всемогущ, и ни одна из древних сил не коснется нас, пока животворящий символ Спасителя оберегает своих детей.

• Предыдущая
• 37/107
• Следующая