Чужак - Вилар Симона - Страница 49
- Предыдущая
- 49/157
- Следующая
— Ты слушай, девка, что велю! Или все позабыть не можешь, что княгиней была? Так порой глянешь, что люди робеют.
Она сердито вырвала локоть.
— Вот-вот. Особенно Рогдай твой глянуть на меня боится.
И что сказала-то? Да только Торир вдруг покраснел безудержно и больше с ней не разговаривал.
Рогдай пришел вечером. Карину словно и не замечал, а вот переодевшегося в дорогу Торира оглядел внимательно. На варяге теперь была блестящая кольчуга, облегающие ногу до колена мягкие сапоги византийского кроя. Рогдай усмехнулся и протянул ему квадратную накидку из темно-алой крашеной шерсти с двойной серебристой каймой.
— Хоть не новая, но такая, как мы носили в Царьграде. Помнишь? Ну вот, теперь ты будто только из дворца в Палатине вышел.
— Корабль есть? — только и спросил варяг, застегивая под горлом ремень непривычного в этих краях шлема — сверху округлый, гладкий, но с бармицей и нащечниками, богато украшенными золоченой чешуей.
— Есть. Тебе везет, как всегда, хлопец. И поплывешь ты вверх по Днепру на струге гостей торговых из Смоленска. Зиму они в Корсуне провели, торговали, а ныне по большой воде возвращаются домой. Само собой, сделают остановку в Киеве стольном. Там и сойдешь.
Они еще о чем-то говорили по-иноземному, пока варяг не сделал Карине знак идти следом. Уже спустились сумерки, когда они поднялись по сходням на высокий борт корабля. Карина слегка замешкалась, идя по доскам сходней над водой, робея от качки. Торир уже был на корабле, ждал. И тут Рогдай крикнул с берега:
— Бить тебе ее чаще надо. А то уж больно горда. Смотрит, словно госпожа, спеси много. Тьфу!
В потемках на корабле засмеялись. Потом убрали сходни, и корабль плавно отчалил, поплыл под звуки весельных уключин.
ГЛАВА 7
К утру начался ветер, и на корабле подняли парус — светлый, с вытканным спиралью Змеем-Велесом. Но грести не перестали. Двенадцать пар весел мощно вспенивали воду, направляя судно против течения.
За ночь Карина сладко выспалась на тюках с товаром, утром смоленцы накормили ее, задевали беззлобно. И девушке вдруг хорошо стало с ними — русобородыми, улыбчивыми, довольными, что возвращаются домой после долгого отсутствия. Но еще не пришла их пора расслабиться, окрестные берега были опасными и дикими. Смоленцы боялись, что, неровен час, могут появиться лихие степняки, любители пограбить суда на столь оживленном водном пути, как Днепр.
Торир держался все время в стороне, к смоленцам обращался лишь по необходимости. Все стоял на носу ладьи за резной птичьей головой на штевене, не сводя глаз с берегов. Он первым и заметил опасность, когда в прибрежных зарослях замелькали силуэты конников в черных шлемах, успел предупредить корабелов. Карине велел схорониться за тюками товара, а сам со смоленцами пускал стрелы, когда разбойники-степняки попытались на надутых бурдюках доплыть до ладьи. Едва отбились. Торир снова ушел на нос, вновь сторонился.
Хозяин ладьи, богатый купец Межамир, заметил Карине:
— Он у тебя хоть и бирюк, но мужик что надо.
Она улыбалась, глядя на Торира, стройного, легкого, в развевающейся красной накидке. Но когда Межамир полюбопытствовал, кем приходится она варягу, в наложницы ли взял али хозяйкой хочет сделать в своем доме, не нашлась что ответить. Поглядела на купца так, что тот отвел глаза, смял шапку неловко, словно извиняясь. Застыдившись его любопытства, Карина ушла к Ториру, села тихонько рядом. Варяг и не повернулся. Она же чуяла, что Торир не будет доволен, если затронет его.
Гребцы продолжали налегать на весла. При таком солнце многим из них стало жарко. Некоторые, даже, несмотря на опасность, поснимали кольчуги, а там и рубахи, гребли в одних широких портках, все еще обсуждая набег. Когда из-за поворота реки появились встречные суда, предупреждали криком, что дальше опасно. А кого упредили, и сами не ведали. То ли варягов торговых, то ли славян-купцов. Здесь на реке все были против степняков-набежчиков, были единым торговым братством. Купцы — они особый люд. Жизнь ведут хлопотную, но и прибыльную. В купцы кто попало не идет, тут нрав особый иметь надо, смекалку да отвагу.
Солнце жгло немилосердно, даже река не давала прохлады. А ведь лето только начиналось, в селищах как раз Ярилу праздновали[76] . Зачерпнуть бы воды, ополоснуться, а то и пристать к берегу, искупаться. Но нельзя, опасно. А берега такими тихими казались, в прибрежных дубравах лоси ходили, олени, к реке на водопой спускались круторогие туры. Дичи водяной было множество, — утки взлетали тучами, из болотистых заток слышался гогот, кряканье, хлопанье крыльев, хриплое курлыканье журавлей. Эх, поохотиться бы, отвести душу. Но они продолжали плыть, день, второй, третий. Порой Днепр расходился на протоки, между которыми лежали острова, фавы там росли в рост человека, дубы в несколько обхватов. В душные ночи смоленцы делали на островах остановки, готовили еду на костре. В первый раз заставили куховарить Карину. Ну и вышло — уха густа чрезмерно да пересолена. Пошутили над стряпухой, но больше не заставляли готовить.
На четвертый день пути, когда уже миновали устье Ворсклы, Межамир указал на белевшие вдоль берега на шестах рогатые черепа туров.
— Слава Велесу путевому. Мы уже на Руси, здесь степняки не так хозяйничают, объездов дружинных сторонятся.
Карину же заинтересовало, что значит «на Руси»? Ей пояснили, что Русью называют край, где живут славянские племена, подвластные Аскольду с Диром. Местный люд называют тут не старыми племенными именами, а общим — русы. А землю — Русью. Так прозвали и по местной реке Роси, и по прозвищу здешнему варягов — русы. А земли тут богатые и сильные. И это было заметно уже по тому, что корабельщики перестали с опаской вглядываться в берега, а даже приветливо махали, когда там появлялись дружины в островерхих кованых шлемах. Вскоре и селища прибрежные возникать стали, лодки рыбаков, а то и детишки сидели на берегу с удочками, бабы полоскали белье. Из-за деревьев виднелись и вышки градов приграничных, частоколы усадеб.
К вечеру очередного дня смоленцы сделали остановку в устье реки Псел. Здесь за березовой рощей расположилась богатая боярская усадьба-сруб. Карине не приходилось еще видеть, чтобы такое богатство принадлежало одному: и крепостца своя, и пристань, и свой Торжок у реки. Хозяин местный сам вышел к причалам осматривать предложенные смоленцами товары, кое-что прикупил. Позвал гостей торговых в усадьбу, но они отказались вежливо, с поклоном. Остались на берегу корабль свой охранять, а то, неровен час, хозяин ласковый пошлет свою челядь пограбить под прикрытием темноты. Потом правды не добьешься.
- Предыдущая
- 49/157
- Следующая
