Ловкач и Хиппоза - Белошников Сергей - Страница 34
- Предыдущая
- 34/54
- Следующая
– Что там случилось? – негромко спросила я его. Все мое хваленое нахальство при виде этого двухметрового громилы (к тому же почему-то скрывающего свою настоящую фамилию и имя), куда-то резко испарилось. А если бы он меня застукал на воровстве?
– Бензовоз с автобусом столкнулся…каша, – помедлив, тихо ответил он. Коротко просигналил и вывернул баранку, глядя влево. "БМВ" выехала на край встречной полосы. Он быстро развернулся и повел машину в обратную сторону.
– Куда это мы? – спросила я.
– Эта пробка надолго. Поедем в объезд.
Обгоняя нас, с жутким завыванием промчалась в обратную от места аварии сторону машина "Скорой помощи". Ловкач не гнал и внимательно, чуть пригнувшись к рулю, смотрел прямо перед собой, на освещенную фарами "БМВ" трассу.
Я решилась. Тихо-тихо вытащила из своего рюкзака его права и техпаспорт и быстрым незаметным движением сунула их в карман его куртки, к бумажнику. Слава Богу, он ничего не заметил. Я перевела дыхание, посмотрела назад. Пробка удалялась. Еще одна машина из хвоста пробки разворачивалась, чтобы последовать нашему примеру. Я закрыла глаза и с облегчением откинулась на спинку сиденья. Пронесло.
Ловкач, который, как оказалось, вовсе не был Игорем Александровичем Смирновым (кто же он все-таки на самом деле?), по-прежнему на небольшой, километров в шестьдесят, скорости, вел машину по узкой, плохо заасфальтированной дороге. Вокруг не было ни души, только вдалеке мерцали еле различимые огоньки. Над дорогой стелился ночной туман, в чистом, прозрачно-черном звездном небе небе висела круглая, как глаз совы, оранжевая луна. В приоткрытое окно врывался холодный ночной воздух. Я молчала и Ловкач тоже молчал. Говорить было не о чем. Его профиль был слабо освещен фосфоресцирующим сиянием, исходящим от приборной доски. Снопы света от фар запрыгали по выбоинам, дорога пошла под уклон, потом вверх. Потом "БМВ" снова нырнула в низинку, выскочила на гребень. И тут я внезапно увидела, что впереди, почти по середине дороги навстречу нашей машине бежит невесть откуда взявшаяся женщина; бежит, размахивая руками и вот она уже буквально в десятке метров от нас. Ловкач вполголоса выругался, вывернул руль. Засвистели шины и "БМВ" по крутой дуге объехала женщину, не сбавляя скорости. Пролетел неразборчивый крик.
Я обернулась. В темноте я еле различила, что уменьшающаяся фигурка продолжает бежать – теперь уже следом за нашей машиной. Потом она растаяла в ночном мраке.
– Ты что, не видишь? Стой! – я перегнулась вперед и схватила его за плечо. – Женщина! Что-то случилось!
Он молча сбросил мою руку. "БМВ" по-прежнему ехала вперед.
– Останови, сволочь! – заорала я.
Ловкач никак не отреагировал на мой вопль. И тогда я (честно признаюсь – от бессильного отчаяния) на ходу открыла правую заднюю дверцу и сунулась к ней.
Раздался жуткий визг тормозов, и меня швырнуло к открытой двери – я чуть не умерла от страха, потому что ощутила под собой стремительно несущуюся пустоту. И тут же почувствовала, как сильная рука ухватила меня за шкирку и, как кутенка, рывком втащила обратно в машину.
"БМВ" занесло вправо, она с визгом, накренившись, описала дугу, развернувшись носом в обратную сторону у самых столбиков ограждения, за которыми я, к своему ужасу, разглядела глубокий овраг с поблескивающим на дне нешироким ручьем.
Ловкач схватил меня за грудки и затряс, как перезрелую грушу. Передо мной мелькало его белое лицо.
– Охренела? – шипел он, стиснув зубы. – Жить надоело?! Так я тебе это устрою!..
Уж лучше бы он на меня кричал, не так страшно было бы. Я попыталась вырваться из его цепких пальцев. Какое там!
– Пусти, гнида, пусти, гад, ублюдок, гангстерюга проклятый! – заверещала я в ответ. Он меня не выпускал и продолжал трясти – уже молча. Тогда я извернулась и со всей силы цапнула его зубами за руку. Он охнул от боли и отшвырнул меня на заднее сиденье.
Я схватила куртку и рюкзак и вывалилась из машины. И, не оборачиваясь, пошла – быстро – назад, туда, где, наверное, продолжала бежать ночная женщина.
– Ну и проваливай! – раздался за моей спиной его злобный крик. – Идиотка помешанная!..
Потом я услышала, как хлопнула дверца, завелся двигатель и машина поехала от меня прочь.
Я чуть было не заплакала от досады. Мне было очень обидно. Все-таки он оказался подонком. Самым подонистым подонком изо всех подонков на свете.
Он меня бросил. Одну, в ночи.
Но я не остановилась, а продолжала идти по слабо освещенному луной шоссе. Женщины еще не было видно, мы порядочно отъехали от того места. И тогда мне снова стало не по себе. А что, если эта женщина уже ушла с дороги? Или вообще – просто привиделась мне? Что я буду делать здесь одна-одинешенька, ночью, у черта на куличках, в глухой степи?.. Замерзать, как бедняга-ямщик?..
Но я не успела по-настоящему испугаться. Потому что сзади послышалось уже знакомое мне, мягкое урчанье бээмвешного двигателя. Конечно же это был он, поганец Ловкачище, и у меня все взыграло внутри: и от радости, что я не останусь здесь одна, и от того, что его все-таки совесть замучила. Значит, я в нем не ошиблась. Не такой уж он и подонок. Меня осветили сзади фары, машина подъехала и остановилась. И я тоже остановилась – в ночной степи у меня быстро пропала охота играть в гордую недотрогу. Показала слегка характер – и хватит. А то, чего доброго, он и в самом деле укатит. Я повернулась, подошла к машине и молча села в нее. На переднее сиденье. Ловкач молча тронул машину с места и медленно поехал вперед.
Женщина увидела нас издалека. И снова, как в первый раз, побежала навстречу. Шлепая голенищами резиновых сапог по голым икрам, она подбежала к остановившейся машине. Цветастый платок съехал на плечи. Женщине было слегка за тридцать. Она наклонилась к открытому окну, к Ловкачу, и задыхаясь, зачастила, едва сдерживая слезы:
– Помогите, родненькие, помогите… Я заплачу, вот, возьмите, я вам заплачу…
И совала трясущимися руками в окно смятые деньги.
– Да что случилось-то? – я увидела, как Ловкач отвел ее руку.
– Муж у меня убился, в больницу надо! В станице, совсем рядом, больница…я заплачу, родненькие, вы только не уезжайте, Христом Богом молю!..
– Да садитесь же вы, – перебил ее Ловкачев.
Женщина суетливо зацарапалась снаружи – искала ручку задней двери. Я перегнулась через сиденье и быстро открыла дверь изнутри. Женщина неловко залезла в салон. И затихла. От нее слабо пахло потом, пылью и – отчетливо – бедой. Ловкач повернулся к ней:
– Что же вы замолчали? Куда ехать? Показывайте!
– Ой, сейчас, – забормотала женщина, наклоняясь к нему и тыкая пальцем в непроглядную темень. – От туточки налево проселок на наш хутор будет, всего-то три километра, и дорога хорошая, сухая, вы не волнуйтесь…
Она облизала губы.
– Нажрался, подлюка… С сеновала свалился… И прямо на вилы… и прямо животом…
Женщина тихонько заплакала, прикрывая рот краем платка. Я отчетливо представила себе эти злосчастные вилы с остро заточенными сверкающими рогами и поежилась. Чересчур богатое у меня воображение.
Дальний свет фар плясал по пологим ухабам проселка, выхватывая из темноты по сторонам дороги то застывшие кусты, то заросшие седой полынью откосы, то одинокое скрюченное дерево. "БМВ" переваливалась на увалах, двигатель бедной машины, неприспособленной к русскому бездорожью, натужно и недовольно урчал. Я крепко вцепилась в поручень. Ловкач крутил баранку, объезжая подозрительно глубокие ямы, я вообще потеряла ориентацию и уже не представляла, в какую сторону мы едем. Женщина же уверенно указывала:
– Налево…прямо…сейчас направо будет дорожка…
Плакать она перестала. Мы выехали на косогор. Вокруг – ни огонька. Свернули направо и по узкой дороге, точнее по двум неглубоким колеям Ловкач осторожно повел машину вниз по весьма крутому склону. Сухие будылья с противным скрежетом царапали днище. Машина сползала к поблескивающему в лунном свете небольшому озерку. На берегу по одной стороне дороги притулились домики – с десяток беленых хат среди темных силуэтов деревьев. В свете фар выскакивал то полуразвалившийся, щербатый забор, то забитые досками окна брошенного дома. И в окнах одной-единственной хаты горел свет.
- Предыдущая
- 34/54
- Следующая
