Майра - Видал Гор - Страница 26

• Предыдущая
• 26/43
• Следующая

– Немного щекотно, – донесся глухой возглас. Трицепсы подрагивали под тонкой шелковистой кожей.

– Ты боишься щекотки? – передо мной открывалась неожиданная перспектива. Замечательно. Моя программа была организована таким образом, что включала возможность неожиданных импровизаций.

– Ну, не очень…

Но я уже взяла в руку большую аппетитную ступню (снова удивившись теплу тела, ощущаемому через носки) и тихонько провела пальцем по ступне. Результат был как при электрошоке. Все тело внезапно содрогнулось. Рефлекторно он резко выдернул ступню из моих рук.

– Пусти, черт! – гневно крикнул он, совершенно забыв, где находится.

Я рассвирепела:

– Если ты еще раз так сделаешь, я тебя накажу.

– Прошу прощения, мисс Майра, – он растерялся. Он смотрел на меня через плечо (бумага, на которой я чертила, упала на пол). – Похоже, я боюсь щекотки сильней, чем думал.

– Гораздо сильнее. Или, может, я сделала тебе больно. У тебя не очень-то накачанные ноги, согласен?

– Да, да. Я мало тренируюсь… так, летом, иногда…

– Давай взглянем, – с некоторым трудом я стянула с его ног носки. Будь мне свойствен фетишизм по отношению к мужским ступням, как бедному Майрону, я была бы на седьмом небе. Что меня, однако, взволновало в нем, так это был присущий всем представителям сильной половины Америки страх по поводу того, не исходит ли от них дурной запах. На самом же деле запах почти не чувствовался.

– Ты, должно быть, только что из душа, – сказала я.

Он уткнулся лицом вниз.

– Да… только что.

Я тщательно обследовала все пальцы, крепко держа их, словно опасаясь, что какой-нибудь из этих маленьких розовых поросяток вдруг решит сбежать и увлечет за собой всех остальных. Расти, впрочем, не проявлял признаков смущения, разве что тело его несколько напряжено.

– Хорошо, – сказала я, отпуская его ногу. – Ты уже учишься держать себя в руках. Щекотка – это признак сексуальных страхов, ты знал об этом?

Неясное «нет» с конца стола.

– Поэтому-то я и удивилась твоей реакции на мое прикосновение к ступне. После того, что ты говорил в «Быке и петухе», я не могла и вообразить, чтобы ты чувствовал себя скованно с женщиной.

– Я думаю, это от неожиданности, – лучшее, что он мог сказать в ответ. В том положении, в котором он находился, ему было явно не до обычной манеры хорохориться.

– Извини, – проговорила я спокойно, спустив его брюки до колен.

Как я и рассчитывала, он слегка ахнул, но не попытался встать, а только ухватился руками за край брюк в надежде удержать фронт на последнем рубеже.

Передо мной на процедурном столе, словно на пиршестве каннибалов, возвышались хорошо очерченные под скрывавшими их спортивными трусами ягодицы. Сквозь две дырочки, похожие на зрачки, просвечивало тело. Чтобы подразнить его, я просунула палец в одну из дыр.

– Разве Мэри-Энн не чинит тебе одежду?

– Она… не умеет… шить… – голос его звучал неровно, будто запыхавшись после долгого бега. Он, однако, уже был достаточно закален, чтобы встретить последующие мои действия.

Окончательное разоблачение ягодиц проходило в абсолютном, почти религиозном молчании. Они выглядели впечатляюще. Верхний свет был очень ярким, что давало мне возможность рассмотреть некоторые детали, которые я упустила в первый раз у себя в офисе. Крошечная темная родинка сбоку. Красный прыщ между ягодицами, где начиналась растительность. Очень гладкая кожа, покрытая нежным бледным пушком, заметным только при хорошем освещении. Выступившие вдруг капли пота, поблескивающие под сильной лампой. Я могла чувствовать источаемый им запах страха. Он пьянил.

Еще я заметила, что, хотя я стянула его трусы на бедра сзади, он продолжал крепко держаться за них спереди, не давая им опуститься и полагая, что таким образом его честь страдает только наполовину.

Я положила руку на его твердые ягодицы, сомкнувшиеся для противодействия любым посягательствам, и в соответствии со своим планом заметила:

– У тебя нет температуры?

– Нет… я в порядке… – голос звучал едва слышно.

Свободной рукой я потрогала ему лоб; он был покрыт испариной.

– Ты горячий. Давай лучше смеряем температуру. Кроме всего прочего, это нужно для медосмотра.

Пока я обходила стол, чтобы взять термометр, он смотрел на меня дикими глазами, как плененное животное. Я вернулась на свою позицию и, положив руки на ягодицы там, где начинались бедра, сказала:

– А теперь расслабься.

Он резко приподнялся на руках и посмотрел на меня с тревогой:

– Что?

– Я собираюсь измерить тебе температуру, Расти.

– Что… там! – Его голос дрожал, как у подростка.

– Конечно. Давай…

– Но почему вы не можете поставить в другом месте, вы понимаете… в рот, например…

Тыльной стороной левой руки я крепко шлепнула его по спине. Он дернулся и сник.

– Так быстрее, – холодно произнесла я, с удовольствием наблюдая, как покраснела кожа в том месте, где я приложилась рукой.

– Да, мэм. – Пораженный, он вновь лежал на столе, и я снова положила руки на его твердые ягодицы.

– Так, – сказала я. – Расслабь мышцы, – я чувствовала, как ягодицы медленно и неохотно расслабляются.

От волнения меня охватила дрожь. Признаюсь, это так. Мягко и осторожно я раздвинула ягодицы настолько, что стал виден сфинктер и все остальное.

Когда человек одерживает большую победу и получает, наконец, то, к чему стремился, он часто испытывает разочарование. К данному случаю это не относится. Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, я боялась, что он окажется не чист – в отличие от многих любителей анального секса меня не привлекали фекалии, совсем наоборот. С другой стороны, если у него не все окажется в порядке, то унижение его будет полным. Как выяснилось, он мылся в душе достаточно тщательно. Сфинктер был похож на маленький бледно-розовый бутон чайной розы или, возможно, на мордочку котенка. Бронзовые волосы вокруг него отражали верхний свет, как перистые облака – лучи солнца на утренней заре. Единственное, что принесло разочарование, – это факт, что Расти оказался достаточно ловким, чтобы скрыть от моих глаз мошонку, и только густой пучок волос в области паха указывал направление, в котором она должна была находиться. Впрочем, достаточно того, что было видно.

Я вытащила из футляра термометр и деликатно прикоснулась к тому месту, которое до сих пор сохраняло невинность. Он вздрогнул всем телом – я подумала, что так, должно быть, содрогнулась Атлантида, прежде чем уйти под воду. Я приложила конец термометра к сморщенной коже. Он снова напрягся и, казалось, не дышал.

Теперь я действовала более стремительно. Я засунула палец в горячее плотное отверстие так глубоко, как только смогла. Должно быть, я достала до простаты, потому что он вдруг глухо вскрикнул, но ничего не сказал. Затем, намеренно или рефлекторно, он со всей своей молодой силой напряг мышцы и сжал сфинктер так, что на мгновение мне показалось, что он раздавит мой палец.

Свободной рукой я ласково пошлепала его по правой ягодице и скомандовала:

– Расслабься!

Он что-то пробормотал, что – я не расслышала, и снова ослабил сфинктер. Произведя таким образом первое насилие над девственным отверстием и заставив Расти корчиться от стыда, я убрала палец и поставила термометр. Тот сразу исчез из виду, поглощенный ягодицами, которые – хотя ноги и оставались слегка расставлены – сомкнулись тут же, как только я их отпустила.

Я снова взяла карту и стала заполнять список детских болезней. Ветрянка, корь, коклюш… Он шептал в ответ «да» или «нет» или «не помню». Закончив, я подвела итог:

– Вполне здоровый молодой человек.

Холодно-поощрительная манера, с которой я произнесла эти слова, была рассчитана на то, чтобы усилить его беспокойство; очевидно, это удалось, поскольку он так ни разу и не взглянул на меня, упорно предпочитая смотреть в стену напротив; он продолжал лежать в одном положении, плотно прижавшись подбородком к столу.

• Предыдущая
• 26/43
• Следующая