Миледи Трех миров - Ветер Анна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/61
- Следующая
Какой-то предмет, напоминающий кочергу, но в более изысканном исполнении, стоящий в одном из углов зала, был избран мною в качестве ударного инструмента, отбивающего такт к моей свежесочиненной увертюре: «Где ты, дедко-водяной, мы тебя заждалуси, нам так плохо без тобе, мы сидим печалумси…», исполняемой мной впервые и явно претендующей на главный приз в конкурсе «Золотой граммофон». Я ходила по залу и, осматривая все вокруг, исполняла свой шедевр. Получалось неплохо. Правда, реакции пока никакой не последовало — никто не спешил мне ни пальчиком, ни плавником указать место нахождения водяного.
Слова в моей песне начали уменьшать свое количество (не люблю повторяться), постепенно меняясь на «та-та-там» или «бом-бом-бом», а в зале, кроме меня, никого до сих пор не было. Поэтому, заканчивая изощряться в пении, я целенаправленно двинулась в сторону трона, решив привлечь к себе внимание парой-тройкой молний из трезубца. Песня моя окончательно иссякла метров за пять до трона, и, пройдя пару шагов в молчании, я услышала жиденькие хлопки за спиной.
Сказать, что я резко развернулась, было бы большим преувеличением — развернуться мгновенно в воде просто невозможно. Но все же я повернулась на этот звук довольно быстро и увидела перед собой ценителя моего таланта. Это был небольшой крепкий мужичок с шапкой волос, зеленоватой бородой и небольшой ракушкой, висящей на шнурке на мускулистой груди. Если бы я была на пару десятков лет постарше, то однозначно могла бы сказать, что в этом мужчине было привлекательно все… кроме рыбьего хвоста, на котором он сейчас стоял, прислонившись к одной из колонн.
— Ты прекрасно поешь, — сказал незнакомец, улыбаясь. — Мне, признаться честно, никогда не приходило в голову использовать квихт как ударный инструмент. Оригинально!
— С кем имею честь? — спросила я, стараясь говорить как можно вежливее, хотя очень хотелось узнать, почему я столько времени дожидаюсь приема.
— Прости мою невежливость! — снова лукаво улыбнулся русалк (наверное, так должно звучать производное от «русалка»?) и, подмигнув мне, поплыл в сторону, в которую только что направлялась я. Проплыв через зал, он уселся на трон и продолжил: — Разреши представиться, Водяной подводного царства Озера детской мечты. Довольно длинно, правда? — переспросил он у меня, заполняя возникшую паузу. — Можно просто Орез.
Он опять мне улыбнулся, а я ломала голову, как начать разговор. Конечно, как только я его увидела, я предположила, что это и есть водяной, но все равно, получив подтверждение своей догадке, немного растерялась. С другой стороны, если здесь сошло с рук мое «выступление», то…
— Понимаете, в другой раз я бы с удовольствием провела с вами предварительно светскую беседу по всем правилам, но у меня на поверхности умирает друг. Он уколол лапу шипом кустарника диф, и теперь ему срочно нужна живая вода, чтобы спастись. Только не говорите мне, что у вас как раз вчера она закончилась!
— Нет, не закончилась, — пожал плечами водяной. — Но я тебя все же огорчу — у нас нет живой воды, но не потому, что она закончилась, а потому, что ее просто у нас никогда не было!
— Как?! — растерялась я, и сердце сжалось от того, что Фар, похоже, теперь непременно умрет. — Мой друг сказал, что эту воду нужно спросить у водяного этого озера! Может быть, здесь несколько водяных?
— Нет, водяной здесь один, и он перед тобой. А кто тебе сказал про эту живую воду?
— Фар, — призналась я упавшим голосом. — Он сейчас наверху у колодца, умирает.
— Фар? — переспросил водяной. — Это, случайно, не нан с Зубара?
— Да. Брат их правителя.
— Понятно. Знаю, знаю. А об какой куст, ты говоришь, он лапу уколол?
— Если я правильно поняла, то диф.
— Сколько живу, а живу я достаточно, никогда не слышал о кустах с таким названием. А ядовитых колючих кустарников, насколько мне известно, в этом лесу нет.
— Но как же так?.. — уже не так уверенно заговорила я. — Мой нан же знает эти миры как свои пять (или четыре?) пальцев! — воскликнула я.
— Вот это-то и странно. Хотя у меня есть кое-какая мысль. Позволь? — Он указал мне на «кочергу», до сих пор остававшуюся у меня в руках.
— Конечно. — Я передала «инструмент» Орезу, подойдя немного поближе. Тот взял непонятную штуковину, на что-то нажал на ней, легко согнул пополам и, взмахнув несколько раз, извлек длинный тягучий звук, напоминающий гудок на заводе. Затем он отложил сей предмет в сторону, на небольшой столик-раковину, и тот сразу принял первоначальную форму. Видя, как заинтересованно я наблюдаю за его манипуляциями, водяной решил меня просветить:
— Это квихт. Если его согнуть, то он несколько секунд издает низкочастотный звук, хорошо улавливаемый всеми подводными жителями. От количества и разницы во взмахах меняется подача звуковой волны, своего рода код-сигнал, чтобы их различать.
Я с умным видом кивнула, хотя эти волны и частоты для меня были темным лесом. Орез удовлетворился моим кивком и посмотрел куда-то мимо меня. Я даже почти не удивилась, увидев позади акулу — светло-серую с башенкой вместо спинного плавника, и посчитала необходимым отойти немного в сторону, дав этой большой рыбине подплыть поближе к трону.
— Сел, распорядись, чтобы мне принесли Окно.
— Хорошо, — ответила акула, и я по голосу поняла, что это та самая (если, конечно, все здешние акулы не обладают одинаковыми голосами), — мне не сложно, но ты просил напоминать, что прошлый раз мы его чуть не испортили. Его все-таки принести?
Водяной пару минут обдумывал сказанное, а потом махнул рукой:
— Нет, ты прав. Сходим сами. Чай, ходить еще не разучились. — И он встал с трона.
— Мне с вами плыть или можно удалиться? — пренебрежительно поинтересовался оппонент водяного.
— Проваливай! — махнул на нее рукой Орез. — Сами дорогу найдем. Только доплыви сперва до Алези, пускай заглянет во дворец. Я полагаю, две молодые особы легче найдут общий язык друг с другом, чем со стариком водяным.
Акула больше не произнесла ни слова и уплыла.
— Ну что, прогуляемся немного? — спросил водяной, проплывая мимо меня к коридору, по которому я сюда попала.
По дороге я пыталась восполнить пробелы в своем образовании.
— А что, здешние акулы все разговаривают?
— Почти все. Пока маленькие, не умеют.
— А что за Окно, к которому мы сейчас идем, и сможет ли оно как-то помочь Фару?
— Сейчас сама увидишь.
Мы прошли примерно половину коридора и свернули в боковое ответвление, которое привело нас в небольшую комнату. Здесь было несколько глубоких кресел из огромных ракушек, а посредине противоположной стены стояла раковина окружностью побольше — примерно метра два. На ней была натянута тонкая, переливающаяся всеми цветами радуги пленка. Больше в комнате не было ничего, а напоминающего окно и подавно.
— Вот это и есть наше Окно в мир, — сказал Орез и указал на раковину-переливашку. — По этой раковине мы можем видеть все, что делается вокруг. Правда, не дальше нашего мира, но нам и этого хватает. Сейчас посмотрим на Фара и тот загадочный кустарник, о который он укололся, тогда, возможно, что-нибудь сообразим.
Водяной подплыл к Окну и стал нажимать на различные углубления в раковине. Через несколько секунд поверхность пленки плавно замерцала и засветилась. Видно еще ничего не было, а я уже отчетливо услышала шорох листвы и пение птиц. Затем пленка экрана, казалось, вздрогнула, и появилось изображение. Сперва тусклое и нерезкое, а потом все четче и четче.
Перед нами появился колодец. Не такой, каким я увидела его впервые, а такой, в который меня унес водоворот — каменный и открытый. Моего умирающего друга рядом, там, где я его оставила, не было, и мое сердце тревожно сжалось. Картинка продолжала двигаться, и вскоре я разглядела Фара на окраине поляны отчаянно рвущего зубами какой-то кусок мяса. Рядом с ним стояла небольшая фляга, явно не растущая на деревьях в лесу.
— Ему стало лучше! — обрадовалась я. — Он уже что-то ест.
- Предыдущая
- 34/61
- Следующая
