Сельва умеет ждать - Вершинин Лев Рэмович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/93
- Следующая
Будь здесь побольше зрелых мужчин, он посоветовал бы великому нгуаби обойтись без огня. Но двали пока еще не привыкли к чащам Истинной Сельвы. Им всюду видятся сонмища злых демонов, готовых к нападению; даже уханье безобидной ночной свау способно разжижить их кровь. Поэтому мвамби не возражает сержанту. Он молчит, но брови его сдвинуты на переносице. В славные прежние времена юноши дгаа не нуждались в поблажках…
Впрочем, недостаток опыта двали с лихвой восполнили усердием и сноровкой. Обустроить привал успели еще до наступления сумерек. Наскоро перекусили. А потом полумрак сгустился, и к лагерю подступила непроглядная тьма.
Она казалась живой. То тяжко вздыхала, то глухо взрыкивала, то вздрагивала от топота кого-то неразличимо большого, а то и взрывалась ревом вышедшего на охоту клыкача…
Порыв ветерка, влажного и липкого.
А вместе с ним – странный, почти человеческий крик…
Часовые замерли.
Крик повторился, щемя сердце безысходной тоской.
Часовые, судорожно сжимая оружие, отошли поближе к костру.
– Потерянная душа бродит, – сдавленно прошептал лопоухий юнец. – К кому пристанет, тот будет бессмертен и одинок.
– Хуже не придумаешь, – откликнулся другой.
– Говорила мне Великая Мать, – начал третий, – что…
Договорить он не успел.
– Молчать в дозоре, – прошипел Убийца Леопардов, приподнимаясь на локте.
Юнцы притихли.
– Это ккукка. Ясно, салаги?
Часовые облегченно завздыхали.
Усомниться никому не пришло в вихрастую голову. Как сказал сержант, так и есть. А птица-вдова – это не страшно. Наоборот, интересно. Мало кто видел чащобное диво…
Еще один крик, уже никого не пугающий.
– Достойного жениха ищет, – сообщил ушастый. – Кого изберет, тот не будет знать бед…
– Лучшего не пожелаешь, – отозвался второй.
– Говорила мне Великая Мать, – начал третий, – что…
Шпок!
Крохотный камешек, вылетев из-под накидки сержанта, глухо щелкнул говоруна по лбу, и бедолага обмер, разинув рот.
– Убью, – задушевно улыбаясь, пообещал Н'харо.
И сделалось тихо.
Только легкое потрескивание веток в костерке, пофыркивание стреноженных нуулов да негромкое сопение спящих людей изредка вплетались в безмолвную песню ночи…
Дмитрий не спал.
Сидел, обхватив руками колени. Не отрываясь, глядел в ровное пламя костерка. У ног его свернулся калачиком худенький двали, изредка жалобно вскрикивающий во сне.
– Тс-с-с… Все хорошо, малыш…
Заворочался, блаженно улыбнулся.
– Спи…
За пять дней похода Гдлами осунулась, вокруг глаз легли темные круги. Неудивительно. Военная Тропа выпивает силы без остатка даже у зрелого мужа, а ведь Вождь несет двойную ношу: она и воин, равный среди равных, и Удача отряда. Говорят старики, что и сам Дъямбъ'я г'ге Нхузи, могучий и выносливый, вернулся из первого похода на носилках…
– Спи, малыш… Я здесь…
Спит.
Огонь несмело пробивается меж толстых чурок. Чужие холодные звезды висят над головой. Весь окружающий мир на удивление прост: звезды во мраке, костер в кольце тяжелой тени, шепот леса, раскрашенные воины с копьями, словно явившиеся со страниц любимых в детстве книжек…
И тоскливый плач в ночи.
Время остановилось, застыло.
Смежаются веки.
Бесшумно раздвинув перепутанные тьмою кусты, у костра присаживается Дед. Морщится. Похмыкивает, будто собираясь начать разговор. Но молчит. Рядом с ним двое. По левую руку – Гдламини, только не та, измученная, что дремлет у ног, а сияющая, ясноглазая, божественно прекрасная в белом свадебном платье. По правую – незнакомый широкоплечий воин. Мускулистые руки и грудь иссечены шрамами, вокруг шеи – тройное ожерелье из длинных, жутковатых на вид клыков и когтей. Спокойное лицо удивительно знакомо, хотя нгуаби мог бы поклясться, что видит воина впервые…
Почему часовые молчат?
Почему не поднимают тревогу?!
Странно…
Спи, малыш, я здесь, – негромко говорит Дед.
Спи, сынок… Все хорошо… – кивает тесть.
Спи, любимый, – улыбается Гдлами.
Мрак.
Тишина.
Покой.
И голос сержанта:
– Пора, тхаонги!
…Проснулись рано.
Бритоголовый проводник постарался на совесть: даже Убийца Леопардов не отыскал бы лучшего места для засады, нежели этот неглубокий овражек, пологие склоны которого густо заросли бамбуком и мелким колючим кустарником, а к тропе подступали тяжелые надолбы валунов…
За поворотом соорудили завал.
Наконечники копий, ттаи и къяххи вымазали глиной, чтобы невзначай не выдали отблеском. Умеющие обращаться с гранатами получили по две штуки из трофеев, взятых в первой вылазке.
Воины подходили к Вождю, преклонив колено, отдавали яркие тао-ттао – походные бусы и надевали тао-мг – бусы смерти. На юных лицах не было ни страха, ни тревоги. Чтя заветы предков, дгаадвали готовились к битве, как к свадебному пиру…
Один за другим, по старшинству и заслугам:
– Воин Ккимбо вва Нзули готов к битве, о Светлоликий!
– Хой, Ккимбо!
– Воин Сесе Секу Т'Ма готов к битве, о Светлоликий!
– Хой, Сесе Секу!
– Воин Кансало Ут'ту-Укку готов к битве…
– Хой, Кансало!
– Воин Бомбоко гге Бомбоко готов…
– Хой, Бомбоко!
– Воин Манса Нген-Тали…
Гдламини стоит, неестественно выпрямившись, полузакрыв глаза. Черты заострились, голос хрипл и по-мужски низок. Она сейчас не похожа на себя. Неудивительно! Накануне первой битвы устами Вождя говорит сам Светлоликий Тха-Онгуа, определяя судьбы мужчин, вставших на тропу войны.
– Воин Т'Татаури Мхлангу…
– Хой, Т'Татаури!
Все. Прошел последний из рядовых.
Теперь черед командиров.
– Мвамби Мкиету Джамбо К'Клаха б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий!
– Хой, мудрый Мкиету!
– Ефрейтор Мгамба вва Ньякки б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий!
– Хой, отважный Мгамба!
– Сержант Н'харо Мдланга Мвинья б'Дгахойемаро готов к битве, о Светлоликий!
– Хой, могучий Н'харо!
Ну что ж, пора и тебе, земани.
– Дгаангуаби Ггабья г'ге Мтзеле б'Дгаадгаайя готов к битве, о Светлоликий!
Обжигающе горячие пальцы касаются затылка. Жаркая волна растекается по телу.
– Хой, великий нгуаби!
Вот и все.
Мгновение тишины.
А затем в отдалении захныкала птица-вдова.
Парни М'куто заметили обоз.
– Внимание, по местам, – тихо приказал Дмитрий. – Приготовиться! Время пошло!
– Есть, сэр!
Все важное обговорили с вечера. Теперь – ни спешки, ни лишних вопросов. Каждый знает свое место.
Позиция Мгамбы – ближе к горловине оврага, у самого поворота, Дмитрий с отделением автоматчиков залег в центре; за хвост обоза отвечают три десятка отборных урюков сержанта.
Залегли.
Врылись в землю.
Слились с прелой листвой.
Вторично застонала ккукка, уже гораздо ближе.
Укрывшись за плоским валуном, Дмитрий привалился к стволу раскидистого бумиана. Он был готов к бою и совершенно спокоен. Раздражала, правда, ненадежность автомата. Трофейное оружие, как правило, выходило из строя после десятка очередей. Судя по всему, поставщики местных властей приняли меры на случай непредвиденных осложнений. С такой рухлядью туземцы долго не побунтуют…
Ладно, что имеем, то имеем. Заряды к родному «дуплету» так и так кончились…
И послышался шорох.
Все громче – шарканье сандалий по камешкам и подножной трухе, все отчетливее – нуулье пофыркиванье и тяжелая поступь оолов, запряженных в тяжелые повозки-волокуши.
Вот они!
С карабинами на изготовку, сторожко озираясь, мимо Дмитрия, едва не задев дгаангуаби ногой, прошел щуплый солдатик в смешной форме, похожей на детскую пижамку. Судя по всему, его кое-как готовили к лесной войне, и он, назубок вызубрив уроки наставников, пытался передвигаться бесшумно.
Получалось, однако, из рук вон плохо.
Ведь он был пришельцем.
А сельва не любит чужих…
- Предыдущая
- 32/93
- Следующая
