Великолепное Ориноко - Верн Жюль Габриэль - Страница 35
- Предыдущая
- 35/68
- Следующая
Герман Патерн несколько раз в течение вечера — но без товарища, который не ходил с ним, — приходил узнавать о здоровье юноши. Единственный ответ, который он получил, заключался в кратком сообщении, что все идет как нельзя лучше и что могут обойтись без его услуг, за которые его благодарят.
Правда, молодой Кермор спал спокойно, а как только пирога остановилась в порту, Вальдес принес чемодан с платьем, которое сержант Мартьяль приготовил на завтра.
На другой день, когда Герман Патерн явился в качестве доктора и друга, его приняли только как друга, не без ворчания дядюшки.
И действительно, во врачебных услугах не было нужды: отдохнув от усталости прошлого дня, Жан чувствовал себя совершенно здоровым.
— Я же вам говорил, что все хорошо! — объявил еще раз Мартьяль.
— Я обязан жизнью Хелло, — сказал Жан, — и когда я его увижу… Я не знаю, как я смогу выразить ему…
— Он только исполнил свой долг, — ответил Герман Патерн.
— Хорошо, хорошо, — пробурчал сержант Мартьяль, — когда мы встретим вашего друга Хелло?
Его не встретили, однако, — по крайней мере в это утро. Не держался ли он в стороне нарочно?.. Или ему казалось неприличным идти выслушивать благодарность, которую он заслужил своим поведением? Достоверно лишь одно: что он оставался на борту «Мориши», очень задумчивый, хмурый. После того как Герман Патерн сообщил ему о здоровье юноши, никто не мог добиться от Хелло и четырех слов.
Однако Жак Хелло и Жан увиделись после обеда. Первый, несколько смущенный, — сержант Мартьяль прикусил себе ус, наблюдая его, — взял протянутую ему руку, но не пожал ее с обычной простотой.
Эта встреча случилась у Мирабаля. Жак Хелло был здесь со своим рекомендательным письмом. Что касается сержанта Мартьяля и Жана, то их привело сюда желание получить указания, касающиеся полковника Кермора.
Мирабаль не скрыл своего удовольствия видеть путешественников. Он заявил, что отдает себя в полное их распоряжение и сделает все возможное, чтобы быть им полезным. Симпатия, которую он проявлял по отношению к путешественникам, сказывалась в его предложениях, в той поспешности, с какой он давал всякие разъяснения. Он видел доктора Крево во время его проезда… Он вспоминал Шаффаньона и был счастлив, что мог оказать ему услугу… Он был готов сделать то же самое для Жака Хелло и Германа Патерна… для сержанта Мартьяля и его племянника, которые могли рассчитывать на него при всяких обстоятельствах.
Юноша объяснил мотивы, которые привели его в Венесуэлу, и это лишь увеличило симпатию к нему Мирабаля.
Помнил ли старик, что полковник Кермор был 14 лет назад в городе Сан-Фернандо?.. Ответ не мог удовлетворить юношу. Мирабаль не помнил ничего о полковнике с таким именем и о его пребывании в Сан-Фернандо.
На лице Жана появилось выражение глубокого горя, и на глазах показались слезы.
— Господин Мирабаль, — спросил тогда Жак Хеллоу — давно ли вы здесь?..
— Больше сорока лет, — ответил старик. — Я оставлял Сан-Фернандо лишь очень редко и на короткие промежутки. Если бы такой путешественник, как полковник Кермор, провел здесь несколько дней, то я, конечно, видел бы его… беседовал бы с ним. Наш город не настолько велик, чтобы иностранец мог в нем остаться незамеченным, и я знал бы о его пребывании.
— Ну а если… он хотел остаться неизвестным?
— На этот счет я ничего не могу вам сказать, — ответил Мирабаль. — Разве у него были основания к этому?..
— Да, — оказал Жан, — мой отец покинул Францию четырнадцать лет назад, и его друзья узнали о его отъезде лишь гораздо позже. Мой дядя… сержант Мартьялъ… и тот не был посвящен в планы своего полковника.
— Конечно, нет! — воскликнул старый солдат. — Потому что я сумел бы помешать ему.
— А вы, мое дорогое дитя? — спросил Мирабаль.
— Я не жил тогда в доме отца, — ответил Жан с некоторым смущением.
— Моя мать и я были в колониях, и когда мы возвращались во Францию, она погибла во время бури… Я… я был спасен, и несколько лет спустя, когда я вернулся в Бретань, мой отец уже покинул Нант… и мы не знаем, что с ним сталось.
Очевидно, в жизни юноши была какая-то тайна, которую уже предчувствовал Жак Хелло. Но так как он не считал себя вправе допрашивать его, то держался крайне сдержанно. Не мог подлежать сомнению лишь тот факт, что полковник Кермор уже оставил страну, когда вернулся его сын, и что сержант Мартьяль — был ли он родственником или нет — не знал, куда он уехал.
— Но вы все-таки имеете, — сказал Мирабаль, — серьезные основания думать, мое дорогое дитя, что ваш отец был в Сан-Фернандо?
— Не только серьезные, сударь, но фактические.
— Какие же?
— Письмо из Сан-Фернандо, написанное моем отцом, им подписанное и полученное одним из его друзей в тысяча восемьсот семьдесят девятом году.
— Да, это действительно серьезный факт. Но, может быть, — прибавил Мирабаль, — существует другой город того же названия в Венесуэле, к востоку от Ориноко? Например, Сан-Фернандо на Апуре?
— Письмо пришло из Сан-Фернандо на Атабапо и имело почтовый штемпель от двенадцатого апреля тысяча восемьсот семьдесят девятого года.
— Почему же, мое дорогое дитя, вы не взялись тотчас же за исполнение вашего плана?
— Потому что мой дядя и я узнали об этом письме всего три месяца назад. Друг, которому оно было адресовано, никому не должен был сообщать в нем, и только после его смерти мы получили это письмо от семьи покойного. А если бы я был вблизи отца, когда он уезжал, он остался бы!..
Мирабаль, глубоко тронутый, привлек к себе Жана и поцеловал его. Что мог он сделать, чтобы прийти ему на помощь? Один только факт был очевиден: что полковником Кермором было написано письмо, помеченное 12 апреля 1879 года, и что письмо было отправлено из Сан-Фернандо на Атабапо.
— И все-таки, — сказал Мирабаль, — я не могу ничего припомнить… ничего… хотя я и был в то время в Сан-Фернандо.
— Как! — воскликнул юноша. — Ведь мой отец проезжал здесь!.. Он должен был пробыть здесь некоторое время… Не мог же он не оставить никаких следов!..
И он зарыдал, потеряв, по-видимому, после этих безотрадных утверждений Мирабаля после днюю надежду.
— Не отчаивайтесь, Жан, — заметил Жак Хелло, тоже еле сдерживавший свое волнение. На этот раз он не сказал: «Мой дорогой Жан». — Конечно, полковник Кермор мог быть в Сан-Фернандо, и Мирабаль мог не знать об этом.
Старик поднял голову.
— Другие лица, может быть, знали его… — продолжал Жак Хелло. — Мы будем искать… мы расспросим. Повторяю вам, Жан, не надо отчаиваться.
Сержант Мартьяль молчал. Он смотрел на юношу. Он, казалось, повторял ему то, что не раз говорил перед отъездом: «Ты увидишь, мое бедное дитя, что мы сделаем лишь бесполезное путешествие!..»
— Наконец, — прибавил Мирабаль в заключение, — так как возможно, что я лишь случайно ничего не знал о полковнике Керморе, я предприму поиски. Я справлюсь у жителей Сан-Фернандо. Я тоже уверяю вас, что не нужно отчаиваться. Что ваш отец был в Сан-Фернандо, это не подлежит сомнению. Но под своим ли именем он путешествовал?
Да! Оставалось еще это предположение, в общем, довольно возможное, хотя трудно было объяснить себе, зачем бы полковник стал скрывать свое имя и свое звание.
— Может быть, — заметил Жак Хелло, — полковник Кермор хотел проехать Сан-Фернандо неузнанным!
— С какой целью? — спросил Мирабаль.
— Мой отец перенес большие несчастья, — ответил юноша, сердце которого сильно билось. — После смерти моей матери он думал, что остался один на свете.
— А вы, мое дорогое дитя?..
— Он думал, что я умер… — ответил Жан.
Сержант Мартьяль не переставал ворчать в своем углу. Очевидно, такого рода допрос не совсем ему нравился. Это касалось таких подробностей, которые он всегда хотел держать в полной тайне.
Ни Мирабаль, ни Жак Хелло не настаивали. В конце концов, было ясно, что полковник Кермор, испытавший много горя, счел нужным уехать тайно, — настолько тайно, что его старый товарищ по оружию ничего об этом не знал. Таким образом, не было ничего невероятного в том, что он переменил имя, не желая, чтобы когда-нибудь открыли место, где он доканчивал свою разбитую столькими испытаниями жизнь.
- Предыдущая
- 35/68
- Следующая
