Тайна Вильгельма Шторица - Верн Жюль Габриэль - Страница 17

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая

— А про венок, что он у него найден?

— Можно будет сказать только — доктору и Марку. Но вашей матушке и сестре лучше не говорить. Зачем их еще больше расстраивать? На вашем месте я бы сказал, что венок нашелся в саду, и отдал бы его мадемуазель Мире.

Капитан Гаралан слушал очень неохотно, но все-таки согласился со мной, что так будет лучше, и мы условились, что я схожу к Штепарку и попрошу его возвратить нам венок. Наверное, он согласится.

Мне хотелось поскорее повидаться с братом, рассказать ему все и постараться, чтобы поскорее состоялась свадьба.

Когда мы пришли в дом, лакей сейчас же провел нас в кабинет, где нас дожидались доктор Родерих и Марк. Не успели мы переступить порог, как нас уже стали расспрашивать.

Негодованию обоих не было границ. Марк просто из себя вышел. Он сейчас же хотел бежать и наказать Вильгельма Шторица. Тщетно я уговаривал его, доказывая, что это бесполезно, что Вильгельма Шторица даже нет в Раче.

— Если он не в Раче, то, значит, он в Шпремберге. Я поеду туда.

Насилу мне удалось его успокоить, и то лишь с помощью доктора, который сказал ему:

— Милый Марк, послушайтесь вашего брата. Пусть лучше это неприятное для нас дело закончится. Чем меньше о нем говорить, тем оно скорее забудется.

Мой брат сидел, закрыв лицо руками. На него было жаль смотреть. Мне в эту минуту страшно хотелось, чтобы эти дни скорее прошли и чтобы Мира Родерих поскорее сделалась Мирой Видаль!

Доктор объявил, что он обратился к губернатору. Шториц — иностранный поданный, и губернатор имеет право выслать его в административном порядке. Нельзя же допускать, чтобы повторялись фокусы, подобные случившимся на балу. Что касается «сверхъестественного могущества», которым хвалился Шториц, то в него, разумеется, никто из нас не поверил.

Относительно женщин семьи Родерих — мне удалось всех убедить, чтобы им ничего не рассказывали. Они не должны знать ни о действиях полиции, ни о том, что против Вильгельма Шторица нашлась улика.

Мое предложение относительно венка было принято. Решили сказать дамам, что Марк будто бы нашел венок в саду и что все дело оказывается глупой выходкой какого-нибудь озорника, которого скоро найдут и накажут.

В тот же день я отправился к Штепарку и попросил у него венок. Он согласился его отдать, и я отнес венок Родерихам.

Вечером мы сидели в гостиной. Марк, выйдя на минутку из комнаты, вернулся и сказал:

— Посмотрите, Мира, что я вам несу.

— Мой венок! — воскликнула она, кидаясь к моему брату.

— Да, он самый. Я его нашел в саду в кустах.

— Но как же это могло случиться? — спросила госпожа Родерих.

— Как? Да очень просто, — отвечал доктор Родерих, — озорник пробрался в дом между гостями, ну и… В общем, это такая глупая история, что не стоит о ней говорить. Лучше ее забыть.

— Спасибо, милый Марк, большое спасибо, — говорила Мира со слезами на глазах.

В следующие дни не произошло никакого нового инцидента. Город стал успокаиваться. Об обыске в доме на бульваре Текели никто не узнал, и о Вильгельме Шторице нигде не упоминалось. Оставалось только дожидаться поскорее дня свадьбы.

Все свободное время я продолжал посвящать прогулкам по окрестностям Рача. Иногда со мной ходил капитан Гаралан. Почти всякий раз мы проходили бульваром Текели: подозрительный дом имел для капитана какую-то притягательную силу. Впрочем, это доставило нам возможность заметить, что в доме по-прежнему никого нет и что за ним неизменно наблюдают два агента. Если бы Вильгельм Шториц возвратился, его бы в ту же минуту арестовали.

Вскоре мы получили неопровержимое доказательство его отсутствия.

Двадцать девятого мая меня пригласил к себе Штепарк и сообщил, что 25-го числа в Шпремберге состоялись торжественные поминки по Отто Шторицу, что на торжестве было много народу из местных и приезжих. Приезжали даже из Берлина. Па кладбище была страшная давка, так что даже оказалось потом несколько задавленных.

Отто Шториц жил и умер, окруженный баснословными рассказами. Все суеверы ожидали на его могиле чуда. Допускали, что ученый-немец может даже выйти из гроба и воскреснуть и что в этот момент с землей произойдет переворот: она начнет вертеться с востока на запад, так что солнце будет всходить уже с другой стороны, что вся Солнечная система изменится, и так далее.

Так говорили в публике. На самом деле ничего необычайного не случилось. Памятник не сдвинулся с места, могила не раскрылась, мертвец остался спокойно в ней лежать, и вращение земли не переменилось.

На поминках присутствовал сын Отто Шторица. Это для нас было всего интереснее. Значит, он из Рача уехал. Я выразил надежду, что он уехал навсегда. Вот было бы хороню!

Я поспешил поделиться новостью с Марком и капитаном Гараланом.

Губернатор, однако, продолжал интересоваться этим делом, хотя оно и заглохло. Положим, выходка озорника не имела особо важных последствий, но все-таки повторение чего-нибудь подобного было нежелательно. Этим нарушалось общественное спокойствие, а губернатор обязан его охранять. Когда он узнал от начальника полиции об отношении Шторица к семейству Родерих и об угрозах, высказанных этим немцем, он принял все это близко к сердцу и решил не останавливаться перед крутыми мерами против дерзкого иностранца: тем более что этот немец совершил кражу — все равно, сам или через кого-то другого. Если он окажется в Раче, его сейчас же арестуют, а из четырех стен тюрьмы ему не удастся уйти незамеченным, как он ушел из дома Родерихов.

Вследствие этого 30 мая между его превосходительством и Штепарком произошел следующий разговор:

— Вы ничего нового не узнали?

— Никак нет, ваше превосходительство.

— Нет, стало быть, основания предполагать, что Вильгельм Шториц собирается вернуться в Рач?

— Ни малейшего, ваше превосходительство.

— За домом наблюдают?

— Днем и ночью, ваше превосходительство.

— Я написал обо всем в Будапешт, и мне рекомендовано принять самые решительные меры для пресечения дальнейших выходок.

— Если Вильгельм Шториц не появится в Раче, то опасаться нечего, а мы знаем из вернейших источников, что 25 мая он был в Шпремберге.

— Но он может приехать, а этого не следует допускать.

— Нет ничего проще, ваше превосходительство: благоволите сделать распоряжение об административной высылке.

— Не только из Рача, но и вообще из Венгрии… Да, это так.

— Как только у меня будет в руках это постановление вашего превосходительства, я немедленно оповещу все пограничные власти.

Постановление было тут же составлено, подписано и вручено Штепарку.

Теперь все мы окончательно успокоились. Но мы еще не знали всей таинственной сути дела и не представляли дальнейших событий…

Приближалось 1 июня — день свадьбы. Я с удовольствием заметил, что Мира очень мало и редко вспоминает о необъяснимых происшествиях. Впрочем, при ней ни разу не было упомянуто имя Вильгельма Шторица.

Она была со мной откровенна, делилась планами на будущее, хотя и сама хорошенько не знала, придется ли их осуществить. Ехать ли ей с Марком жить во Францию? Нет, это лучше потом. Сразу расстаться с отцом и матерью ей будет чересчур тяжело.

— Сначала мы съездим в Париж на несколько недель, — говорила она. — И вы, конечно, поедете вместе с нами, да?

— Отчего же, только вы сами не захотите ехать вместе со мной. Вам будет не до меня.

— Да и вам будет с нами скучно. Новобрачные — плохая компания для третьего лица.

— Я готов с этим мириться.

Доктор одобрял этот план. Уехать из Рача на месяц или на два следует. Конечно, мадам Родерих будет скучать без дочери, но что же делать?

Марк тоже забывал, или старался забыть, о таинственных происшествиях, когда находился в обществе Миры, но наедине со мной он часто выражал различные опасения.

Он постоянно задавал вопрос:

• Предыдущая
• 17/30
• Следующая