Приключения троих русских и троих англичан - Верн Жюль Габриэль - Страница 36

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая

Полковник Эверест, слишком занятый делами, не думал и не хотел думать об этих вещах, но сэр Джон Муррэй и Вильям Эмери часто беседовали между собой о судьбе своих бывших коллег. Суждено ли им увидеть их вновь? Увенчается ли успехом работа русских? Математический результат одного и того же предприятия, а именно определение величины градуса в этой части Африки, будет ли одинаков у обеих экспедиций, осуществлявших одновременно, но раздельно построение тригонометрической сети треугольников? Кроме того, Вильям Эмери много думал о своем товарище, отсутствие которого казалось ему таким невосполнимым, хорошо зная, что и Михаил Цорн тоже никогда его не забудет.

Между тем началось измерение угловых расстояний. Чтобы определить угол, который приходился на место стоянки, следовало наметить два визира, один из которых был образован конической[207] вершиной Скорцефа. В качестве другого визира, слева от меридиана, избрали остроконечный пригорок, расположенный на расстоянии всего лишь четырех миль. Его направление было дано одним из окуляров угломера.

Скорцеф, как уже было сказано, находился довольно далеко от стоянки. Но астрономы не имели иного выбора, поскольку это отдельно стоящая гора была единственной точкой, господствующей над местностью. Действительно, ни на севере, ни на западе, ни на другом берегу озера Нгами, которого еще не было видно, не возвышалось ни одной вершины. Слишком большая удаленность одного из визиров вынуждала исследователей податься значительно правее меридиана; но другого выхода у них не было. Одинокая эта гора была, таким образом, очень тщательно завизирована с помощью второго окуляра угломера, а отклонение друг от друга двух окуляров дало угловое расстояние, отделявшее Скорцеф от пригорка и, следовательно, величину угла, образованного с самой стоянкой. Полковник Эверест, добиваясь возможно большего приближения, сделал подряд двадцать поворотов, меняя положение окуляра по градуированному[208] кругу: таким образом он в двадцать раз уменьшил возможность ошибки и добился такого углового измерения, что точность его являлась абсолютной.

Все эти операции, несмотря на проявляемое туземцами нетерпение, бесстрастный Эверест проделал с той же тщательностью, с какой он осуществлял бы их в своей обсерватории в Кембридже. Весь день двадцать первого февраля прошел за этой работой, и только на исходе дня, примерно в половине шестого, когда снимать показания стало трудно, полковник закончил свои наблюдения.

— Я в вашем распоряжении, Мокум, — сказал он тогда бушмену.

— Несколько поздновато, полковник, — ответил Мокум, — и мне жаль, что вы не смогли завершить ваши работы до наступления темноты, ибо тогда мы могли бы перенести нашу стоянку уже на берег озера!

— А что нам мешает тронуться сейчас в путь? — спросил полковник Эверест. — Пятнадцать миль можно проделать и темной ночью, которая не сможет нас остановить. Дорога тут прямая, это ведь равнина, и мы не должны бояться, что заблудимся!

— Да... действительно... — как будто размышляя, ответил бушмен, — можно попробовать пойти на такую авантюру, хотя в этих местах, пограничных с озером Нгами, а предпочел бы переход при свете дня! Наши люди только и просят идти вперед, чтобы быстрее достичь пресноводного озера. Мы отправляемся, полковник!

— Если вам угодно, Мокум! — ответил полковник Эверест.

Как только все одобрили это решение, быков запрягли в повозки, лошадей оседлали, инструменты погрузили, и в семь часов вечера, когда бушмен отдал сигнал к отправлению, караван, подстегиваемый жаждой, двинулся напрямик к озеру Нгами.

При этом бушмен попросил всех троих европейцев взять с собой оружие и иметь при себе боеприпасы. Сам он поехал с карабином, который подарил ему сэр Джон, и в его патронташе не было недостатка в патронах.

Тронулись в путь. Ночь стояла темная. Толстый слой облаков скрывал созвездия. Однако в воздушных слоях, более близких к земле, тумана не было. Мокум, зрительные способности которого не переставали удивлять европейцев, зорко смотрел по сторонам и вперед по движению каравана. Несколько слов, которыми он обменялся с сэром Джоном, дали понять почтенному англичанину, что бушмен отнюдь не считает эту местность безопасной. А потому сэр Джон, со своей стороны, пребывал в готовности к любым событиям.

Караван уже три часа двигался в северном направлении, но, испытывая усталость, граничившую с изнеможением, шел не быстро. Приходилось часто останавливаться, чтобы подождать отстающих. Продвигались вперед из расчета три мили в час, и к десяти часам вечера маленький отряд от берегов Нгами отделяли еще шесть миль. Животные едва могли дышать в душную ночь, в столь сухом воздухе, что самый чувствительный гидрометр не обнаружил бы в нем и следа влаги.

Вскоре, несмотря на настоятельные просьбы бушмена, караван перестал представлять собой компактную группу. Люди и животные растянулись в очень длинную цепочку. Несколько волов, совсем выбившись из сил, свалились по дороге. Спешившиеся всадники едва волочили ноги, и их легко могла бы схватить даже небольшая кучка туземцев. А потому обеспокоенный Мокум, не жалея ни слов, ни жестов, передвигаясь от одного к другому, старался воссоединить свое войско, но это ему не удавалось, и вот уже, сам того не замечая, он стал терять из виду кое-кого из своих людей.

В одиннадцать часов вечера ехавшие впереди повозки находились уже милях в трех от Скорцефа. Несмотря на темень, эта одинокая гора вырисовывалась довольно отчетливо, возвышаясь в ночи как огромная пирамида. В темноте она казалась больше и в два раза выше, чем на самом деле.

Если Мокум не ошибся, то озеро должно было находиться сразу за Скорцефом, и речь шла о том, чтобы обогнуть гору самым кратчайшим путем, как можно скорее добраться до богатого источника пресной воды. Бушмен встал вместе с тремя европейцами во главе каравана и уже собирался было поворачивать влево, чтобы обойти гору, как вдруг его остановили выстрелы — очень отчетливые, хотя и далекие.

Англичане тотчас взвели курки и стали прислушиваться с вполне понятным напряжением. В местах, где туземцы пользуются только копьями и стрелами, выстрелы из огнестрельного оружия не могли не вызвать у них удивления и тревоги.

— Что это? — спросил полковник.

— Выстрелы! — ответил сэр Джон.

— Выстрелы! — воскликнул полковник. — А в каком направлении?

Вопрос был адресован бушмену, который ответил:

— Выстрелы произведены с вершины Скорцефа. Там сражаются! Несомненно, это макололы нападают на отряд европейцев!

— Европейцев! — повторил за ним Вильям Эмери.

— Да, господин Вильям, — ответил Мокум. — Это громкие выстрелы могут быть произведены лишь оружием европейцев, и, добавлю, очень точным оружием.

— Так, значит, это европейцы?..

Но полковник, прервав его, воскликнул:

— Господа, кто бы ни были эти европейцы, им надо прийти на помощь.

— Да! Да! Идемте! Идемте! — повторил Вильям Эмери, чье сердце тревожно сжалось.

Прежде чем направиться к горе, бушмен пожелал в последний раз собрать свое небольшое войско, которое могло быть неожиданно окружено группой разбойников. Но когда охотник съездил назад, оказалось, что караван рассеян, лошади выпряжены, повозки покинуты, а несколько силуэтов, маячивших на равнине, уже исчезают из виду, убегая в сторону юга.

— Трусы, — закричал Мокум, — они сразу забывают про все — и про жажду, и про усталость, лишь бы дать деру!

Потом, вернувшись к англичанам и их бравым матросам, он сказал:

— А мы двинемся вперед!

Европейцы вместе с охотником тотчас устремились в северном направлении, пришпоривая лошадей, понуждая их отдать оставшуюся у них силу и энергию.

Двадцать минут спустя все отчетливо услышали воинственный клич макололов. Каково их число, сказать еще было трудно. Эти бандиты-туземцы, вероятно, осаждали вершину Скорцефа, на которой можно было разглядеть вспышки огня. Виднелись кучки людей, карабкавшихся наверх по склонам.

• Предыдущая
• 36/47
• Следующая