Гектор Сервадак - Верн Жюль Габриэль - Страница 50

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая

Однако покончим с этим кратким обзором, — имеется двести восемьдесят один миллион шансов против одного, что столкновение между Землей и какой-нибудь из комет не произойдет никогда.

«Разумеется, это так, — как сказал впоследствии Пальмирен Розет, — разумеется, это так, но мы вытянули белый шар!»

«Вы находитесь на моей комете!» — таковы были последние слова, произнесенные профессором. После этого, нахмурив брови, он обвел своих слушателей грозным взглядом, как будто кто-нибудь из них собирался оспаривать его права собственности на Галлию. Может быть, он даже спрашивал себя, по какому праву эти незваные гости, толпившиеся вокруг него, водворились в его владениях.

Между тем капитан Сервадак, граф Тимашев и лейтенант Прокофьев хранили молчание. Наконец-то они узнали истину, постигнуть которую стремились с таким упорством. Читатель помнит, какие гипотезы были приняты ими одна за другой после долгих и серьезных обсуждений: сначала изменение оси вращения Земли и перемещение двух стран света — востока и запада, затем — осколок, отделившийся от земного сфероида и улетевший в пространство, наконец — неведомая комета, которая, слегка задев Землю, увлекла за собой часть земной поверхности и мчит теперь ее обитателей куда-то в звездные миры.

Прошедшее они знали. Настоящее — видели, ощущали. Каково же будет будущее? Предвидел ли его ученый чудак? Ни Гектор Сервадак, ни его спутники не решались задать профессору этот вопрос.

Пальмирен Розет, напустив на себя важный профессорский вид, казалось, ожидал, что посторонние, собравшиеся в зале, будут ему представлены.

Гектор Сервадак, чтобы задобрить раздражительного и обидчивого астронома, тут же приступил к церемонии.

— Его сиятельство граф Тимашев, — сказал он, представляя своего спутника.

— Добро пожаловать, граф, — приветствовал его Пальмирен Розет с благосклонным видом хозяина, принимающего гостей у себя в доме.

— Господин профессор, — заявил граф Тимашев, — я попал на вашу комету не совсем по доброй воле, но тем не менее весьма вам признателен за гостеприимство.

Гектор Сервадак, оценив иронию этого ответа, слегка усмехнулся и продолжал:

— Лейтенант Прокофьев, командир шкуны «Добрыня», на которой мы совершили плавание вокруг Галлии.

— Кругосветное плавание? — живо переспросил профессор.

— Именно кругосветное, — подтвердил капитан Сервадак.

Затем продолжал:

— Бен-Зуф, мой денщ…

— Адъютант генерал-губернатора Галлии! — поспешно перебил Бен-Зуф, который не желал отказаться от столь высокого звания ни за себя, ни за своего капитана.

Один за другим были представлены профессору русские матросы, испанцы, юный Пабло и крошка Нина, на которую профессор сердито посмотрел сквозь огромные очки, показывая всем своим видом, что терпеть не может детей.

Когда дело дошло до Исаака Хаккабута, тот приблизился к ученому со словами:

— Господин астроном, один вопрос, один-единственный вопрос, чрезвычайно для меня важный… Когда можно надеяться на возвращение?..

— Э-э! — протянул профессор. — Зачем говорить о возвращении? Ведь мы только что отправились в путь.

Когда церемония представления была закончена, Гектор Сервадак попросил Пальмирена Розета рассказать, как он попал на Форментеру.

Вот его рассказ в немногих словах.

Французское правительство, желая проверить длину Парижского меридиана, назначило для этой цели ученую комиссию, в которую Пальмирен Розет ввиду его неуживчивого характера не был приглашен. Обиженный и разгневанный профессор решил работать в одиночку, на свой страх и риск. Подозревая, что первоначальные геодезические съемки изобилуют ошибками, он порешил заново проверить длину отрезка меридиана, заключенного между островом Форментерой и испанским побережьем и сделать это при помощи треугольника, одна из сторон которого равнялась сорока лье. Эту работу, кстати сказать, уже проделали до него с исключительной точностью Араго и Био.

Итак, Пальмирен Розет уехал из Парижа. Прибыв на Балеарские острова, он устроил обсерваторию на самой высокой горе Форментеры и поселился там в одиночестве со своим слугой Жозефом. В то же время один из его прежних лаборантов, приглашенный для этой цели, установил на одной из вершин испанского побережья сигнальный маяк такой яркий, что его можно было видеть в подзорную трубу с острова Форментеры. Несколько книг, измерительные приборы, двухмесячный запас продовольствия — вот и все, что было у Пальмирена Розета, не считая астрономической трубы, неразлучной спутницы ученого, которая как бы составляла неотъемлемую часть его самого. Дело в том, что бывший профессор лицея Карла Великого был одержим одной страстью — он любил исследовать звездное небо в надежде обессмертить свое имя каким-нибудь новым открытием. Это была его мания.

Задача Пальмирена Розета требовала прежде всего необычайного терпения. Чтобы определить вершину треугольника, он должен был каждую ночь ловить сигнальный огонь, зажженный его лаборантом на испанском побережье, помня, что в тех же условиях Араго и Био понадобился шестьдесят один день для достижения этой цели. К несчастью, как мы уже говорили, на редкость густой, плотный туман заволакивал в эти дни не только Средиземное море, но почти весь земной шар целиком.

Однако как раз в районе Балеарских островов в пелене тумана нередко образовывались просветы. Надо было, пользуясь этим, тщательно наблюдать за огнем маяка, что, по правде сказать, не мешало Пальмирену Розету изредка посматривать на небосвод, ибо он одновременно проверял карту той части звездного неба, где находится созвездие Близнецов.

В этом созвездии можно различить простым глазом самое большее шесть звезд, а в телескоп с объективом в двадцать семь сантиметров их насчитывают более шести тысяч. Не имея под рукой рефлектора такой силы, Пальмирен Розет волей-неволей пользовался своим небольшим телескопом.

И вот однажды, исследуя небесные глубины в созвездии Близнецов, он заметил какую-то блестящую точку, которая не значилась ни на одной карте. Вероятно, это была звезда, еще не занесенная в каталог. Однако, внимательно наблюдая за ней несколько ночей подряд, профессор обнаружил, что светило перемещается чрезвычайно быстро относительно окружающих его неподвижных звезд. Неужели это новая малая планета, ниспосланная ему богом астрономов? Неужели он наконец-то сделал открытие?

Пальмирен Розет, продолжая наблюдать с удвоенным вниманием, установил по скорости движения светила, что это не что иное, как комета. Вскоре обозначилась ее туманность, а затем, когда комета приблизилась к Солнцу на расстояние тридцати миллионов лье, по небу раскинулся ее хвост.

Надо откровенно признаться, что с этого момента триангуляция была совершенно забыта. Лаборант Пальмирена Розета, без всякого сомнения, каждую ночь добросовестно зажигал сигнальный огонь на испанском берегу, но так же несомненно, что Пальмирен Розет и не думал смотреть в ту сторону. Объектив его телескопа был направлен исключительно на новое хвостатое светило, которое профессор хотел изучить и окрестить по своему усмотрению. Все его мысли были прикованы к участку небосвода, ограниченному созвездием Близнецов.

При вычислении элементов кометы в первом приближении принимают ее орбиту за параболическую. Это наилучший способ. Действительно, кометы обычно становятся видимыми у своего перигелия, то есть на ближайшем расстоянии от Солнца, находящегося в одном из фокусов орбиты. Таким образом, между эллипсом и параболой с одним и тем же фокусом разница не будет ощутительной на данном отрезке кривой, ибо парабола — не что иное, как эллипс с бесконечно большой осью.

Поэтому Пальмирен Розет построил свои вычисления на гипотезе параболической кривой, и это было правильно.

Для определения круга необходимо знать три точки его окружности; точно так же для определения элементов орбиты кометы необходимо наблюдать ее в трех последовательных положениях на небе. Тогда можно проследить путь светила в пространстве и установить его так называемые «эфемериды».

• Предыдущая
• 50/84
• Следующая