Долина идолов - Веллер Михаил Иосифович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/134
- Следующая
стр. 51
…около эколо.
– По-моему, так назывался один из постмодернистских романов Валерии Нарбиковой. Где она?
стр. 51
Как в ересь, в неслыханную простоту…
– Естественно, все знают, строчка Пастернака «…впасть, как в ересь, в неслыханную простоту».
Я не люблю Пастернака, а его философская лирика очень напоминает мне умную женщину; каковая умная женщина как морская свинка, по старой мужланской шутке: и не свинка, и не морская… Вот такой гений и титан, как Лев Толстой, много лет к старости и в течение оной впадал в ересь и в неслыханную простоту; мода на Льва Толстого давно сошла, отношение к нему спокойное, и вот «Война и мир» остается колоссом среди романов мира, а его «простые писания» давно представляют интерес лишь для профессиональных изучателей его творчества и свидетельствуют профессионалам в области психологии искусства, что с вершины все тропы ведут вниз…
стр. 51
…в неслыханную простоту, которая грешнее воровства.
– Давно живет как русская народная пословица: «Иная простота грешнее воровства». Я все время пытаюсь приписать эту фразу то Державину, то Крылову.
стр. 51
Нарбикова, Валерия
– Светившая в годы перестройки «новая краткосрочная звезда ограниченно-элитарного радиуса видимости».
стр. 51
Харитонов – Виктор (?)
К сожалению, сначала ушел из жизни, а уже потом посветил недолго – в те же перестроечные годы, когда из сундуков, сусеков и загашников выгребли все, что не было опубликовано раньше. Модернизм и гомосексуализм не сулили ему лавров при советской власти.
стр. 51
Ну что ты, говорит, Левушка…
– Из литературных анекдотов, приписываемых Даниилу Хармсу (Ювачеву) (1905-1942): «Однажды Лев Толстой написал детские стихи. Приходит к жене и говорит: – Послушай, Софьюшка, вот я тут детские стихи написал. Правда же лучше, чем Пушкин? (А сам дубину за спиной держит.) – Прочла она и говорит: – Ну что ты, Левушка, конечно Пушкин лучше. – Тут он трах ее дубиной по голове! И с тех пор во всем полагался на ее литературное мнение».
стр. 51
А кто ж, батюшка мой, любит того, кто его умней.
– Продолжение реплики: «А промеж моих свиней я сам самый умный». Старик Скотинин, «Недоросль». Фонвизин. Мне больше нравится данное при рождении исходное написание фон Визин, этому немцу было чем гордиться кроме обрусения фамилии. Нагляден и скорбен конец жизни фон Визина, разбитого параличом и впавшего в ипохондрию и мизантропию, когда он, живший на Васильевском острове, велел кучеру править по набережной Невы к Двенадцати коллегиям, останавливал у Университета, и слабым треснутым голосом кричал выходящим студентам, потрясая над головой палочкой и указывая на себя: «Смотрите, молодые люди, до чего доводит образование!..» Вот вам и пропаганда ученья…
стр. 52
…позвонил из Ленинграда приятель с радостной новостью…
– Я имею честь считать себя другом (вот уже двадцать пять лет) Олега Всеволодовича Стрижака (р. 1950), писателя и человека энергичного настолько, что он оказывается в положении перпендикуляра едва ли не ко всему, с чем соприкасается. Он бесспорно заслуживает отдельной книги, а история наших отношений – второго тома этой книги. Как он был ленинградским кадетом; как бежал со сколоченной группой из училища, взломав оружейку и вознамерившись пробиться в Боливию к Че Геваре; как на флоте выслуживался в старшины, разжаловался за буйство, и так раз за разом; как, работая и кормя семью, кончил журфак с отличием за три года; как флотским ремнем гонял по всем Соловкам всесоюзный семинар драматургов; как получал премию за роман «Мальчик»; и т.д., и т.п. А как с ним хорошо было пить вдвоем!
стр. 52
…многотиражка «Петербургский литератор».
– С газетенкой связана одна из самых изящных и приятных историй в моей скромной, но многослойной биографии. В собственную бытность многотирастом, вполне молодым, длинноволосым и бородатым получателем ежемесячной зарплаты я закатился в пятницу на пьянку к другу. Друг был женат и имел собственную однокомнатную квартиру. Так он вместе с женой упылил куда-то на сутки, оставив меня вместе с двумя своими друзьями. Мы выскребли свои рубли и пошли за вином. Место незнакомое, дорогу спросили у встречной девушки, увлекли с собой, завлекли в гости, но скоро она ушла, к нашей печали. Но вскоре вернулась, к нашей радости,– с двумя подругами и бидончиком пива. На большее, очевидно, финансов трех юных созданий не хватило: они только что кончили школу, и было им, как выяснилось позднее (и правильно, что позднее) по семнадцать. Мы их не клеили – они сами дохли со скуки. Дальше было еще интереснее: допив к середине ночи вино и пиво, двое друзей куда-то ушли вдвоем. Они любили друг друга. Девицы были ошарашены и уязвлены. Я был тоже ошарашен, но в данном случае – скорее приятно. Даже гомосексуализм, надо признать, может быть прекрасен – все зависит от контекста. Дальнейшее времяпрепровождение каждый представит себе сам – в меру своей испорченности, завистливости и сластолюбия, уравновешиваемых скептицизмом. Девушки не были красавицами, но у каждой имелись свои ярко выраженные достоинства: если у одной было красивое лицо, то у другой – большой бюст,– втроем они иллюстрировали встречающуюся иногда справедливость природы и гармонично дополняли друг друга. Так вот, много лет спустя, в описываемые девяностые (еще до пожара в петербургском Доме литераторов, после чего Ленсоюзпис стали называть союзом погорельцев – а газетенка помещалась в комнатке на верхнем этаже) – я пил кофе-водку днем в этом Доме писателей, и какая-то вполне нестарая и ничего еще баба стала меня разглядывать. Это была одна из трех, она узнала меня первой: она работала в «Петербургском литераторе» машинисткой и была горда своей причастностью литературе и личным знакомством с писателями. С высот этой карьеры она и спросила, чего это меня сюда занесло? Час я ее поил и выслушивал наставительные мнения о современной ленинградской литературе. Потом прискакал негодующий редактор газеты, начальник своей единственной сотрудницы, по ситуации выпил с нами, и из моего с ним диалога девушка узнала мою фамилию, оставшуюся ей неизвестной двадцать лет назад, как не знал ее фамилии и я. И тут же составила себе простое мнение, что в литературной табели о рангах я значительно выше ее начальника. Мелкое удовлетворение плебейского письменнического тщеславия мы оставим в стороне, это пошло и неинтересно. Интереснее другое: в ее глазах яснее ясного читалось резко и высоко выросшее мнение о себе, чувство радостное и захватывающее. В ее жизни мгновенно случилось большое приобретение: да еще в семнадцать лет – и ведь это остается в самосознании на всю жизнь – она была на равной ноге (не будем развивать это выражение), запросто, свойски, дружески и т. п. не с кем-нибудь, а с писателем. Жизнь подверглась ревизии, прыжок самооценки воспринимался подарком, судьба стала удачнее, чем час назад, на лице плавало выражение невесты. В этом выражении имела немалое место благодарность мне – за то, что я не стал бомжом или грузчиком, и тем не уронил ее женского достоинства. И если сначала я развлекался, как тайно садиствующий циник и хам, то уходил с печалью обманщика, к которому относятся гораздо лучше, чем он того заслуживает… Вот и смейтесь после этого над снобизмом…
стр. 52
«Он пах духами…» и т.д.
– Из рассказа «Гуру», которым открывался сборник «Разбиватель сердец».
стр. 53
Арьев
– О славном человеке Андрее Арьеве, завкритикой журнала «Звезда», мне нечего добавить к сказанному в тексте.
стр. 53
К тому времени господин Мольер имел возможность.. … … на всех углах.
– М. Булгаков, «Жизнь господина де Мольера».
стр. 54
«Уловка-22»
– Джозефу Хеллеру, давно почти классику американской литературы, не повезло с этим блестящим романом насчет российских изданий: первое, еще конца семидесятых, воениздатское, было в отличном переводе, но чудовищно усечено редактуро-цензурой; последующие переводы новых времен были полными, но худшими.
- Предыдущая
- 43/134
- Следующая
