А вот те шиш - Веллер Михаил Иосифович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/4
Теперь – все.
Да. Объяснение.
Я-то, видишь ли, хорошо запомнил вечер двенадцатого января тридцать шестого года. Это не прощается. Жизнь с плевком твоим в душе прожил. Вот и разделал тебя под орех. Наилучшим образом и способом.
А сейчас – позвонил, узнал в горисполкоме твой день и часы приемные, специально прилетел. Ну, отдохнул заодно пару дней – можешь справиться в «Приморской» о моем счете. И встретил тебя – как хотел, нечаянно. Выслушал сначала твою собственную версию счастливой жизни. Ха-ха-ха! Удачник… Приехал пенсионер доживать старость в домике с садиком, так тут скоро и скапустится.
Б. Да что хоть было в тот чертов вечер?!
А. Вот вспоминай и мучься.
Б. (последняя вспышка сил). А меня ведь еще хватит на то, чтобы сейчас избить тебя.
А. Фу. Несолидно. Два старых человека. Меня ведь хватит еще на то, чтобы отравить тебе последний год существования. Излишки площади, излишки участка, заявление в милицию об избиении, письмо из Москвы – и никто тебя здесь не защитит.
Все. Свободен.
Б. (не находит ничего крепче театральной формулы). Будь ты проклят.
А. (ласково и недобро). Не волнуйся. А то еще вмажешься куда на своей жестянке. ГАИ – а ты пил, откупаться ремонт…
Некоторое время молча, неподвижно смотрят друг на друга. Причем сейчас:
Багулин – старик за семьдесят, очень усталый, одетый со смешной и жалкой претензией.
Арсений – собранный, жесткий, полный того, что принято называть нервной энергией. Строен, худощав, дорогие вещи сидят на нем свободно и небрежно.
Багулин поднимается и уходит, и хотя идет он сравнительно нормальной походкой, но кажется, что он горбится и шаркает ногами.
Уже темно. За стеклянной стеной в густой сини – мигающие огни самолетов. Зажигается свет.
Арсений смотрит вслед Багулину, достает носовой платок, отирает лицо и шею и – словно это был фокус с волшебным платком – неуловимо преображается в того старика, каким и был в начале встречи.
А. (внимательно оглядывает стол, считает в уме, достает бумажник, пересчитывает деньги. Облегченно). Хватает. Так и думал. Придется ехать общим. Ладно, меньше двух суток… (Говорит с собой негромко и спокойно, как человек, давно привыкший к одиночеству). Вот уж поистине – старческое безделье и маразм… Но крепко я его придавил. Крепко… Всему вроде поверил, а!.. А что – я весной месяц этим развлекался: все сходится… людей половина уже перемерла, – и при желании не опровергнет. С женой даже если – Лешка подтвердит… не-ет, психологически я тебя прищучил, Багулин. И диагнозу своему ты теперь до конца никогда не поверишь… нехай тебя покрючит. (Закуривает, закашливается, разгоняет дым рукой.)
Кхе! Кх-хе!.. Да. А ведь – боялся я тебя всегда, Багулин. И сейчас тоже… побаиваюсь. Ты – сильней… крупней, так сказать. И ничего, ничего мне было с тобой не сделать. Не убивать же, в самом деле.
Вот – сыграл наверняка. Без малейшего риска, друг мой. И разрушил изрядно всю твою жизнь, не правда ли? Не более чем сменой точек зрения.
Смешная жизнь – уничтожается сменой точки отсчета, а!..
А ведь даже пощечину дать тебе не посмел… Так и прожил жизнь с фигой в кармане. И под конец фугу эту показал. Ничтожество… А ты – да, так или иначе ты величина. Или – мнимая величина, если я тебя так?
Но ты не помнишь… Что же – тот вечер в итоге обошелся тебе дорого. Вспоминай! (Хихикает.) Это было не двенадцатого января, а шестого марта, ты можешь вспоминать долго!..
Ох, паспорт менять обратно… Ну вот же, засела заноза у старого обалдуя! Десять рублей… а пенсия двадцать четвертого. Ну… не помирать же под чужой фамилией. Поиздержался я, поиздержался… У Лешки одолжу, посмеемся в субботу над этой комедией!.. (Проходящей официантке). Счет, пожалуйста.
- Предыдущая
- 4/4
