Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович - Страница 49
- Предыдущая
- 49/166
- Следующая
— В саду есть дорога. Она выводит из города, — прокричал сзади татарин.
Можно ли ему верить? Но иного выхода все равно нет — Ивко погнал повозку вдоль сада, боясь пропустить поворот.
— Если обманул — убью! — пригрозил он татарину.
— Правда, есть дорога!
Словно нехотя, деревья расступились, и серб свернул на узкую дорожку, похожую на зеленый тоннель: наверху кроны сходились, образуя ажурный свод ветвей.
— Пошла! Пошла!
Как там бритоголовый? Совсем отстал, или его просто не видно за деревьями? Нет, отстал! Глухо стуча колесами по мягкой земле, повозка катилась вдоль сада. Прыгая с ветки на ветку, перекликались на разные голоса птицы, откуда-то издалека доносилась заунывная песня. Ноздри щекотал запах пыли и тонкий аромат яблок.
Татарин схватился за борта повозки и сел. Серб покосился на него и молча показал кулак, приказывая вести себя тихо. Сейчас Ивко, наконец, разглядел неожиданного попутчика. Седая бородка обрамляла его испещренное морщинами лицо с живыми черными глазами. Обритая голова прикрыта облезлой заячьей шапкой. На тощие плечи накинут выгоревший полосатый халат, под которым виднелась застиранная розовая рубаха.
— Там, — татарин показал на просвет между деревьями, — там поворот к реке. За ней лес, а дальше — горы.
Ивко послушно повернул. Город остался позади, вокруг ни души, но это обманчивая тишина. Сейчас в погоню кинутся стражники на горячих конях, а среди них есть отменные следопыты. Верховым ничего не стоит догнать повозку, запряженную старой лошадью, уже успевшей перейти с галопа на тряскую рысцу.
— Я покажу, где брод, — продолжал татарин.
— Зачем ты помогаешь мне? — испытующе посмотрел на него серб.
— Долго объяснять, — отмахнулся старик.
— Смотри, не помилуют, — напомнил беглец. — Ты окажешься там, откуда я вырвался.
— Если ты свяжешь меня, как-нибудь выкручусь. — Он показал сербу моток крепкой толстой веревки.
Сад кончился. За цветущим лугом бежала по камням быстрая речушка. Когда повозка подкатила к ней, татарин показал, где лучше перебраться на другой берег, и подставил руки, чтобы серб связал его.
— Ты знаешь этот лес?
— Да, — спутывая ему руки, ответил Ивко.
— На третий день вечером я приду на полянку, где шалаш. Знаешь?
— Не приходи, я уже далеко успею уйти.
— Не уйдешь, — засмеялся татарин. — Тебе переждать надо, пока стражникам надоест искать. Я принесу поесть. Меня зовут Наиль.
Подергав узлы на веревке, Ивко, не простившись, ушел. Перебрался по камням через бурный поток и нырнул в чащу леса. Подгоняемый страхом вновь очутиться в руках палачей, он неутомимо шагал, петляя между деревьев, обходя овраги и бурелом. Наткнувшись на тихий лесной ручеек, умылся, промыл раны и долго полоскал рот, прежде чем вволю напился чистой прохладной воды. Внутри еще не исчезла жгучая боль от проклятого напитка шайтана, болели запястья, кровоточили ссадины на ребрах, измученное тело требовало отдыха, но он отправился дальше.
У него не было огнива, хлеба и оружия, но зато он добыл свободу! И теперь надо придумать, как ее сохранить и как сообщить друзьям о том, что он услышал через дымоход. Пожалуй, связаться со своими сложнее всего. В дом грека вернуться нельзя. Между Крымом и Русью лежит Дикое поле — одному, да еще пешему, его не перейти. Между Крымом и Константинополем, куда уплыл Спиридон, широко раскинулось море. Даже если переплывешь его, чудом пробравшись на корабль, то как отыскать своих в огромном городе?
Хорошо, предположим, он приплывет в Константинополь и разыщет там Спиридона. Но не принесет ли этим ему и его соратникам неминуемую смерть? Азис-мурза хитер, даром что молод, у него шпионы в каждом портовом городе, в каждой гавани, на каждой пристани. Он прикажет им не задерживать беглеца, а выследить, куда тот направился. И тогда Ивко сам захлопнет западню! Значит, надо добираться в Азов. Конечно, до него не один день скакать верхом или плыть на лодке, но если незамеченным проникнуть в Чуфут-Кале и украсть там какое-нибудь суденышко, появится надежда на успех.
Собрав лечебной травы, Ивко спустился в овражек, где был маленький студеный ключ. Еще раз промыл раны, сполоснул траву и стал ее старательно жевать, пока рот не наполнила горьковатая кашица. Он сплюнул ее на ладонь и залепил ею все ссадины, а сверху наложил повязки, разорвав остатки рубахи. Теперь пора подумать о ночлеге: солнце клонилось к закату, в лесу становилось сумрачно и прохладно. Наступал час зверя. Если не хочешь столкнуться со стадом кабанов или волчьим выводком, ищи убежище.
Ивко выбрался из овражка и застыл, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь: не доносит ли откуда звук приближающейся погони или запахи дыма? На его счастье, лес жил своей обычной жизнью. Шумели под ветром кроны деревьев, перескакивали с ветки на ветку занятые своими делами птицы, шуршали в траве мыши, относя в норки зернышки.
Выбрав высокое дерево, серб начал взбираться на него. Снизу он заметил, что наверху ствол раздваивается, и решил устроиться в развилке на ночлег. Цеплявшиеся за ветви руки пронизывала мучительная боль, ноги отказывались сгибаться, но Ивко упрямо карабкался все выше и выше. Наконец он достиг развилки стволов и уселся. Тело сотрясала дрожь, повязки сползли, ссадины снова начали кровоточить, ободранные об кору ладони саднило. Кое-как поправив повязки, Ивко взял кнут и привязал им себя к стволу, чтобы не свалиться во сне. Бог даст дотянуть до утра, а там станет видно, что дальше делать. С этими мыслями он и уснул, разом провалившись в тяжелое забытье, приносившее отдохновение телу, но не душе…
Утром его разбудил луч солнца. Пробравшись сквозь густую листву, он упал на лицо и начал ласково пригревать лоб, щеки, нос, словно положил на них мягкую невесомую теплую ладошку. Открыв глаза, Ивко встрепенулся. И тут же застонал от боли. Тело во сне затекло и не хотело повиноваться. Вывернутые палачами суставы припухли, в животе урчало от голода, а во рту все еще ощущался горько-соленый привкус рапы. Сплюнув тягучую солоноватую слюну, серб протер глаза и осмотрелся. Вокруг все тот же безлюдный лес, удивительно тихий в этот ранний час. Под деревом мирно бродила со своим выводком серенькая куропатка, немедленно юркнувшая в траву при первом же шорохе. Прилетела сорока, уселась на ветку куста, склонила головку, кося черной бусинкой глаза, но не затрещала. Значит, не заметила спрятавшегося в густой листве человека.
Ивко поглядел наверх. Пожалуй, если постараться, можно взобраться по левому стволу еще на несколько саженей. Там есть крепкие ветки, способные выдержать его тяжесть. Не откладывая, он развязал кнут и полез. Обняв ствол, встал на толстую ветвь ногами и увидел далеко за лесом верхушки городских башен и минаретов. Правее начинались предгорья с зелеными лугами и мрачными скалами, поднимавшимися к небу черно-красными громадами. Слева тянулся непроходимый лес, а сзади, клином вдаваясь в чащу, неровной серой полосой лежали каменные осыпи старых каменоломен.
Спустившись на землю, Ивко немного отдохнул, лежа в траве и бездумно глядя в небо. Потом встал и медленно пошел по направлению к каменоломням. Чтобы отвлечься от навязчивого чувства голода, он принялся размышлять: что могло заставить старого Наиля помочь ему бежать? Татарин рисковал головой, но, тем не менее, указал самый короткий путь к лесу. Наверное, он раньше работал в том саду и потому знает в нем все дорожки.
Интересно, схватили стражники Наиля или поверили, что старик не мог оказать сопротивления беглецу? Придет Наиль завтра вечером на ту поляну, где шалаш, или его обещания окажутся пустыми словами? Тысяча вопросов, и ни на один из них нет четкого ответа. И не оставляли сомнения в искренности татарина: зачем ему помогать гяуру, бежавшему из ханской тюрьмы? Не было ли все специально подстроено коварным Азис-мурзой? В его хитроумной голове вполне мог родиться замысел дать узнику возможность бежать, помочь ему скрыться и потом вести его, как на веревке, пока тот сам не притащит к сообщникам.
- Предыдущая
- 49/166
- Следующая
