История Византийской империи. Том 1 - Успенский Федор Иванович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/143
- Следующая
Нет сомнения, что эта блестящая характеристика французов, в значительной доле подсказанная Цезарем, представляет собой известное научное увлечение; во всяком случае, Токвиль и те историки, которые следуют его направлению, видят во французской истории развитие тех основных народных начал, которые характеризуют древних кельтов. Ни влияние Рима, ни германские поселения в Галлии, ни католическая Церковь не имеют с этой точки зрения существенного значения в построении французской истории и французских учреждений.
Такова сила фактов, представляющихся наблюдению при сравнении кельтов с французами, что перед ними не устоял высочайший авторитет прошлого века в исторической науке, Моммсен. В его характеристике древних кельтов можно между строками читать приговор современным французам: «При многих солидных и еще более блестящих качествах кельтская нация лишена той глубокой нравственной основы, на которой зиждется все великое и прекрасное в человеческом развитии. Кельты сильны двумя качествами: военным делом и красным словом. Такие свойства хорошего солдата и плохого гражданина объясняют нам тот исторический факт, что кельты поколебали все государства, но сами не основали ни одного. Что бы они ни начинали, все расплывалось, как весенний снег, и нигде им не суждено было создать своей культуры. В сильном круговороте всемирной истории, который безжалостно сокрушает все народы, не крепкие и не гибкие, подобно стали, кельты не могли долго держаться. Судьба их – исчезнуть, подобно дрожжам будущего развития, в политически превосходящей их национальности». Можно легко догадываться, что отрицательные качества кельтов у Моммсена противополагаются положительным свойствам германской нации, которая, как более крепкая и гибкая, дала перевес германским народным началам в новой истории. Таким образом, в общих чертах легко предугадать главные течения, господствующие в науке по отношению к западной истории. Особенности кельтского характера многих подкупают в пользу того мнения, что французская история со всеми ее отличиями в верованиях, в военном деле, в праве, в сословных отношениях и т. п. может быть объяснена из быта кельтов. Придерживающиеся такого воззрения, которое приобретает характер национальной французской теории, нашли себе весьма сильную поддержку в выводах романской школы, по которой сущность средневекового исторического развития сводится в главных чертах к истории романизации новых народов.
Рядом с этим направлением стоит другое, которое усматривает основные черты всего строя западной истории, не исключая и французской, в особенностях быта и характера жизни древних германцев. К счастью для этой школы, которую можно назвать немецкой, знаменитый римский историк Тацит (между 98–100 гг. христианской эры) описал германцев не только в подробностях их быта, но, что еще важнее, с замечательным сочувствием и восхвалением их народных черт. В высшей степени любопытно то, что у Тацита действительно можно находить такие свойства быта германцев, которые прямо могут быть применены к немцам средних веков. Особенно имеется в виду описание дружинного быта. «Окружать себя толпой избранных юношей считается достоинством, украшением во время мира, охраной на войне. Почет и слава не только в своем колене, но и у соседних народов тому, кто отличается числом и храбростью дружины. Во время сражения для предводителя считается позором не превосходить всех храбростью, и для дружины постыдно отставать от предводителя. Ибо ожидает бесславие и позор на всю жизнь того, кто остался на поле сражения живым, потеряв предводителя. Защищать и оборонять его, своими подвигами возвеличивать его славу считается священною обязанностью. Предводители сражаются из-за славы, дружина – за предводителя. Если родное племя цепенеет в продолжительном мире и праздности, знатные юноши стремятся к тем, которые ведут войну, ибо не люб этому народу покой, в опасностях легче приобретается слава, да и нельзя иначе содержать большую дружину, как насилием и ввйной. Дружинники получают от предводителя коня и кровавую победоносную фрамею, жалованьем не пользуются, но имеют готовое содержание и помещение».
Приведенное место – находка для тех, кто пожелал бы генетически объяснить происхождение средневековых учреждений: отношение сеньора к вассалу, рыцарство и вообще тот характер личных отношений, которым так отличается средневековое устройство.
Из предыдущего можно усмотреть, что история французов и германцев основаниями своими покоится на двух теориях: с одной стороны, что романизованные кельты определили характер французов, а с другой – что тацитовские германцы заключают в себе существенные элементы для объяснения германской истории. В смысле исторической эволюции эти национальные школы представляют в себе сильно уязвимые места. Если существенные особенности средневекового строя даны формами жизни кельтов или германцев, то зачем понадобился длинный период развития в 8 или 9 веков, чтобы этим формам развиться в средневековый феодализм? Почему же сеньоры и вассалы с наследственными привилегиями и с присягой на верность частному лицу появляются в X в.? Наконец, существует такая научная теория, которая вообще не придает существенного значения индивидуальным отличиям и характеристикам народов; в основе ее лежит мысль, что все народы проходят одинаковые стадии развития. Сравнительно-исторический метод, берущий аналогии в разных местах и из различных эпох, принес уже много важных научных результатов и стал применяться во всех ученых литературах. Для дальнейших целей наших он имеет особенную важность, и потому позволим себе указать существенные выводы, добытые представителями этого направления.
Прежде всего, говорят приверженцы упомянутого направления, нужно считать большой ошибкой то мнение, по которому история развития европейского человечества обрывается с падением Западной Римской империи и вновь начинается через некоторый период времени в истории новоевропейских народов. Эти новые народы не принесли с собой никаких культурных элементов, которых бы не было в Римской империи. Все, что представляли они в себе оригинального и самобытного, в общем было слишком слабо и неустойчиво и не могло противостоять правильно организованным и хорошо приспособленным общественным формам римской жизни. Напрасно, далее, думают, что Рим душил и теснил своих подданных. Напротив, императорский период благоприятствовал развитию провинций, вызвал в них богатую производительность и торговлю и сослужил высокую воспитательную роль для новых народов. Эти последние, осев в пределах империи, воспользовались готовыми формами общежития и стали к ним применяться. Типические особенности западной истории, например феодализм, рыцарство, зависимый труд земледельца и т. п., были подготовлены римским развитием, а не даны кельтами или германцами. Это направление, придающее главное значение в новоевропейском развитии римскому влиянию и отрицающее всякие перерывы в исторической эволюции, имеет особенный интерес по своим прикладным выводам. История западноевропейского развития и западной культуры признается всеобщим типом, с которым должны сообразоваться все исторические народы. Одинаковый напор варваров на рейнские и дунайские границы должен сопровождаться и одинаковыми последствиями на Востоке и Западе. Вся историческая эволюция новоевропейской истории направляется одним и тем же путем и проходит те же стадии. С этой точки зрения и феодализм есть всеобщий закон, которого не может миновать ни один исторический народ.
Нетрудно понять, что германская и кельтская теории основываются, по существу, на весьма несложных наблюдениях. В X в. во всех западных государствах наблюдается один общий уклад внутренней жизни: деревня и помещичья усадьба находятся между собой в тех же зависимых отношениях в Германии, равно во Франции и в других странах; помещик везде одинаково стремится стать государем. В этой тенденции мы видим утверждение того порядка вещей, который известен под именем феодализма, и который действительно служит самым существенным и всеобщим признаком западного развития. Господство и всеобщность феодализма на Западе в средние века, несомненно, были главным мотивом для западных ученых в построениях ими всей своей истории. Известия Тацита о германской дружине, об особом обряде вступления в дружину, наконец, о верности членов дружины своему предводителю так хорошо гармонировали с отношениями вассала к сеньору, с обрядом посвящения в рыцари и проч., что естественно было видеть начатки средневековых учреждений у германцев времен Тацита. Точно так же представляемая Цезарем картина политической борьбы у кельтов, в которой более могущественные князья, владея тысячами военных людей, достигали принципата, и в которой клиентельные отношения целых племен и сословий так напоминают феодальную зависимость целых территорий, естественно должна была подкупать в пользу предположения, что основы феодализма скрываются в быту кельтов, описанных Цезарем. Что касается романской теории, объяснение характерных явлений западноевропейского развития в ней исходит из признания всеобщности некоторых исторических законов.
- Предыдущая
- 3/143
- Следующая
