История с географией, или Жизнь и приключения географических названий - Вартаньян Эдуард Арамацсович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/58
- Следующая
«Магеллан назвал туземцев „патагонцами“, это верно, но огнеземельцы называют их „тиременеи“, чилийцы — „каукалу“, колонисты Кармена — „теуэльче“, а арауканцы — „уильче“. У Бугенвиля они известны под именем „чайхи“, а сами себя они зовут общим именем „ипокен“.
Патагония. 7 апреля 1520 года испанская флотилия из пяти кораблей бросает якорь у пустынных берегов Южной Америки. Так приказал адмирал — еще недавно бедный португальский дворянин Магальяйнш, а ныне командир экспедиции Фернан Магеллан, облеченный полномочиями испанским королем Карлом I. Да, разумнее переждать зимнюю непогодь у бухты Сан-Хулиан, чем продолжать путь в неизвестность.
В неизвестность? О, произнеси он это роковое слово два года назад, и юный монарх Испании потерял бы всякий интерес к дерзостному, заманчивому предложению португальца. Но тогда Магеллан покорил короля своей убежденностью в успешном осуществлении экспедиции. К Островам Пряностей, о несметных богатствах которых его величество уже наслышан, протягивают свои щупальца португальцы. И если король соперничающей Португалии еще не присоединил их к своей короне, то только потому, что его корабли пытаются достичь их, держа курс на восток. Он, Магеллан, достигнет благодатного края гораздо быстрее, плывя на запад. Правда, путь к ним преграждает огромный континент — Америка. Но он знает, что его не придется огибать.
— Между Атлантическим и Индийским океанами существует пролив, — заявляет Магеллан. — Я в этом уверен, я знаю его местонахождение. Дайте мне эскадру. Я укажу вам его и, плывя на запад, обогну весь земной шар.
Мореплаватель клянется положить сокровищницу мира — острова Пряностей (Молуккские острова, Индонезию) — к ногам могущественнейшего испанского монарха, который станет еще и богатейшим из властителей вселенной.
Весной 1518 года король скрепляет своей подписью договор с Фернаном Магелланом, который с той памятной минуты становится адмиралом. Пройдет еще полтора года, и флотилия выйдет из устья Гвадалквивира, чтобы отправиться в беспримерное плавание.
…Бухта Сан-Хулиан холодная, мрачная, пустынная. Ни следов человека, ни признаков жилья. Переждать бы здесь месяцы стужи, испросить попутных ветров — и прочь от этой богом проклятой пустыни.
Возможно, так и осталась бы эта безлюдная область Южной Америки ненареченной, не случись одной непредвиденной встречи. Однажды утром на прибрежном холме моряки различают фигуру исполина. Кто это — дух, чудовище, человек? Да, человек! Но что за рост, что за облик и каково одеяние!
Потрясенный зрелищем, историк первого кругосветного плавания итальянец Антонио Пигафетта так рассказывает об увиденном: «Этот человек отличался столь гигантским ростом, что мы едва достигали ему до пояса. Был он хорошо сложен, лицо у него было широкое, размалеванное красными полосами, глаза обведены желтыми кругами, а на щеках — два пятна в виде сердца. Короткие волосы выбелены, одежда состояла из искусно сшитых шкур какого-то животного».
Особенно поразили моряков ноги великана. Завернутые в шкуры, они до того напоминали огромные лапы животного, что Магеллан воскликнул: «Патаган!» — то есть «лапоногий» (пата — по-португальски и по-испански значит «лапа»).
С тех пор коренных жителей южной части Аргентины к югу от реки Колорадо и Рио-Негро стали называть патагонцами, а землю, на которой они живут, — «Страной Лапоногих», Патагонией.
Можно ли считать достоверным описание Пигафетты? Конечно, оно несколько преувеличено. Когда спустя 58 лет английский королевский пират Фрэнсис Дрейк совершил вторым, после Магеллана, кругосветное плавание, он также бросил якорь у берегов Патагонии. Спутник Дрейка, который, подобно Пигафетте, вел записи, сообщал, что патагонцы «отличаются от обыкновенных мужчин ростом, плотным сложением, силой и зычностью голоса. И тем не менее они вовсе не такие чудовища, как о них рассказывали (испанцы)».
И в какой уже раз все вроде бы ясно с топонимом, да не все. Что не все? А элемент топонима — ган (несомненный португализм), или — гон (типичный испанизм)? Кто его знает, что он обозначает или означает. Ответ не найден. А может быть, его уместнее искать в итальянских диалектах? Ведь всю эту историю с наименованием поведал нам итальянец, вовсе не безупречно владеющий языком. И потом, действительно ли имело место восклицание Магеллана? Не приписал ли это ему слишком эмоциональный Пигафетта? И где гарантия, что не сам историк плавания, увидев аборигена не в стерильных шкурах, охарактеризовал его словом «паттаконе», то бишь «грязнулей»? Но это лишь мое предположение.
Представляется, однако, что более правы исследователи, считающие слова «патагонец», «Патагония» переработкой индейского (язык кечуа) слова патакуна, которым те именовали всхолмленные равнины своей земли.
А что касается Магеллана — после трудных поисков он все-таки нашел пролив и назвал его Патагонским. Сейчас на картах это Магелланов пролив.
Шпицберген. Этот архипелаг в Северном Ледовитом океане был впервые, как утверждают исландские летописи, обнаружен норвежцами в 1194 году. Причем открыт, по мнению Ф. Нансена, «автоматически»: моряки, плывшие из Северной Исландии на север у кромки дрейфующих льдов, должны были неизбежно натолкнуться на острова. Архипелаг получил скандинавское название Свальборд («Холодный край»). К нему ходили в XV веке и русские поморы, прозвавшие его Грумантом (искаженное шведское — «Зеленая земля»).
В конце XVI века голландское купечество настойчиво и щедро снаряжает экспедиции для поисков Северо-Восточного прохода в Тихий океан. Виллем Баренц предпринял ряд попыток добиться успеха. В третьей и последней из своих экспедиций (1596—1597), плывя на север, голландский мореплаватель открыл остров, названный Медвежий — здесь моряки убили белого медведя. А вскоре, в еще более высоких широтах, перед моряками предстала скалистая земля. Особенность рельефа подсказала имя открытым островам. «Мы назвали эту страну Шпицберген за остроконечные («шпиц») горы («берген»)», — заносит в свой журнал летописец экспедиции.
Амбарчик. Ну не странное ли название порта в одноименной бухте Восточно-Сибирского моря, близ устья реки Колымы? Кто его так окрестил, когда, почему? Обратимся к прошлому. В 1740 году на этом месте зимовала Великая Северная экспедиция Дмитрия Яковлевича Лаптева. Тут же она соорудила небольшой сарай для хранения припасов.
В 1909 году полярный исследователь Георгий Яковлевич Седов, посетив те места, обнаружил неизвестно кем (а мы-то уже знаем!) поставленное строение и сказал: «А чем не амбарчик?» С тех пор и пошло: Амбарчик.
Попутно. Имя признанного русского исследователя Дмитрия Яковлевича Лаптева, заслуги которого перед Россией трудно переоценить, вместе с другим арктическим путешественником — двоюродным его братом Харитоном Прокофьевичем запечатлено навечно в названии Море Лаптевых.
Из дневника капитана Кука. Замечательный английский мореплаватель Джеймс Кук руководил тремя кругосветными экспедициями.
Его имя увековечено в географических открытиях, в названиях различных объектов Земли, данных соотечественниками в честь знаменитого земляка.
Военный моряк, Кук был человек наблюдательный, рассудительный и любознательный, увлеченный естествоиспытатель, превосходно разбирался в гидрографии и топографии, владел астрономическими знаниями, потом стал и завзятым этнографом.
Полистаем страницы его дневниковых записей первого путешествия (1768—1771) на судне «Индевор» («Попытка»). Записи я привожу выборочно — те, что раскрывают перед нами историю названия и мотивы, их вызвавшие.
- Предыдущая
- 8/58
- Следующая
