Старики - Хэсфорд Густав - Страница 3

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая

Надо мной – Ковбой. «Бах, бах, ты убит» – говорит Ковбой. И ржет.

Надо мною нависает сержант Герхайм. Я пытаюсь что-то объяснять про треснувший сук.

– А ты не можешь говорить, снайпер. Ты убит. Рядовой Ковбой только что тебя жизни лишил.

Сержант Герхайм производит Ковбоя в командиры отделения.

Как-то на шестой неделе сержант Герхайм приказывает нам бегать по кругу по кубрику отделения, взявшись левой рукой за член, а в правой держа оружие. При этом мы должны распевать: «Вот – винтовка, вот – елда. Остальное – ерунда». И другое: «Мне девчонка ни к чему, М-14 возьму».

Сержант Герхайм приказывает каждому из нас дать своей винтовке имя.

– Другой киски тебе теперь не видать. Прошли денечки суходрочки, когда ты пальчиками трахал старую добрую подругу Мэри-Джейн Гнилуюпиську через розовые трусишки. Отныне ты женат на ней, на этой винтовке из дерева и металла, и я приказываю хранить супруге верность!

Передвигаясь бегом, мы распеваем:

Перед хавкой сержант Герхайм рассказывает нам, что во время Первой мировой войны Блэк Джек Першинг[9] сказал: «Самое смертоносное оружие в мире – солдат морской пехоты со своей винтовкой». При Белло-Вуд морская пехота проявила такую свирепость, что немецкие солдаты-пехотинцы прозвали морпехов Teufel-Hunden – «чертовы собаки».

Сержант Герхайм объясняет нам, как это важно – понять, что для выживания в бою инстинкт убийцы всегда должен быть на взводе. Винтовка – лишь инструмент, а убивает закаленное сердце.

Наша воля к убийству должна быть собрана в кулак, так же как в винтовочном патроне давление в пятьдесят тысяч фунтов на квадратный дюйм собирается воедино и выбрасывает кусок свинца. Если мы не будем чистить свои винтовки как следует, то энергия, высвобождающаяся при взрыве пороха, будет направлена не туда куда надо, и винтовка разлетится на куски. И если наши инстинкты к убийству не будут столь же чисты и надежны – мы проявим нерешительность в момент истины. Мы не сможем убить врага. И станем мертвыми морпехами. И тогда окажемся по уши в дерьме, ибо морским пехотинцам запрещено умирать без разрешения, поскольку мы государственное имущество.

Полоса мужества: перебирая руками, спускаемся по канату, который протянут под углом сорок пять градусов над запрудой – «смертельный спуск». Мы висим вверх ногами как обезьяны, сползая головой вниз по канату.

Леонард шлепается с этого каната восемнадцать раз. Чуть не тонет. Плачет. Снова лезет на вышку. Пытается спуститься еще раз. Снова обрывается. На этот раз он идет ко дну.

Мы с Ковбоем ныряем в пруд. Вытаскиваем Леонарда из мутной воды. Он без сознания. Приходит в себя и начинает рыдать.

В отсеке отделения сержант Герхайм нацепляет на горловину фляжки презерватив «Троян» и швыряет фляжкой в Леонарда. Фляжка попадает Леонарду в висок. Сержант Герхайм ревет как бык: «Морские пехотинцы не плачут!»

Леонарду приказано сосать фляжку каждый день после хавки.

Во время обучения рукопашному бою сержант Герхайм демонстрирует нам агрессивную разновидность балетного искусства. Он сбивает нас с ног боксерской палкой (это шест метра полтора длиной с тяжелыми грушами на концах). Мы играем с этими палками в войну. Мочалим друг друга беспощадно. Потом сержант Герхайм приказывает примкнуть штыки.

Сержант Герхайм с блеском демонстрирует атакующие приемы рекруту по имени Барнард, тихому пареньку откуда-то с фермы в штате Мэн. Тучный инструктор ударом приклада выбивает рядовому Барнарду два зуба.

Цель обучения рукопашному бою, объясняет сержант Герхайм – пробудить в нас инстинкт убийства. Инстинкт убийства сделает нас бесстрашными и агрессивными, как это свойственно животным. Если кротким и суждено когда-либо унаследовать землю, то сильные ее у них отберут. Предназначение слабых – быть сожранными сильными. Каждый морской пехотинец лично отвечает за все, что должно быть при нем. И спасение морпеха -дело рук самого морпеха. Все это жестоко, но именно так.

Рядовой Барнард, с окровавленной челюстью, со ртом как кровавая дырка, тут же доказывает, что выслушал все внимательно. Рядовой Барнард подбирает винтовку и, поднявшись в сидячее положение, протыкает сержанту Герхайму правое бедро.

Сержант Герхайм крякает и отвечает вертикальным ударом приклада, но мажет. И наотмашь бьет рядовому Барнарду кулаком в лицо.

Сбросив с себя ремни, сержант Герхайм накладывает примитивный жгут на кровоточащее бедро. После этого производит рядового Барнарда, который все еще валяется без сознания, в командиры отделения.

– Черт возьми! Нашелся же гниденыш, который понял, что дух штыка -убивать! Из него выйдет охренеть какой классный боец-пехотинец. Быть ему генералом, мать его.

В последний день шестой недели я просыпаюсь и обнаруживаю свою винтовку на шконке. Она под одеялом, у меня под боком. И я не могу понять, как она там оказалась.

Задумавшись над этим, забываю о своих обязанностях и не напоминаю Леонарду о том, что надо побриться.

Осмотр. Барахло – на шконку. Сержант Герхайм отмечает, что рядовой Пайл не потрудился приблизиться к бритве на необходимое расстояние.

Сержант Герхайм приказывает Леонарду и командирам отделений пройти в гальюн.

В гальюне сержант Герхайм приказывает нам мочиться в унитаз.

– ПЯТКИ ВМЕСТЕ! СМИРНО СТОЯТЬ! ПРИГОТОВИТЬСЯ... П-С-С-С-С...

Мы писаем.

Сержант Герхайм хватает за шкирку Леонарда и силой опускает его на колени, засовывает голову в желтую воду. Леонард пытается вырваться. Пускает пузыри. От страха Леонард дергается все сильнее, но сержант Герхайм удерживает его на месте.

Мы уже уверены, что Леонард захлебнулся, и в этот момент сержант Герхайм спускает воду. Когда поток воды прекращается, сержант Герхайм отпускает руку от загривка Леонарда.

Воображение сержанта Герхайма изобретает методы обучения, которые одновременно и жестоки, и доходчивы, но ничего не выходит. Леонард лажается по-прежнему. Теперь каждый раз, когда Леонард допускает ошибку, сержант Герхайм наказывает не Леонарда. Он наказывает весь взвод. А Леонарда от наказания освобождает. И, пока Леонард отдыхает, мы совершаем выпрыгивания вверх и прыжки в стороны – много-много раз.

Леонард трогает меня за руку, когда мы продвигаемся с металлическими подносами к раздаче. "У меня просто ничего не выходит как надо. Мне надо немного помочь. Я не хочу, чтобы из-за меня вам всем было плохо. Я – "

Я отхожу от него в сторону.

В первую ночь седьмой недели взвод устраивает Леонарду «темную».

Полночь.

Дневальный – начеку. Рядовой Филипс, шестерка, вечно на побегушках у сержанта Герхайма. Шлепает босыми ногами, прокрадываясь по отсеку отделения, чтобы встать на шухере и не проморгать появления сержанта Герхайма.

Сто рекрутов подкрадываются в темноте к леонардовской шконке.

Леонард даже во сне улыбается.

У командиров отделений в руках полотенца и куски мыла.

Четыре рекрута набрасывают на Леонарда одеяло, цепко держась за углы, чтобы Леонард не смог подняться, и чтобы одеяло заглушало его вопли.

Я слышу тяжелое дыхание сотни разгоряченных человек, слышу шлепки и глухие удары, когда Ковбой и рядовой Барнард начинают избивать Леонарда кусками мыла, которые завернуты в полотенца, как камень в пращу.

Леонард вопит, но издаваемые им звуки похожи на доносящиеся откуда-то издалека вопли больного мула. Он ворочается, пытаясь вырваться.

Весь взвод глядит на меня. Из темноты на меня нацелены глаза, красные как рубины.

Леонард перестает вопить.

Я медлю. Глаза меня не отпускают. Делаю шаг назад.

Ковбой тычет мне в грудь куском мыла и протягивает полотенце.

Я складываю полотенце, закладываю в него мыло и начинаю бить Леонарда, который уже не шевелится. Он в шоке, лежит в темноте, задыхаясь и пытаясь глотать воздух.

• Предыдущая
• 3/35
• Следующая