Рассказ о потерянном фотоальбоме - Ваншенкин Константин Яковлевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/17
• Следующая

Дунай. Одна из крупнейших рек Европы и одна из крупнейших рек войны. С ней связано немало наших воспоминаний, так же как с Волгой, с Днепром, с Вислой, с Одером… Не один рухнувший мост видели мы на этой реке. Не один раз и не в одном месте пришлось нам форсировать эту грозную водную преграду. Всемерно помогала при этом наземным войскам смело поднявшаяся вверх по реке Дунайская флотилия.

Венгерская равнина, естественно перешедшая в Венскую низменность. И столица Австрии – шестая уже европейская столица, которую брали наши войска. После нее – за неполный месяц – предстояло взять Берлин и освободить Прагу. Восемь громких европейских столиц! До этого уже были учреждены медали за оборону наших городов, наших городов-героев. Теперь предстояло появиться медалям за взятие и за освобождение чужестранных столиц.

Все гуще пестрели в сводках и приказах непривычные названия взятых нами селений и городов. Ярко звучали уже хорошо знакомые миру, близкие многим имена наших полководцев, а за каждым из них подразумевались могущественные армии и фронты.

Вдали, за Веной, голубели горы – потом мы дошли и до них, – а впереди опять, в который раз, будто нарочно, катился Дунай, но мы к этому уже привыкли.

Мы взяли этот красивейший город решительно, в течение недели. Мне довелось в составе 9-й гвардейской армии «стоять» в аристократических виллах на холме и даже встретить там майские праздники.

Что играет этот военный духовой оркестр, этот наш музыкантский взвод на площади австрийской столицы? Может быть, капельмейстер уже раздобыл здешние ноты, и ребята играют что-нибудь сугубо венское, или это свой, привычный, сызнова тревожащий сердце мотив?

А на втором снимке знаменитый собор святого Стефана. Этот готический храм стремительно уходит в высоту, вы видите только его подножие. Монахини убирают мусор и осколки после последних обстрелов.

Семен Гудзенко написал в то время:

Перед войной у нас шел фильм «Большой вальс» – о Иоганне Штраусе. Эту картину запомнили все, кто ее видел, и когда мы пришли в Вену, его музыка как бы сама собой зазвучала в нас. Можно сказать, что наша армия любила Штрауса. Смотрите, два офицера возлагают к его могиле венок. Но разве только Штрауса? Везде, куда входили наши войска, отмечался их неподдельный интерес к местной культуре, трогательная забота о ней, потребность в сохранении ее памятников.

Одна из черт нашего характера и воспитания.

Мы часто слышали и сами говорили не раз о том, что фронт простирался от Баренцева, моря до Черного. Допускаю, это воспринимается сейчас как некий образ, но ведь это было действительно так.

Поднимите взгляд к верхней части карты, к Крайнему Северу, к Заполярью, и представьте себе войну там. Горная тундра, олени, долгая полярная ночь, призрачные сполохи сияния, освещающие темное небо не хуже мощных прожекторов, снега, мороз…

Там с непривычки просто жить тяжело, а не то что воевать!

В районах Заполярья, Баренцева моря корабли и авиация Северного флота теснее, чем где-либо, взаимодействовали с военно-воздушными силами союзников. Своеобразие условий, суровость климата и самой природы наложили на эти отношения особый дополнительный отпечаток.

Наступление велось в трудных условиях, по снегу, по голому камню, по тундровому мху. И немалую роль сыграл здесь десант Северного флота. Моряки, высадившиеся на сушу, черные бушлаты, перекрещенные пулеметными лентами, – не случайно с давних пор это наводило страх на врага.

Много чужих солдат и искореженной техники осталось на этой хмурой земле, много чужих кораблей поглотила ледяная северная пучина.

Район Петсамо был освобожден. В эти дни, по сути, была освобождена от захватчиков вся наша Родина.

Среди многих громких побед других фронтов, с освобождением ими известнейших больших городов, победа в Заполярье могла показаться кое-кому довольно скромной, не слишком значительной. Однако следующий шаг произвел впечатление на всех. Наши войска вступили на территорию Норвегии! Психологически это имело поразительный эффект – до этого Норвегия казалась очень уж отдаленной.

И как везде, куда входила наша армия, ее приход окрылил освободительную борьбу норвежского народа.

И опять – «переправа, переправа, берег левый, берег правый», как в «Теркине». Наводят саперы мост – по колено в воде, по пояс, по грудь. Который он по счету для них? Десятый, сотый? Наводят мост, но ведь подумать только – где! В самой Германии!

Пробил час, о котором мечтали, стиснув зубы, в который верили. Час расплаты. Стальная волна наших армий грозно захлестнула германский берег. Наконец-то пришел срок держать ответ. Это улицы немецкого города, это горят немецкие дома. Как народный глас гнева и справедливости прозвучали весомые слова нашего великого поэта:

Свороченный набок броневой колпак вражьего дота, и на нем наш солдат с автоматом и развернутым флагом. Может быть, командир приказал взобраться туда, чтобы было видно, что и этот рубеж взят, а может, фотокорреспондент попросил – позарез нужно для газеты, да и самому еще обещал снимок прислать. Как бы там ни было, стоит парень так, что хоть скульптуру с него лепи. Для потомков.

Каждый наш солдат не мог не знать хотя бы нескольких необходимых ему слов и фраз на языке противника. «Hende hoch!» – обязательно входило в этот фронтовой лингвистический минимум. И поверьте уж, не для того, чтобы понять, если тебе это крикнут, а затем, чтобы враг понял тебя. Даже в начальный период войны.

Ну, а эти подняли руки сами, не дожидаясь команды.

Здесь, у себя дома, враг сопротивлялся ожесточенно, с упорством отчаяния, до конца. Он словно еще не верил происходящему, он словно еще на что-то надеялся.

Неуютно было нашим танкам на узких улицах немецких городов. На каждом перекрестке, на каждом шагу приходилось встречать, преодолевать, ломать бешеное противодействие. Вот когда нам пригодился богатейший опыт городских боев.

Кого только не доводилось освобождать к концу войны за границей: и узников страшных концлагерей, и наших женщин, угнанных в неволю. И вот еще. Наши части освобождают союзников, американских военнопленных. Те радостно развернули флаги – свой, американский, даже наш. Они стоят за колючей проволокой, но следует признать, вид у них довольно бодрый.

• Предыдущая
• 15/17
• Следующая