Бес в ребро - Вайнер Георгий Александрович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/39
- Следующая
Я ощущала в себе молодую упругую силу и с легкой досадой думала о том, что жизнь в последнее время сумела убедить меня в моей старости, никчемушности, законченности моей женской судьбы.
Но это не так! Я в это не хочу верить! Я с этим не согласна! Мне всего тридцать три! Уже тридцать три. Но меня любит Ларионов! Меня любят дети. Старик, все мои товарищи! Нет, я не хочу быть одинокой злой старой бабкой! Я хочу синего неба, ветра, молодой травы, солнечной ласки. Я хочу любви, я хочу еще жить…
И на работе все получалось необременительно, легко и быстро. Все, кто был мне нужен, оказались на своих местах, у телефонов, со всеми успела договориться, все мне говорили в это утро «да»! Потом написала ответы на письма и понесла ответственному секретарю Галкину. Как всегда, заваленный кипами гранок и рукописей, он колдовал над макетом газеты. Искоса взглянул на меня из-под, очков, помахал рукой и углубился в бумаги. Я положила на угол стола письма и уже было собралась уходить, но у дверей вспомнила и вернулась:
– Слушай, а ты не знаешь, кем работает в прокуратуре Кравченко?
Галкин – по должности или по складу ума – знал на память всех мало-мальски должностных людей. Он приподнял на меня взгляд, кивнул:
– Знаю. Прокурор области. А зачем он тебе?
– Да меня попросили узнать…
– Не отвлекай, дел полно. – Галкин отмахнулся и переложил из папки «загона» к себе поближе новую стопку исписанных листов.
– Ты меня можешь отпустить сегодня после обеда?
– А зачем? Что-нибудь случилось?
– Нет, у меня очень важное дело, не знаю, когда отобьюсь…
– Поезжай. Только не забудь, за тобой заметка об ансамбле на Компрессорном заводе.
Прокуратура обитала в двухэтажном старом доме на углу Пескаревки. В киоске, распространявшем на всю округу сладко-масляный аромат свежей выпечки, я купила несколько горячих коричневых пончиков, обсыпанных сахарной пудрой. Остановилась напротив прокуратуры и с наслаждением жевала мягкие поджаристые колесики пончиков, одновременно испытывая стыд и раскаяние из-за своей обжорской слабости.
У дверей прокуратуры притормозила «Волга». Из нее вышли двое, милицейский лейтенант и штатский, который что-то сказал в открытое окно сидящему за рулем сержанту милиции, и они отправились в здание.
Я взглянула на часы – половина первого, посмотрела на вход в прокуратуру и увидела, как распахнулась дверь. Появился тот лейтенант, за ним шел Ларионов. Под руку его держал человек в штатском.
Еще ничего не понимая, я вдруг – отрывом сердца– ощутила, что случилось ужасное. Столбняк обрушился на меня, я замерла с пончиком в руке, ноги отнялись, я не могла пошевелиться.
У милиционера и штатского были скучные, равнодушные лица людей, занятых обыденным, раз и навсегда надоевшим делом.
Ларионов, почему-то без шапки, неестественно синюшно-бледный, затравленно озираясь, крутил головой по сторонам, видимо, искал меня, пока не встретился со мной глазами. И тут столбняк, напавший на меня, прошел.
Я бросилась к нему через дорогу, а милиционер, шедший впереди, уже открыл дверцу «Волги» и показывал рукой Ларионову, чтобы он садился на заднее сиденье. Ларионов резко отодвинул его и рванулся мне навстречу. В тот же момент лейтенант и штатский схватили его за руки и стали тянуть в машину, но Ларионов уперся ногой в порог «Волги», и лица его конвоиров вмиг перестали быть скучными, напряглись и покраснели от злости.
– Ира! – орал сипло Ларионов, упираясь изо всех сил. – Меня арестовал Бурмистров!.. Совсем!.. В тюрьму!.. Найди таксиста и Риту!..
Он хотел что-то еще сказать, но шофер перегнулся через сиденье и тоже поволок Ларионова в машину, зажимая ему рукой рот, и я слышала только тяжелое пыхтение конвоиров и страшный горловой клекот Ларионова.
Я испуганно крикнула:
– Не дерись с ними! Алеша! Не дерись! Я все сделаю! Я всех найду!
А Ларионов неожиданно крутанул их, рывком бросился в машину и, отбиваясь ногами, быстро опустил стекло двери с моей стороны – я была уже рядом с машиной. Сзади на него навалился штатский, шофер истошно крутил стартером мотор, а Ларионов успел сказать:
– Спасибо… Ира… за все… Люблю… Ира…
И машина рванула с места, с визгом набирая скорость, помчалась по улице.
И неожиданно для себя я вдруг горько заплакала. Не помню, когда я плакала. А тут схватило за сердце – не могла остановиться. Я плакала, как на похоронах. Мне жалко была Ларионова, себя, детей, я плакала о беспомощном Старике, об уходящей жизни, о нашем бессилии перед бессмысленной жестокостью бездушной машины.
Я стояла на улице, плакала, тушь разъедала глаза, ползла по лицу косметика, и ни один человек не остановился, никто не спросил: что с тобой?
Так стояла долго и плакала, не соображая, куда идти, что надо делать, пока вдруг не почувствовала на своих плечах чьи-то тяжелые руки, и знакомый голос откуда-то сверху гремел:
– Ирэн! Что с тобой? Очнись! Ты что, девушка дорогая?
Подняла нестерпимо горящие от туши и слез глаза – передо мной стоял Сашка Жигунов.
– Ты что тут делаешь? – тряс он меня.
– Ларионова сейчас арестовали… – сказала я ему.
– Так-так! – крякнул он. – Этого надо было ожидать…
Я с ненавистью сказала ему:
– Иди к черту! Ты был такой парень золотой, а стал тоже держимордой и тюремщиком… Совести ни у кого у вас нет!..
– Перестань, перестань, не бушуй. – Он обнял меня за плечи и повел прочь от прокуратуры. – Ну-ка соберись, будем думать, что делать…
– Я тебя раньше просила подумать! Вот ты и подумал…
– Да я и сейчас ничего не могу надумать! – сказал он сердито. – Я же ему, дураку, тогда говорил, что кончится именно этим. Он, видишь, достоинство хотел отстоять! За это платить надо…
Я схватила его за лацканы куртки и закричала:
– Что ж, суда нету? Правды нету? Закона не существует?!
Он прижал меня к себе и сказал:
– Не ори на улице, не ори. Есть суд, есть закон, а правда вот, к сожалению, не всегда есть. И не везде. Да ладно, что об этом сейчас рассуждать… Есть только один способ помочь твоему Ларионову…
– Какой?
– Я тебе уже говорил: надо собрать материал на его спарринг-партнеров. Доказать неоспоримо их вину…
– А о чем я тебе говорила? Я тебя с самого начала просила именно об этом!
Жигунов наконец рассвирепел:
– Я тебе уже сказал: у меня нет своего сыскного бюро! Я на службе! И вылететь с работы не хочу! Ты сама что-нибудь разузнала?
Я сглотнула ком в горле, сказала:
– Разузнала. Я нашла водителя такси, и я точно знаю, что с ними в машине была женщина, с которой путается Чагин. Они ее укрывают от следствия. Но не знаю, как найти ее.
Жигунов подумал одно мгновение:
– Прикидывая ситуацию, думаю, что шли они из ресторана. Почти наверняка…
– И что из этого? – спросила я. – Обойти все рестораны в городе?
– Да нет, они по всем ресторанам города не ходят, – усмехнулся Жигунов. – Судя по тому, где компашка перехватила такси, они отдыхали в «Актере». Фешенебельный кабак, и скорее всего они должны были там развлекать кишки. Ты знаешь кого– нибудь в «Актере»?
– Откуда? Я там была раз в жизни…
Жигунов взглянул на часы и приказал:
– Так-с, мне надо вернуться в прокуратуру, подписать документы. А с тобой мы встретимся в три часа дня у входа в «Актер». Только давай больше не нюнить. Приведи свой фейс в порядок и держи хвост пистолетом. Чего-нибудь сообразим…
За пять минут до срока я была у ресторана «Актер», но Жигунов уже нетерпеливо расхаживал у входа.
– Ты чего опаздываешь? – накинулся он.
– Я не опаздываю! Я приехала раньше времени…
– Ну, значит, это я так сильно торопился, – сразу смягчился Сашка. – Пошли, времени мало…
Швейцар за стеклянной дверью отрицательно помахал рукой, показывая на табличку «Свободных мест нет». Жигунов резко застучал кулаком в стекло, на лице швейцара неспешно проплыли гримасы-маски – удивление, гнев, внимание, интерес, смущение, удовольствие, огромная радость. – Последняя маска, щедро гарнированная медовой улыбкой, распахнула перед нами дверь.
- Предыдущая
- 32/39
- Следующая
